Тесс Герритсен - Жатва
Со стола взгляд Кацки переместился на шкафчик с препаратами для анестезии. Шкафчик тоже был на колесах и стоял у изголовья стола. Детектив выдвинул верхний ящик. Внутри лежали стеклянные шприцы и иглы в пластиковых футлярах.
– Чем они тут занимались? – недоумевал Лундквист.
Кацка задвинул верхний ящик и взялся за следующий. Здесь лежали стеклянные пузырьки. Он вытащил первый попавшийся. На этикетке значилось: «Хлорид калия». Пузырек был наполовину пуст.
– Это не демонстрационное оборудование, – сказал Кацка. – Похоже, это… операционная.
– Операционная в таких трущобах? – удивился Лундквист. – Что за операции они здесь делали?
Кацка опять посмотрел на стол. На болтающиеся ремни фиксаторов. И вдруг ему вспомнилась Эбби со связанными руками. Ее заплаканное лицо. Воспоминание было настолько болезненным, что он встряхнул головой, прогоняя картинку. Страх, охвативший Кацку, мешал ему думать. Но если он не будет думать, он не поможет Эбби. Не спасет ее. Кацка отшатнулся от стола.
– Слизень, вам никак стало плохо? – забеспокоился Лундквист.
– Нет. – Он подошел к двери. – Я в лучшем виде.
Он выбрался наружу, встал под пронизывающим ветром и еще раз обвел глазами здание «Эмити». Посмотришь с улицы – ничего примечательного. Обветшалое строение в захудалом квартале. Грязный фасад из коричневого песчаника. Окна с выступающими коробками кондиционеров. Его вчерашний визит не выявил ничего подозрительного. Заурядный торговый зал, обшарпанные столы, заваленные каталогами. Приемщики заказов, похожие на живые манекены. Но вчера он не видел верхнего этажа. Кацка и представить не мог, куда его поднимет лифт.
В операционную. К столу с ремнями.
Менее часа назад Лундквист выяснил, что «Эмити» принадлежит «Компании Сигаева». Той самой компании из Нью-Джерси, владевшей грузовым судном. Опять русская мафия. Насколько глубоко она пустила корни в Бейсайде? Или русские просто вели подпольный бизнес с кем-то из клиники? Бейсайд вполне мог оказаться их торговым партнером по черному рынку.
У Лундквиста запищал пейджер. Прочитав сообщение, молодой детектив поспешил в машину, где оставил свой сотовый.
Кацка стоял перед зданием. Он думал об Эбби и о том, где еще ее искать. Клинику они перерыли вдоль и поперек. Осмотрели стоянку и всю прилегающую территорию. Все указывало на то, что Эбби ушла из клиники сама. Но куда она направилась? Кому еще позвонила? Скорее всего, тому, кому доверяла.
– Слизень!
Кацка повернулся. Возле машины стоял Лундквист, размахивая сотовым телефоном.
– Кто звонит? – спросил Кацка.
– Береговая охрана. Их вертолет ждет нас.
По лестнице снова кто-то топал.
Эбби вскинула голову. Яков мирно спал. Она боялась, что гулко колотящееся сердце разбудит мальчишку, но он даже не шевельнулся.
Дверь распахнулась. На пороге стоял Тарасов в сопровождении еще двоих.
– Пора идти, – сказал он, глядя на Эбби.
– Куда? – спросила она.
– Здесь недалеко. – Тарасов кивнул на Якова. – Будите его. Он тоже пойдет.
Эбби крепче обняла Якова.
– Только не мальчика, – сказала она.
– Его в первую очередь.
– Почему? – спросила Эбби, упрямо мотая головой.
– У него четвертая группа крови, положительный резус. Единственный экземпляр, которым мы располагаем в данный момент.
Эбби посмотрела на Тарасова. Потом на Якова. Как безмятежно он спал. В щуплой груди билось сердце.
«Это сердце пойдет Нине Восс, – подумала она. – У Нины та же группа и тот же резус…»
Один из спутников Тарасова рывком поставил Эбби на ноги. Она не смогла удержать Якова. Мальчишка скатился на пол. Только сейчас он проснулся и очумело заморгал. Второй мужчина пнул его носком ботинка и что-то прокричал по-русски.
Мальчишка сонно встал.
Тарасов шел первым. Они миновали тускло освещенный коридор, остановились возле запертого люка, прошли через люк, поднялись по лестнице, прошли через другой люк. Дальше тянулся проход, устланный металлическими плитами. В конце прохода была синяя дверь. Тарасов направился прямо к двери. Проход качался под его грузным телом.
И вдруг мальчишка вырвался и побежал обратно. Один из мужчин успел ухватить его за рубашку. Яков повернулся и впился зубами ему в руку. Взвыв от боли, мужчина наотмашь ударил Якова по лицу. Удар был настолько жестоким, что мальчишка распластался на полу.
– Прекратите! – крикнула Эбби.
Мужчина резко поднял Якова и снова ударил. Теперь мальчишку отбросило к Эбби. Она подхватила Якова на руки. Он уткнулся ей в плечо и заплакал. Укушенный мужчина шагнул к ней, намереваясь их разделить.
– Не приближайтесь к нему! – потребовала Эбби.
Яков дрожал и что-то бормотал, перемежая слова всхлипываниями. Эбби прижалась губами к его волосам и прошептала:
– Дорогой, не бойся. Я с тобой. Я останусь с тобой.
Мальчишка поднял голову. Его глаза расширились от ужаса.
«Он знает, что нас ждет», – подумала Эбби.
Ее толкали вперед. По металлическим листам. За синюю дверь.
Они очутились в совершенно другом мире.
Коридор со стенами из выбеленного дерева. Белый линолеум на полу. Мягкий, рассеянный свет. Они прошли мимо винтовой лестницы, завернули за угол и уперлись в широкую дверь.
Яков дрожал все сильнее. Почему-то он стал тяжелым. Эбби спустила мальчишку на пол, обхватила его лицо руками и заглянула в глаза. Их глаза встретились на секунду, но этого хватило, чтобы передать все, что они не могли сказать словами. Эбби крепко сжала руку Якова. Они вместе пошли к широкой двери. Один сопровождающий топал впереди, второй – сзади. Тарасов уже подошел к двери. Пока хирург ее отпирал, Эбби группировалась. Все ее мышцы напряглись для следующего шага. Руку Якова она отпустила.
Тарасов распахнул дверь. Помещение за нею было умопомрачительно белым.
И тогда Эбби решилась. Она навалилась плечом на впередиидущего, а тот, в свою очередь, толкнул Тарасова. Хирург споткнулся прямо на пороге.
– Мерзавцы! – крикнула Эбби, молотя их руками. – Вы все мерзавцы!
Второй бугай попытался схватить ее за руки. Эбби развернулась и что есть силы ударила его по лицу. Краешком глаза она засекла какое-то движение. Воспользовавшись суматохой, Яков улизнул за угол. Сопровождающие Тарасова кинулись к ней с двух сторон, схватили и подняли в воздух. Эбби извивалась, молотя воздух. Но ее уже тащили в умопомрачительно белую комнату.
– Утихомирьте ее! – потребовал Тарасов.
– Мальчишка…
– Забудьте про мальчишку. Он никуда не денется. Тащите ее на стол.
– Она весь стол разнесет!
– Подонки! – крикнула Эбби.
Ей удалось высвободить ногу.
Тарасов рылся в шкафах.
– Руку! – отрывисто приказал он. – Слышите? Мне нужно добраться до ее руки!
Он шел к Эбби, держа наготове шприц. Игла больно проткнула кожу. Эбби вскрикнула. Она дернулась, но ей было не вывернуться. Она снова дернулась. Теперь руки и ноги ее едва слушались. Она боролась с рассеивающимся зрением. Веки сами собой опускались. Голос исчез. Она попробовала крикнуть, но не смогла даже вздохнуть.
«Что такое со мной? Почему я не могу двигаться?»
– Тащите ее в соседнее помещение! – распорядился Тарасов. – Нужно интубировать, иначе мы ее потеряем.
Его помощники перенесли Эбби в другую комнату и положили на операционный стол. Сверху лился яркий, обжигающий свет. Ее сознание оставалось предельно ясным. Укол обездвижил ее. Помимо сознания, остались ощущения. Эбби чувствовала, как затягивают ремни на ее руках и ногах. Чувствовала руку Тарасова на лбу. Он запрокинул ей голову и вставил в горло холодную стальную трубку ларингоскопа. Крик ужаса прозвучал только у Эбби в голове. Из горла не вырвалось ни звука. Пластиковая интубационная трубка уходила все глубже, вызывая рвотный рефлекс и перекрывая дыхание. Чуть задев голосовые связки, трубка опустилась еще ниже, в трахею. Эбби не могла ни повернуться, ни даже в отчаянии глотнуть воздуха. Трубку лейкопластырем прикрепили к ее лицу, присоединив другой конец к мешку Амбу – ручному аппарату для искусственной вентиляции легких. Тарасов нажал резиновую грушу. Грудь Эбби трижды быстро поднялась и опустилась. Три спасительных глотка воздуха. После этого Тарасов отключил мешок Амбу и подсоединил трубку к вентилятору. Машина заработала, мерно нагнетая воздух в легкие Эбби.
– Теперь идите за мальчишкой! – приказал Тарасов. – Не вдвоем! Кто-то один. Мне нужен ассистент.
Ушел тот, кого Яков укусил за руку. Второй подошел к столу.
– Закрепите ей ремень на груди, – потребовал Тарасов. – Через пару минут действие сукцинилхолина пройдет. Мне не нужны тут дерганья, пока я ввожу внутривенный катетер.
«Сукцинилхолин. Препарат, погубивший Аарона. Он не мог ни сопротивляться, ни дышать».
Действие сукцинилхолина ослабевало. Эбби чувствовала, как грудные мышцы пытаются вытолкнуть чужеродную трубку. У нее снова поднимались веки. Теперь она видела лицо помощника Тарасова. Он разрезал на ней одежду, с удовольствием разглядывая ее грудь и лобок.