Монс Каллентофт - Дикая весна
Хотя Леопольд подозревал, что полиция уже села им на хвост, он испытывает шок, когда читает об этом на сайте «Дагенс нюхетер». Как будто ему нанесли два удара – один в солнечное сплетение, другой в сердце, – и теперь он точно знает, что все пропало, что Йоксо Мирович рассказал свою историю полиции, и теперь лишь вопрос времени, когда они доберутся сюда. «И арестуют нас. И мы сядем в тюрьму на пожизненное заключение. На тридцать лет. Я буду совсем стариком, когда нас выпустят…»
Но затем мужество возвращается к нему, энергия и целеустремленность не изменили ему.
«Как они нас найдут?
Никто не знает, что это место принадлежит нам.
При помощи денег в нужные карманы можно стереть из реестров все что угодно. Кусок земли, дом? Никаких проблем. Все это устроил отец – хотел иметь местечко, которого как бы нет, и он передал его нам; велел нам доставить варанов из Азии, держать на острове этих красивых древних животных…»
Леопольд выходит на террасу дома и смотрит вниз, на сараи, в которых они держат животных.
Он терпеть не может спускаться туда, даже когда животные сытые и ленивые и отдыхают в своих клетках в свете тепловых ламп, а уж тем более когда они, проголодавшись, грызут решетку своих клеток, как безумные.
Они закупили варанов в Таиланде и Индонезии, создали компанию и получили разрешение на импорт. Затем закрыли предприятие и сообщили, что животных умертвили, а проверять это никто не стал.
Кормят варанов они по очереди. Сейчас прошло уже много времени – никто из них не хочет идти в сараи к варанам, видеть их острые, щелкающие от голода челюсти.
А человек, который помогал им, когда они уезжали – иногда на длительное время, – он будет молчать, получает такие хорошие деньги, что ничего никому не скажет; к тому же он, похоже, боится братьев. Ему они велели не появляться здесь, пока они снова не позовут его.
Затем Леопольда снова охватывают сомнения. Кто знает, как работают эти полицейские, кто знает, что они могут разнюхать, когда хотят и должны…
«Мы виновны в организации четырех убийств.
Наша песенка спета.
Деньги никогда не будут нашими. Мы никогда не сможем снова показаться на людях.
А полиции наверняка известно про детей, и украденные дети – их первый приоритет.
Как и убийства.
Они не отступятся.
Все пропало. Что делать? Что, черт подери, нам теперь делать?»
Леопольд не хочет об этом думать, но понимает, что должен.
«Думай логично, Леопольд.
Задействуй рациональное мышление».
От моря и окружающего леса веет холодом, но, как всегда, он не может закрепиться здесь – на острове всегда немного теплее, чем в других местах, свой особый микроклимат.
Леопольд снова смотрит на берег, где они держат варанов, и внезапно мысль о них придает ему спокойствие. Отец знает, что у них здесь эти животные, что им удалось их сохранить, хотя все новорожденные детеныши умирали через пару недель.
Внезапно Леопольд слышит шипение варанов – слышит, как они колотятся в свои загородки.
Его охватывает страх.
А вдруг они вырвутся? Начнут ползать по лесу, поднимутся на террасу дома и нападут?
Но они не могут выбраться из клеток.
Или могут?
Леопольд отгоняет мысли о варанах, смотрит на своего брата Хенри, который лежит на диване, бездумно пьет колу, и зовет его к себе.
Брат нехотя поднимается.
Они идут в кухню, и там, возле роскошной стеклокерамической плиты от Гаггенау, Леопольд рассказывает Хенри, что он нашел в Интернете, и добавляет:
– Сейчас мы уберем их и свалим отсюда.
Поначалу Хенри пугается ледяной холодности в тоне брата, но потом понимает, что брат прав, его предложение – единственный логический выход. Убить детей. Закопать их или отдать варанам, пусть плотоядные звери сделают свое дело – двое маленьких детей легко могут исчезнуть без следа. Или взорвать их – это просто, так просто…
Когда они в последний раз спускались к ним, дети кричали от страха.
Словно пытались заглушить страх.
Или надавить на них.
И он, и Леопольд ощущали ранее приступы ярости. Что эти дети о себе вообразили? Что они могут заставить братьев Куртзон дать слабину, проявить милосердие? Что? Что заставляет их так думать? Они не понимают, что мы суровы и эффективны?
От них надо срочно отделаться.
И все же Хенри произносит:
– А нам обязательно нужно их убивать?
Лицо Леопольда искажается гримасой, в глазах появляется то решительное выражение, которое всегда возникает, когда он в чем-то глубоко уверен, а уверен он бывает часто, куда чаще, чем сам Хенри, хотя иногда становится вдруг воплощением сомнения.
– У тебя есть предложения получше? – спрашивает Леопольд. – Конечно же, они могут пригодиться в качестве заложников, но живыми они будут нам большой обузой.
– Но надо ли убивать детей? Наша игра, похоже, все равно проиграна.
– Мы должны доиграть ее до конца, – отвечает Леопольд. – Ты хочешь сидеть в тюрьме тридцать лет?
– Нет, нет! Вся идея с самого начала была неудачная, – говорит Хенри и видит, как в глазах брата закипает злость.
– Мы знали, что делали, когда похитили их на Пхукете и привезли сюда на чартерном самолете. Не так ли? – кричит он. – Это не была неудачная идея. Или надо было от всего отказаться? И ты прекрасно знал, что делаешь, когда усыпил детей перед полетом и когда заплатил пилоту.
Хенри молчит. Затем произносит:
– А теперь – теперь мы ничего не получим.
– Но мы можем доказать отцу, что не слабаки, – отвечает Леопольд.
И в этот момент, когда их должна была бы охватить паника, наступает спокойствие – как в тех историях, которые он слышал о гибели «Титаника», когда пассажиры спокойно шли навстречу своей судьбе, и корабль пошел ко дну без особой паники на борту.
Или катастрофа «Эстонии». О ней тоже рассказывали подобные истории.
– Мы можем оставить их в живых, – говорит Хенри. – Отпустим их. Покинем дом, а их кто-нибудь найдет. Им три года и шесть лет, мы не можем их убить.
– Мы должны.
– Зачем?
– Чтобы показать нашу власть. Нашу силу. Чтобы ее увидел весь мир.
Хенри смотрит на своего брата, видит несгибаемую уверенность в его глазах – в его рассуждениях есть своя суровая правда.
Никто еще не убегал из темной тесной комнаты.
Никто, побывав там, не может больше поднять глаза и увидеть небо.
Вместо этого – жажда, страсть чего-то другого.
– И куда мы потом отправимся? – спрашивает Хенри.
– Мы исчезнем. Дадим часовому механизму отсчитать время до конца. Уничтожим все свидетельства того, что мы тут были.
– А куда мы поедем?
– Поплывем на катере в Эстонию. Нам надо всего лишь переплыть Балтийское море, запаса горючего хватит на больший отрезок. А потом сядем на самолет в Южную Америку. Или в Азию. Мир велик. С деньгами, которые у нас в чемодане, мы долго продержимся.
– Окей, сделаем, как ты говоришь.
– Отлично. Но прежде всего мы должны убить детей, – шепчет Леопольд.
– А не достаточно того, что они погибнут во время взрыва?
– Нет, мы должны это сделать, ты должен это сделать, чтобы быть уверенными, что они умерли. Детей в кладовке надо уничтожить, и мы должны сделать это сами.
В конце концов Хенри кивает.
Он снова поднимает и опускает голову, и они поднимаются этажом выше, в неиспользуемую четвертую спальню, открывают шкаф, вынимают пистолеты и автомат.
Стоят с оружием в руках в спальне в сумеречном свете.
Смотрят друг на друга.
У них ничего нет, кроме друг друга.
Они срослись друг с другом.
Они обнимаются – и чувствуют, как кровь в их жилах сливается в единую кровеносную систему и как сомнения и решимость, любовь и ненависть, добро и зло, алчность и щедрость сплавляются в единое качество без названия, которое стремительно растекается по их телам и душам.
Братья размыкают объятия, спускаются на самый нижний этаж дома, наполовину скрытый под землей, находящийся в скале, возле крутого уступа которой построен дом.
Они открывают дверь за дверью по пути в ту комнату, где заперты дети.
Они слышат тиканье.
С этим надо разобраться.
Поначалу они очень шумели, эти дети. Несмотря на мелки, которые им дали.
«Но нам удалось заставить их замолчать, – думает Леопольд. – Во всяком случае, почти. Они почувствовали наш гнев».
Сейчас там, внутри, тихо. Они даже не плачут. Похоже, у них в легких не осталось крика – только немой страх.
Братья снимают оружие с предохранителя.
И открывают последнюю дверь.
Ту, что ведет в темную комнату.
Ту дверь, которая ведет к детям.
Глава 57
Слышится лишь слабое гудение мотора.
Они миновали Норртелье и теперь въезжают прямо в глубокие леса, покрывающие побережье. В ночи деревья кажутся привидениями, ухмыляются, глядя на Малин, хотя она и не видит их лиц.
Зак за рулем. Собран и целеустремлен. Конни Нюгрен отправился домой. Они не захотели брать его с собой – поначалу он протестовал, но потом сдался. Маловероятно, что братья и дети находятся на острове к северу от Норртелье – скорее всего, дом выпал из реестров из-за банальной административной ошибки.
