Соперница - Робертс Нора

– Я не хочу, чтобы меня защищали! – Она вырвалась, бессильно сжав руки в кулаки. – Мне не нужна защита. Неужели ты этого не видишь? Неужели ты не понимаешь? Он использовал меня, чтобы убить ее. Он использовал меня. Он не причинит мне вреда; меня не надо защищать. Но бог знает, кого еще он захочет убить из-за меня!

– Меня, – с тихой яростью произнес Финн. – В этом все дело. Ты думаешь, что он может попытаться убить меня. Лучший способ избежать этого – бросить меня, правильно? И сделать так, чтобы все знали, что наши отношения прекратились.

Ее губы задрожали раньше, чем она успела их крепко сжать.

– Я не буду спорить с тобой, Финн.

– В этом ты совершенно права. – Он схватил чемоданчик и перевернул его кверху дном. – И никогда больше не пробуй спорить со мной! Никогда больше не играй моими чувствами к тебе так, как сейчас!

– Он попытается убить тебя, – вяло ответила Дина. – Я знаю.

– Значит, ты лгала, потому что хотела защитить меня? – Она открыла было рот, но промолчала, а Финн усмехнулся. – Зуб за зуб, Дина. Можем считать, что мы квиты. Значит, ты не хочешь, чтобы тебя защищали. Я тоже не хочу. А чего ты хочешь?

Она подняла сжатый кулак к щекам, потом бессильно уронила руки.

– Я хочу, чтобы ты прекратил смотреть на меня так, будто я вот-вот развалюсь на части!

– Есть. Что еще?

– Хочу, чтобы ты поклялся, что больше ничего не будешь от меня скрывать, независимо от того, насколько сильно это меня расстроит!

– Договорились, но к тебе это тоже относится.

Она медленно кивнула, глядя ему в глаза.

– Ты все еще злишься.

– Ага, я все еще злюсь. Это результат того, что любимая женщина режет меня без ножа.

– Ты все еще хочешь меня?

– О боже, да, я все еще хочу тебя.

– Мы не занимались любовью с тех пор, как все это случилось. Когда я начинала приставать к тебе, ты меня только утешал и обнимал, но больше ничего.

– Да. – Финн почувствовал, как кровь забурлила в его жилах. – Я хотел дать тебе время.

– Мне не надо времени! – заорала она на него, ощущая первый свежий порыв облегчения. – Я не хрупкая, не слабая, не изнеженная! Немедленно прекрати смотреть на меня, словно я фарфоровая кукла и сейчас разобьюсь на кусочки! Я живая! Я хочу чувствовать себя живой! Сделай так, чтобы я почувствовала себя живой.

Финн протянул к ней руку, провел костяшками пальцев по ее щеке.

– Тебе надо было попросить чего-нибудь посложнее.

И поцеловал ее. Дина ощутила искры неистовой страсти, которую он пытался сдержать, вкус горячего разочарования, опаляющее желание.

– Не надо, – прошептала она. – Не надо нежности. Не теперь.

Финн хотел быть нежным. Но Дина потянула его вниз, на кровать, с яростной силой срывая с него одежду. И он не смог больше сдерживать своих чувств, не смог оставаться нежным. Ее поцелуй заставил его забыть об осторожности, ввергая в пучину безумия.

Ее тело вибрировало, изгибалось дугой, напрягалось. Еще – было единственной мыслью, оставшейся у нее в голове. Еще больше Финна. Еще больше кипящего неистовства, которое, понимала Дина, ему приходилось сдерживать в течение нескольких дней. Дина хотела, чтобы теперь он дал своей энергии вырваться наружу.

Она слышала, как тяжело и глухо колотилось собственное сердце, чувствовала, как пульсировала кровь в ее жилах. И торжествующе вскрикнула, когда Финн рывком распахнул рубашку, спеша к ее телу.

В окнах дрожали стекла от набиравшего силу ветра. Ветер выл в каминной трубе, стараясь загнать дым обратно в комнату. Но огонь ярко пылал в очаге и даже сильнее разгорелся от угроз приближающейся бури.

Финн и Дина метались по кровати, как грозовые молнии.

Его губы были хищно прижаты к ее, зубы царапали уже повлажневшую от страсти кожу. Горячо и быстро дыша, Финн грубо сжимал ее тело, спеша овладеть им. Дина выгибалась ему навстречу, запрокинув голову назад; из ее горла вырвался долгий и дикий стон.

Быстрее. Быстрее. Безрассудство достигло высшей точки, когда он вцепился в ее джинсы, спускаясь голодным ртом все ниже и ниже по туловищу, к пылающему жару. Дина запустила руки в его волосы, прижала его к себе, сильнее, сильнее. Финн не почувствовал, как ее ногти впились ему в спину от безжалостного удара первого оргазма.

Он пожирал ее, отпустив на волю зверя, скрытого в человеке, нетерпеливыми укусами требовал от нее нового отклика, разжигал новый огонь языком и губами.

Собственное дыхание обжигало его горло, кровь стучала в висках и чреслах. Последняя волна ощущений обрушилась на Финна, заливая светом – белым и ослепительным. Ему показалось, что она опять закричала, и он излил в нее свое семя.

24

Офис Маршалла Пайка был похож на элегантную гостиную. Но здесь никто не жил.

Даже письменный стол Маршалла казался скорее частью реквизита, чем рабочим местом. Зеркально отполированный дуб, блестящие латунные ручки. Письменный набор из темно-красной кожи своим цветом наводил на мысли о дорогих винах и экзотических растениях. Финн всю жизнь жил в достатке и со всеми атрибутами достатка, которые покупаются за деньги, но девственно опрятный офис Маршалла Пайка показался ему бездушным.

– Естественно, я был бы счастлив сотрудничать с полицией. – С благочестивым видом Маршалл одернул рукава своего пиджака над накрахмаленными белыми манжетами с запонками, украшенными монограммой. – Как я уже объяснил, они решили, что нет никакой необходимости беседовать со мной. Да и зачем? Мне нечего сказать прессе.

– Как я уже объяснил, я здесь не в качестве представителя прессы. Вы не обязаны разговаривать со мной, Пайк, но если вы откажетесь… – Финн развел руками. «Дженнер будет психовать, – подумал он, – что я не предупредил его об этой встрече». Но это была личная беседа. – Некоторые из моих коллег могут быть благодарны напоминанию об одном инциденте между вами и Анджелой. Особенно если ему как-то удалось ускользнуть от внимания прессы несколько лет назад.

– Не верится, что столь банальное происшествие может кого-то заинтересовать.

– Забавно, чем только не интересуется публика, правда? А если подать его под определенным углом, то банальное происшествие может заинтриговать и полицию.

Конечно же, этот человек просто блефует, успокоил себя Маршалл. Ничто, абсолютно ничто не связывало его с Анджелой, кроме минутного умопомрачения. Но все же… даже одно слово, сказанное не тому, кому надо, может привести к огласке, которая навредит его практике.

Несколько вопросов, подумал он, и несколько ответов не будут иметь никакого значения. В конце концов, он же был экспертом по общению. И если не сможет справиться с этим слишком наглым репортером, то не заслуживает всех своих выдающихся дипломов, висящих на стене за спиной.

Даже больше того: он с удовольствием поставит на место этого типа, которого Дина предпочла ему, Маршаллу.

– До семи я свободен. Могу уделить вам несколько минут.

– Больше мне и не надо. Когда вы узнали о смерти Анджелы?

– Из новостей, утром после убийства. Я был потрясен. Я понял, что Дина была вместе с ней в студии. Как вы знаете, нас с Диной связывали определенные отношения. Естественно, я переживаю за нее.

– Уверен, что это поможет ей спокойно спать по ночам.

– Я пытался найти ее, предложить свою помощь. Дина когда-то многое значила для меня.

В одних интервью приходится подталкивать, в других – только слушать. В случае с Маршаллом Финн заметил, что чем короче был вопрос, тем длиннее ответ.

– А Анджела Перкинс? – Финн облокотился на спинку стула. Внешне он казался расслабившимся, но на самом деле держался настороже, наблюдая за выражением глаз Маршалла. – Ее вы любили?

– Нет, – коротко ответил тот. – Не любил.

– Но ведь ваши отношения с Диной прервались из-за вашей связи с мисс Перкинс?

– Это была не связь. – Маршалл сжал руки над поверхностью стола. – Это была минутная потеря самоконтроля и здравого смысла. Я достаточно быстро понял, что Анджела подстроила этот инцидент из своих собственных соображений.