Энн Перри - Брат мой Каин
Медсестра мысленно спрашивала у себя самой, стоит ли сказать обо всем этом Энид, предупредить ее, что, заболев, она способна допустить такую неосторожность. Подобная оплошность могла, кстати, произойти с нею и во сне, особенно если у нее, чего доброго, снова начнется жар. Немного поразмыслив, Эстер все-таки решила, что такое предупреждение может показаться ее пациентке неуместным, в результате чего между ними неминуемо возникнет определенная отчужденность. Если миссис Рэйвенсбрук до сих пор удалось уберечь собственную семейную жизнь от роковых потрясений, она наверняка сумеет делать это и впредь, не нуждаясь в советах подруги.
Сиделка вновь взглянула на спящую Энид. Та, похоже, испытывала сейчас абсолютное умиротворение. На лице у нее застыла едва заметная улыбка, словно ей снилось что-то приятное.
Возможно, во сне больная вспоминала те самые старые письма, приносившие ей радостные воспоминания о тех днях, когда ее горячо и страстно любили, восхищаясь ее красотой. Любовное письмо – это весьма странная вещь, способная принести немало добра, если хранить о нем тайну… и превратиться в источник множества бед, если оно попадет в недобрые руки.
Сама Эстер за свою жизнь получила не слишком много письменных признаний в любви. К тому же большинство из них носило довольно официальный характер, являясь скорее выражением горячей надежды, чем свидетельством понимания ее души. Она по-настоящему дорожила лишь письмами, полученными от солдат, романтическими и прочувствованными, однако в то же время напоминавшими крик отчаяния и одиночества. Эти юноши, оказавшиеся вдали от дома, в окружении непривычной и зачастую ужасающей обстановки, почувствовали нежное прикосновение рук сестры милосердия, нашли в ней внимательного слушателя, и она стала для них чем-то вроде проблеска красоты во мраке страданий, утрат и страха перед ними. Девушка бережно хранила эти письма, но тем не менее больше не перечитывала их.
Она вздрогнула от смущения, вспомнив, как очень давно, еще до начала Крымской войны, получила такое письмо от одного молодого человека, которого ее отец считал весьма подходящей парой для дочери. В том письме содержалось немало горячих признаний, показавшихся ей довольно фамильярными. Это признание в любви повергло мисс Лэттерли в страх, поскольку заявлявший о своих чувствах юноша даже не видел ее раньше и знал о ней лишь понаслышке. Мысль об этом вызвала у нее неприятное ощущение даже сейчас, и она никогда не испытывала желания увидеться с этим человеком.
Впрочем, медсестра хорошо запомнила обстоятельства их встречи. Это произошло за обеденным столом в доме ее отца. Мать Эстер, не имевшая понятия о переживаниях дочери, с улыбкой на лице сидела в дальнем конце стола, ласково глядя на нее и делая иногда радостные замечания насчет семейного счастья, тогда как сама девушка, густо покраснев от нестерпимой неловкости, готова была отдать что угодно, лишь бы поскорее выбраться отсюда. Она до сих пор ощущала на себе взгляд этого проклятого парня и представляла, какие мысли, наверное, вертелись тогда у него в голове. Тот вечер некоторое время казался ей самым худшим из всех вечеров в жизни.
Если б этот человек не написал того письма, ей бы, наверное, не пришлось тогда так страдать, и она, возможно, даже сочла бы его привлекательным. Он отличался весьма приятной наружностью, казался довольно умным и не слишком самоуверенным – в общем, на вид был вполне неплохим человеком.
Какой же вред способно нанести письмо, если в нем сделан излишний упор на интимные чувства или его автор намеренно стремится ускорить события!
И тут Эстер неожиданно показалось, что комнату залил нестерпимо яркий свет. Конечно! Она нашла выход! Возможно, он не совсем соответствовал моральным принципам… с этой точки зрения, он мог показаться весьма спорным. Однако Монк находился в таком отчаянном положении…
Главный вопрос заключался в том, кому ей следовало отправить письма. Их должны получить люди, принадлежащие к одному и тому же кругу, что и Друзилла, иначе ее усилия скорее всего останутся напрасными. Однако мисс Лэттерли не имела представления, кто вращался в высших кругах общества, потому что не интересовалась этим в течение уже многих лет.
Теперь это стало для нее вопросом первостепенной важности.
Немного поразмыслив, девушка пришла к выводу, что Калландра, наверное, знает об этом немногим больше, чем она сама. Если леди Дэвьет даже обладала какими-то сведениями о высшем свете, она наверняка получила их случайно, а не намеренно. В мире вряд ли существовала другая женщина, которую меньше, чем Калландру, интересовали бы светские сплетни о том, кто с кем ужинал или танцевал и тому подобные новости.
Женевьева тоже не принадлежала к этому кругу. Ее муж был коммерсантом, хотя и весьма уважаемым. Однако настоящие джентльмены никогда не утруждают себя серьезной работой.
Эстер бросила взгляд на Энид. Вот у кого следовало искать ответ.
Ей, конечно, не стоило объяснять, почему она желает об этом знать, причем даже не потому, что медсестра собиралась выручить Монка, – леди Рэйвенсбрук все равно бы не поверила в эту историю без убедительных доказательств. Как бы то ни было, мисс Лэттерли требовалось придумать какой-нибудь благовидный предлог. Правда, у Энид в любом случае возникнут сильные сомнения насчет того, почему ей вдруг понадобились такие сведения. Эстер опасалась, что по этой причине Энид вообще откажется что-либо сообщить ей.
Но она должна узнать об этом, не называя причин. И ей, возможно, не придется прикладывать для этого значительных усилий. Мисс Лэттерли вполне могла просто поинтересоваться у своей подопечной, когда та в последний раз посещала какой-нибудь званый вечер, кто там был еще, какие туалеты показывали дамы, кто с кем танцевал и флиртовал и что подавали к столу. Девушке даже следовало расспросить Энид о нескольких таких вечерах. Леди Рэйвенсбрук не принадлежала к числу ее близких знакомых и поэтому не знала, что обычно она не интересуется подобными вещами.
Эстер сумеет это сделать. Она обратится к Энид с расспросами сразу после того, как та проснется. Монк, конечно, смог бы и сам выяснить адреса нужных людей, если б не существовало лучшего способа их узнать. Для начала мисс Лэттерли понадобится десяток или дюжина таких адресов. Ей сейчас никак нельзя терять времени.
– Вам наверняка приходилось бывать на самых роскошных приемах, – с воодушевлением начала она, когда Энид, наконец, проснулась и медсестра, взбив подушки, принесла ей легкий ужин. – Пожалуйста, расскажите мне о них, я с удовольствием послушаю.
– Правда? – сказала Рэйвенсбрук с нескрываемым сомнением. – Мне казалось, такие вещи вас абсолютно не интересуют. – Она посмотрела на Эстер, чуть прищурившись, и во взгляде ее чувствовалось удивление.
– Узнавать что-то новое о людях всегда интересно, – откровенно призналась медсестра, – даже о тех, с кем ты не собираешься проводить много времени. Прошу вас, расскажите о последнем светском рауте, куда вас приглашали. С кем вы там встречались? Что обсуждали? Чем занимались другие гости?
– С кем я встречалась? – задумчиво повторила Энид, устремив взгляд на стоявшую возле портьеры Эстер. – Ну… Я хорошо запомнила Джона Пикеринга, потому что он рассказал страшную историю про одного епископа, а также…
Она принялась вспоминать других гостей, коротко улыбаясь и отпуская в их адрес сухие, далеко не лестные замечания. Постепенно мисс Лэттерли выяснила все, что требовалось, старательно запомнив каждый важный факт.
* * *На следующий день она пришла к Монку домой. Он показался ей измученным, раздражительным и охваченным страхом. Девушка, конечно, могла попытаться его успокоить, будь у нее чуть больше времени и если б она не опасалась, что он каким-то образом догадается о ее намерениях и не позволит ей их осуществить.
– У тебя сохранилось это проклятое письмо от той женщины? – торопливо спросила она.
Уильям стоял возле камина, не позволяя гостье насладиться идущим от него теплом, хотя сам он скорее всего и не подозревал об этом.
– Почему ты о нем вспомнила? – поинтересовался сыщик. – Я прочел его несколько раз. В нем нет даже намека на то, по какой причине она меня так ненавидит и кем является на самом деле.
– Есть оно у тебя или нет? – коротко бросила Эстер. – Пожалуйста, не возражай, что бы я ни говорила! У нас очень мало времени.
– Ты пока еще ничего не сказала, – заметил Монк.
– И не успею сказать, если ты не перестанешь придираться. Ты сохранил письмо?
– Да.
– Тогда можно мне на него взглянуть?
– Зачем? – Детектив не сдвинулся с места.
– Дай его мне! – потребовала мисс Лэттерли.
Уильям, похоже, на минуту задумался, следует ли продолжать спор, но потом, решив, что на подобное дело не стоит тратить эмоции, подошел к бюро, извлек оттуда письмо и протянул его девушке, всем своим видом выражая глубокое отвращение.
