Антология - Пустой дом Шерлока Холмса (сборник)
Сразу же после подписания контракта со звукозаписывающей компанией я стала встречаться с моим агентом Тоддом Картером. Я была польщена его вниманием, считала, что мне очень повезло, что он заинтересовался мной. Мы вместе уже пять лет, даже обручены. Мы с ним одна из тех пар знаменитостей, о которых так любят посплетничать. И Тодд «продает» нас направо и налево: «домашние» фотосеты в журналы, влюбленная пара на яхте и тому подобное. Но оказалось, что Тодд – диктатор по натуре, он даже установил маячок мне в телефон, чтобы знать, где я нахожусь каждую минуту. Мне нельзя и шагу ступить без его разрешения, он держит меня на диетах, одержим тем, чтобы я выглядела моложе своих лет. Ему тридцать пять, и он считает, что на фоне молоденькой спутницы сам смотрится гораздо лучше. Он помешан на своей внешности и перенес уже множество косметических операций. Я не буду говорить, что боюсь его, мистер Холмс, но он очень влиятельный человек. Он сотворил меня, он же может меня уничтожить. Своих денег у меня нет, всеми моими средствами распоряжается он. Мне даже булочку не купить так, чтобы он об этом не узнал.
– Я правильно понимаю, что за вступлением последует интересная развязка? – нетерпеливо оборвал ее Холмс.
– Сейчас я встречаюсь с другим человеком, мистер Холмс. С мужчиной, который мне очень дорог и который делает меня по-настоящему счастливой. Я не горжусь этим, но если быть честной, Тодд – холодный человек. Не то чтобы я ему нужна, просто он не позволит мне принадлежать кому-то другому. Если он обо всем узнает – он уничтожит и его, и меня. Я была очень осторожна, но кое-что произошло. Этот злой, жестокий…
Ее голос дрогнул, а из огромных голубых глаз на щеки покатились слезы. Гарет вынул из кармана салфетку и протянул ей. Она взяла себя в руки и продолжила рассказ.
– Его зовут Чарли Милвертон. Он живет за счет известных людей, собирая все, что может узнать о них и продать желтой прессе. Как только у него появляется что-нибудь новое, он требует от человека, которого может погубить, платы за свое молчание. В его кладовых столько чужого грязного белья, что его все боятся, даже имя его не произносят вслух. Помните тот скандал с растратами члена парламента? А обвинения в прослушивании телефонов? А молодого полицейского, покончившего с собой, когда газеты опубликовали снимки, на которых он принимает наркотики? Это все Милвертон.
Сейчас он шантажирует меня, и я не знаю, что делать. У него есть запись камеры наблюдения из лифта, на которой видно, как я целую того мужчину. Он грозится обнародовать ее, если я не заплачу ему двести тысяч фунтов. А у меня нет своих денег, мистер Холмс, я не могу ему заплатить. Но если это всплывет, моя репутация погибнет и пострадает еще один человек, который этого совершенно не заслуживает. Помогите мне, прошу вас.
Доктор Уотсон иногда искал спасения от нормальной и размеренной жизни, навещая Холмса на Бейкер-стрит, 221b. Сейчас, правда, когда у него были иные обязательства – ожидающий его прихода накрытый стол и еженедельный воскресный обед с родственниками жены, – он не мог располагать своим временем, как прежде. Вот и теперь, получив сообщение от Холмса, он послушно отправился к другу, улучив момент, пока его жена была на пилатесе. Как Холмс и просил, доктор захватил с собой всю информацию о Чарли Милвертоне, которую ему удалось раздобыть в Интернете.
Холмс всегда вел себя очень сдержанно, когда Уотсон заходил в их старую квартиру, но доктор знал, что его друг просто старается не показывать, насколько рад его визиту.
– Итак, – приветствовал друга Уотсон, бросая на кофейный столик целую кипу бумаг. – Мне пришлось повозиться, выполняя вашу просьбу.
– Главное, что на работе было немного дел.
– Откуда вы знаете? Я мог бы все это сделать и дома.
– Слишком хорошая бумага, а домой вы покупаете ту, что попроще.
Уотсон никогда особо не перетруждался в офисе. У него была частная врачебная практика, и в основном к нему приходили бездельники, отправленные компанией его сестры. У нее была юридическая фирма, специализировавшаяся на договорах на обусловленную оплату. От Уотсона требовалось только подписать бумаги о том, что у пациента хлыстовая травма[2], стресс или нервное истощение, даже если ничего этого не было в помине.
– Чарли Милвертон был редактором таблоида, – начал рассказывать Уотсон. – Но его выгнали из-за проблем с алкоголем. Тогда он ушел в тень, но продолжил пользоваться своими широкими связями в журналистских кругах. Он помешан на знаменитостях, и именно к нему надо обращаться, если у кого-нибудь появляется компрометирующая запись, дискредитирующее письмо, украденное из электронного почтового ящика, или документ с душком. Он покупает и перепродает информацию. Считается, что он стоит за некоторыми сайтами, которые по большей части наполнены сплетнями об известных людях, но есть и один серьезный: там размещается политическая информация, правда, никто ничего не может доказать. – Уотсон откинулся в кресле, надеясь, что его друг оценит проделанную им работу.
– Вы приложили массу усилий, Уотсон, но самого важного раздобыть не смогли.
– Чего именно? – спросил Уотсон, обиженный, но не удивленный.
– Легитимность! Вы работаете с юридической фирмой, и мне нужно знать, не нарушает ли этот человек каких-либо законов.
– Я работаю на юридическую фирму, Холмс, а это меняет дело.
– Ну что ж, к счастью, я предвидел вашу неудачу и сам проконсультировался с нужным человеком, мистером Л. Пайком, известным адвокатом знаменитостей, который был мне обязан. Милвертон действует очень быстро. Он выбрасывает материал в прессу до того, как может быть подан запрос на безусловный запрет на публикации, а суды сейчас крайне неохотно встают на защиту пекущихся только о себе знаменитостей. Мне не остается иного выхода, как пойти с ним на переговоры от лица своего клиента, он прибудет сюда в течение часа. Прошу вас, Уотсон, останьтесь. Ваша жена собирается навестить подругу после пилатеса, поэтому она сегодня взяла машину, а вы приехали на такси. Я отсюда вижу чек, который торчит из кармана ваших брюк, с его помощью гораздо удобнее требовать возмещение затрат с юридической компании, на которую вы трудитесь.
Чарли Милвертон ввалился в комнату. Он был тучен, мал ростом и уродлив, и, казалось, шантаж был единственным средством для него оказаться вблизи «красивых людей», которыми он был одержим.
Холмс пытался убедить Милвертона пойти на уступки, но упрямый коротышка и не думал соглашаться. Его не интересовало ни уменьшение «штрафа», ни выплата требуемой суммы по частям. Попытка воззвать к его сочувствию тоже провалилась. Уотсон наблюдал за тем, как Холмс начал волноваться, теряя свое обычное хладнокровие перед подобным упрямством. Наконец Холмс, крайне удрученный и утомленный переговорами, поднялся из кресла и попросил Милвертона уйти, и монстр кричащих заголовков, победно улыбаясь, прошествовал к дверям.
– Плата должна быть внесена к субботе, мистер Холмс, иначе мне ничего не останется, как предать имеющиеся у меня материалы огласке. Передайте вашей клиентке, чтобы платила или же готовилась к последствиям.
Холмс захлопнул за Милвертоном дверь и вернулся в свое кресло. Уотсон не нарушал тишины, давая своему другу тщательно обдумать сложившуюся ситуацию. В конце концов, понимая, что его жена вскоре должна приехать домой, он встал, чтобы уйти.
– Жена будет жутко волноваться, если я задержусь.
– Дурацкий оборот речи, американизм, – пробормотал Холмс. Потом внезапно вскочил и схватил Уотсона за плечи: – Америка! Великолепно, Уотсон! Вы снова оказали мне неоценимую услугу, даже не осознавая этого! Дорогу до двери вы знаете сами…
С этими словами Холмс схватил свой пиджак и бросился к выходу. Он опять был полон той живой и бурлящей энергии, которая предвещала его недругам неминуемое поражение.
Привычный к манере Холмса вести дела, Уотсон тем не менее был поражен, когда в пятницу утром по новостным каналам прошли сюжеты об аресте Милвертона. Бывшего редактора таблоида арестовали в его жилище и препроводили в полицейский участок. Уотсон не стал слушать версий комментаторов о произошедших событиях и бросился на Бейкер-стрит. Эта новость стоила того, чтобы опоздать на работу и рискнуть навлечь на себя гнев недремлющих юристов.
– Америка, Уотсон! – гордо провозгласил Холмс. Он выглядел так, будто не спал всю ночь, но не утратил бьющей через край энергии. – Я должен перед вами извиниться, ведь то, что вы нашли, в конечном итоге сыграло решающую роль.
Извинения Холмса стали для Уотсона полной неожиданностью. Обычно все результаты его усилий воспринимались со снисходительностью и критикой. Когда вышла из печати его первая книга, Холмс был безжалостен: он назвал ее праздной погоней за сенсациями, не уделяющей достаточно внимания его «методу». Но хуже всего пришлось Гарету Лестрейду.
