Адское Воинство - Варгас Фред

— Все знают, что ты не в состоянии написать и трех строчек, — злорадно заметил Эмери.

— Пусть тебя это не волнует, Эмери. Еще кое-что. Удобный случай вскоре тебе подвернулся, и предоставила его Лина, сама того не желая, когда она увидела Адское Воинство и об этом стало известно всему Ордебеку. Ты решил, что это перст судьбы. Если убить трех «схваченных», все поверят, что пророчество сбылось, и тогда легко будет настроить общественное мнение против Вандермотов. Я видел эту надпись на стене: «Смерть Л.». А потом убить Лину и ее брата, пособника дьявола. В городе стали бы искать предполагаемого убийцу, неуравновешенного типа, который панически боится Адского Воинства и решил искоренить тех, кто его видит. В тысяча семьсот семьдесят пятом году таких испуганных людей в Ордебеке набралось несколько десятков, и они подняли на вилы Франсуа-Бенжамена.

— Не в семьдесят пятом, а в семьдесят седьмом, — поправил Вейренк, очевидно решив заменить отсутствующего Данглара.

— Да? Ладно, пусть в семьдесят седьмом, — согласился Адамберг.

— Дурак, — процедил сквозь зубы Эмери.

— На Дени лежит почти такая же тяжкая вина, как на тебе, — спокойно продолжал Адамберг. — Он виновен в том, что согласился стать твоим пособником, согласился из трусости, из малодушия. Но когда ты сообразил, что клуб «Блокпост»…

— «Форпост»! — рявкнул Эмери.

— …что «Форпост» обязательно доложит Дени о твоем звонке и о том, что его имя всплыло в расследовании, тебе стало ясно: долго он не продержится. Самое большее несколько часов. А потом заговорит и выдаст тебя. Он ведь был в курсе, что это ты убил троих «схваченных», чтобы подготовить почву для расправы над Вандермотами. Ты пришел к нему, поговорил с ним, постарался унять его страх, а потом оглушил его ударом по сонной артерии — твой любимый прием, — влил ему в глотку виски и заставил проглотить транквилизаторы и снотворное. Однако случилось то, чего ты не предвидел. Дени вдруг встал, почувствовав, что его сейчас вырвет, и бросился к открытому окну. В ту ночь, если помнишь, была гроза. Разгул стихии. Тебе достаточно было поднять его за ноги, и он, потеряв равновесие, выпал из окна. Все решат, что он покончил с собой, боясь неминуемого обвинения в убийстве. Вот и отлично. После мнимого самоубийства Дени план придется немного подкорректировать, но это не страшно. Погибли четыре человека, и даже если их смерть имеет рациональные причины, половина жителей Ордебека продолжает считать, что за всеми событиями стоит Адское Воинство. Это Владыка Эллекен явился и уничтожил «схваченных», а виконт был только исполнителем его воли, его послушным орудием. Таким же, как сатанинские отродья Иппо и Лина. И вполне естественно было бы предположить, что какой-то безумец решил избавить Ордебек от этих двух прислужников Эллекена. Безумец, которого никогда не найдут, поскольку большинство населения его молчаливо поддерживает.

— Целая гора трупов ради того, чтобы избавиться от одного-единственного парня! Не многовато ли? — спросил Эмери, надевая китель.

— Да, многовато. Но ведь тебе доставляло несказанное удовольствие громоздить эту гору трупов. В свое время ты не смог привлечь к ответственности Глайе и Мортамбо, они над тобой посмеялись, унизили тебя. И ты их возненавидел. Эрбье ты тоже ненавидел: тебе так и не удалось его арестовать. Все это были плохие люди, а ты хотел избавить город от плохих людей. В частности, от Иппо, который должен был умереть последним. Но не это главное. Главное то, Эмери, что ты панически боишься Адского Воинства. Убивая «схваченных», ты надеялся, что в награду за это Владыка Эллекен пощадит тебя самого. Ведь имя четвертой жертвы осталось неизвестным, и, очевидно, у тебя были основания полагать, что это будешь ты. Недаром ты избегал разговоров о неназванной четвертой жертве. Думаю, ты убивал и раньше, когда-то давно, и, подобно Глайе и Мортамбо, сумел избежать преследования. Но эту тайну ты унесешь с собой в могилу.

— Хватит, комиссар, — вмешался Бурлан. — Ничто из прозвучавшего здесь не может быть использовано как доказательство.

— Я знаю, майор, — с улыбкой ответил Адамберг и легонько подтолкнул Вейренка и Ретанкур, предлагая им следовать за суровым офицером из Лизьё.

прошептал Вейренк.

Адамберг бросил на него укоризненный взгляд, давая понять, что эта тирада неуместна: точно так же он смотрел на Данглара, когда тот рассказывал о Ричарде Львиное Сердце.

LIV

В этот день Лина не пошла на работу: распорядок в доме Вандермотов был нарушен известием о задержании капитана Эмери, служителя закона. Мир перевернулся с ног на голову. Ознакомившись с отчетом Адамберга (большую часть которого составил Вейренк), майор Бурлан решил передать его следователю, который подписал постановление о временном задержании. Каждый в Ордебеке знал, что Луи-Никола Эмери сидит в камере предварительного заключения в Лизьё.

И, что гораздо важнее, граф передал семье Вандермот письмо, в котором признавал себя отцом Ипполита и Лины. Как он объяснил Адамбергу, ему хотелось, чтобы дети узнали об этом от него самого, а не стороной, из досужих сплетен, все искажающих и опошляющих.

От графа Адамберг направился к Вандермотам. Был уже почти полдень, а они бесцельно бродили по столовой, словно бильярдные шары, которые сталкиваются друг с другом на плохо натянутом сукне, о чем-то спорили на ходу, кружили возле стола с неубранными остатками завтрака.

Прихода Адамберга как будто никто и не заметил. Мартен осторожно измельчал пестиком что-то, умещавшееся на самом донышке ступки. Ипполит, обычно исполнявший роль хозяина дома, сегодня кругами ходил по комнате, проводя указательным пальцем по стенам, словно чертил на них невидимую линию. Играет, как ребенок, подумал Адамберг. Иппо выстраивал свою жизнь заново, у него на это уйдет много времени. Антонен в тревоге следил за быстрыми движениями брата, то и дело перемещаясь, чтобы Иппо случайно не ушиб его. Лина устроилась на стуле и ногтем сцарапывала с него чешуйки облупившейся краски так тщательно, словно от успеха этой работы зависело все ее будущее. Только мать сидела совершенно неподвижно в своем привычном убежище — большом кресле. Вся ее поза — поникшая голова, крепко стиснутые тонкие ноги, руки, обхватившие плечи, — говорила о нестерпимом стыде, от которого нет спасения. Теперь каждый знал, что она спала с графом, что она изменяла Вандермоту, и весь Ордебек будет судачить об этом до бесконечности.

Ни с кем не здороваясь — поскольку все явно были не в состоянии ответить, — Адамберг сначала подошел к матери и положил ей на колени букет, который принес для нее. От этого, как ему показалось, ей стало еще тяжелее. Она чувствовала, что недостойна этих цветов. Но Адамберг все-таки заставил ее взять их, осторожно вложив стебли ей в руки. Затем повернулся к Мартену:

— Тебя не затруднило бы сварить нам кофе?

Эти слова, а также обращение на «ты» привлекли к себе внимание всей семьи. Мартен отложил пестик и, почесывая голову, направился к плите. Адамберг сам достал из буфета кружки и расставил их на неубранном столе, сдвинув грязную посуду в угол. Потом попросил каждого по отдельности занять свое место. Лина приняла приглашение последней и, усевшись, тут же принялась сцарапывать ногтем облупившуюся краску с ножки стула. Адамбергу, не обладавшему талантом психолога, на секунду захотелось убежать из этого дома. Он взял у Мартена кофейник, наполнил все кружки и поднес одну из них матери, которая не стала пить: ее руки все еще судорожно сжимали букет. Адамберг подумал, что он, наверно, никогда не пил так много кофе, как в Ордебеке. Иппо тоже отказался от своей кружки, вместо этого он открыл бутылку пива.