Абандон. Брошенный город - Крауч Блейк

Девушка прибавила шагу. Склон стал круче; повсюду – и на земле, и на деревьях – лежал снег. Облака встретили ее холодом, сумраком и порывами ветра со снегом, лес окутал густой – гуще дыма – серый туман. Из-за крутизны ската подниматься приходилось на четвереньках, и оставалось только удивляться, как это деревьям удается держаться в этих местах вертикально.

В конце концов Эбигейл вскарабкалась на вершину гребня. Облака проносились мимо, цепляясь за деревья. Она снова побежала, кряхтя от боли каждый раз, когда наступала на камень. Скоро начался спуск, и ей пришлось уже с силой вбивать пятки в снег, чтобы сохранить некое подобие контролируемого падения.

Тихий шорох, ошибочно принятый ею за шум ветра, сделался громче. Вынырнув из облаков, Фостер обнаружила, что снега уже нет и шумит не ветер, а напоенный осадками поток, вьющийся внизу, примерно в тысяче футов, по дну каньона лентой шоколадного молока с просветами белой воды.

Она снова побежала. Река на водоскатах грохотала все громче, так что вскоре у девушки уже закладывало уши.

Увидев наконец то, к чему она так стремилась, Эбигейл впервые за несколько дней почувствовала, что шанс на спасение все же есть.

В четверти мили от начала каньона, ровно на том месте, где их и оставили, – на придорожной лужайке – стояли «Бронко» Джеррода, трейлер, в котором перевозили лам, и голубой «Субурбан» Скотта.

Уже темнело, когда журналистка вышла на тропу в двух сотнях футов над дорогой на Силвертон. Поиграв в «американские горки», тропа выровнялась и выбежала из ельника на поляну.

Фостер еще хватило сил прибавить скорости, и она побежала, а точнее, поковыляла на истерзанных до состояния отбивной ногах, роняя слезы – не только боли, но и облегчения.

Добравшись до «Субурбана», Эбигейл, глотая воздух, упала на траву рядом с водительской дверцей. Все ее тело, каждая его клеточка, требовали отдыха, протестуя против издевательств последних семнадцати миль.

Она подняла голову и посмотрела через поляну в ту сторону, откуда уходила в лес тропа. Прошлась по ней взглядом – до первой горки, потом до второй, до следующего поворота…

Он появился перед третьим поворотом – мужчина, с неутомимой настойчивостью бегущий между деревьями.

Журналистка опустила руку в правый карман – ключей не было. Она сунулась в левый карман – пусто.

– Так куда я их… – пробормотала она и вдруг вспомнила. Расстегнула парку и нагрудный карман флисовой толстовки. Достала связку. Только не смотреть, не смотреть на тропу.

Третий ключ открыл дверцу. Скотт поставил на свой ржавый внедорожник большие шишковатые покрышки высокой проходимости, и Эбигейл пришлось изрядно потрудиться, чтобы вскарабкаться на подножку и сесть за руль. Она захлопнула дверцу, подала вперед сиденье, вставила в замок зажигания тот же ключ, которым открыла дверцу, и подумала, что в кино машина наверняка не завелась бы.

В реальности же мотор ответил на поворот ключа уверенным ревом.

Бросив взгляд в окно, девушка увидела Куинна на последнем участке тропы. Она сняла машину с ручного тормоза, выжала сцепление и придавила педаль газа. «Субурбан» качнулся вперед и покатил, покачиваясь и дребезжа, по кочкам, втаптывая в мягкую почву камни и давя лед на замерзших канавках. Первая пуля пробила стекло возле уха Фостер. Она вскрикнула – град осколков ударил по левой стороне ее лица, а по ветровому стеклу разбежалась паутинка трещин.

Журналистка пригнулась, вырулила на дорогу, и тут вторая пуля прошла через дверцу и продырявила пепельницу. Звук выстрела утонул в сердитом ворчании двигателя.

Если не считать торчащих тут и там камней, дорога напоминала стиральную доску. Эбигейл глянула вниз и нашла рычаг переключения передач. Хорошо, что Скотт оставил полный привод!

Боль прострелила ее ногу от ступни до копчика. По ветровому стеклу забарабанили капли дождя.

Рев двигателя на мгновение утонул в ударе грома. Тучи сгустились и потемнели, добавив к дождю снега.

Фостер расплакалась.

Через полчаса она включила фары.

В полосах света заблестели струи дождя.

Время от времени Эбигейл поглядывала в зеркало заднего вида, с замиранием сердца ожидая появления в темноте еще одной пары огней. Внедорожник трясся и подскакивал так, словно мог рассыпаться в любой момент. Ездить по такой дороге девушке еще не доводилось, и она дважды лишь чудом не сорвалась в каньон после слишком резкого поворота.

На девятой миле ухабы и рытвины начали сглаживаться, что позволило стабильно держаться на тридцати пяти милях в час. Чуть позже грунтовка сменилась асфальтовым покрытием, и Эбигейл прибавила скорости до сорока пяти.

И чуть не оглохла.

«Субурбан» забрался на холм, и внизу, в серой дождливой хмари, проступили огни-светлячки. Мимо пролетел зеленый дорожный знак:

Фостер вписалась в крутой поворот, вырулила на Грин-стрит, проехала по мосту над Симент-крик и притормозила.

Справа от нее стояло здание суда округа Сан-Хуан – с золоченым куполом и часовой башней.

Прямо перед ней протянулась главная улица Силвертона: фонари по обе ее стороны высвечивали сферы слякоти и дождя. Часы показывали четверть восьмого. Четверг, вечер, окна темные, и на парковке, насколько журналистка могла судить, всего одно занятое место – похоже, городок уже готовился ко сну.

Эбигейл проехала несколько кварталов, застроенных подновленными домиками в викторианском стиле, которые выглядели бы так, словно их перенесли из какого-то вестерна, если б не претенциозные вывески – «Силвертонская клиника», «Каретная Фреда Вольфа», «Церковь Христа» – размером с трейлер, «Городской совет Силвертона»… Дальше ей попались отель «Уаймен», ресторан «Гордость Запада», кафе «Роки маунтин фаннел кейкс», художественная галерея «Синий ворон», магазин «Мир спорта».

Салуны и бордели давно уступили место модным кофейням, галереям, кафе-мороженым и сувенирным киоскам. Имелась даже фотостудия, где клиента могли вырядить ковбоем или проституткой и сделать его портрет, так что, вернувшись домой, путешественники могли предъявить друзьям убедительное доказательство своего пребывания на подлинном Диком Западе.

Дикий Запад для туристов. Наверное, теперь тут можно заказать «Апплетини» в баре, не особенно рискуя получить пулю между глаз.

На углу Грин-стрит и Двенадцатой улицы Эбигейл заехала на парковку перед «Гранд-Империалом» – трехэтажным отелем из белого кирпича с лавандовой отделкой, каминными трубами из красного кирпича и мансардными окнами под односкатной крышей. Она выключила двигатель, выбралась на улицу и захлопнула тяжелую дверцу «Субурбана» – одно стекло при этом выпало из окна.

Если не считать тиканья мотора и шума ледяного дождя, то Силвертон стойко молчал.

Пройдясь взглядом по окнам, девушка увидела в вестибюле отеля портье, читающего книжку за стойкой.

Уже направившись к входу, она услышала натужный рев мотора.

На северной окраине городка темноту прорезал свет фар.

1893

Глава 85

Милтон вытер рот. Его передернуло. Посвятив день беспробудному пьянству в салунах на Блэр-стрит, он только что проблевался в сугробе и теперь с горечью напомнил себе, что до приезда на Запад совсем не прикасался к спиртному.

По Двенадцатой улице Милтон брел в компании одиночества и вечерней холодрыги, отвязаться от которых ему не помогло даже все выпитое бухло.

Фонари Силвертона подмигивали.

Пьяный мужчина миновал мясную лавку, закусочную, аптеку и китайскую прачечную. Мысли его свернули на оставшихся в Миссури жену и сына и потянули за собой стыдливое воспоминание о шлюхе по имени Марибель, отсосавшей ему не далее как утром.

Тут Милтон споткнулся обо что-то и кувыркнулся в сугроб.