Алисия Хименес Бартлетт - Не зови меня больше в Рим
Я расхохоталась, и мы отправились ужинать. Такого рода невозмутимость и умение отодвинуть от себя мысли о неприятном – черта чисто мужская.
Глава 19
Гарсон, позвонивший из Рима, был в то утро первым человеком, с которым мне довелось говорить. Я обрадовалась, услышав его голос. Он же был в восторге от того, что снова на какое-то время оказался за границей.
– Ну как продвигаются допросы, Фермин?
– Я работаю вместе с Торризи и Абате. Когда надо, задаю вопросы, Абате переводит. Ох уж и типы в этой каморре, Петра! Вы даже представить себе не можете! Упертые, с мордами висельников, все их преступления у них на рожах написаны. Вы бы, к слову сказать, велели их арестовать за один только их видок.
– А кроме эстетических впечатлений, что-нибудь еще вам удалось получить?
– Они обо всем рассказывают Торризи: про бизнес в Барселоне, про магазины в Риме… Но вы там у себя об этом уже знаете, я уверен, потому что наши здешние коллеги постоянно обо всем информируют Коронаса. Но если говорить о том, что интересует нас с вами… ничего нового, инспектор. Они ни в какую не желают признать, что пять лет назад отправили Катанью в Испанию с заданием убить Сигуана. Да и свою причастность к ликвидации Катаньи они отрицают. А как там у вас с этими двумя?
– У меня происходит нечто похожее: оба твердят, что знать ничего не знают про убийство Сигуана.
– А вдруг Абелардо Киньонес и вправду был убийцей, а Катанья – просто его дружок, случайно заглянувший на ту квартиру?
– Версия достаточно фантастическая. Ведь тогда получается, что потом миляга Киньонес удрал в Марбелью, чтобы поразмышлять над случившимся, и в конце концов покончил с собой, осознав всю тяжесть своей вины.
– Да, конечно, моя шутка была не слишком удачной, но история с Катаньей приводит меня в отчаяние. Ничего нельзя понять!
– Какие у вас планы на ближайшее время?
– Я послушаюсь совета Торризи и еще на пару дней задержусь в Риме.
– А про Марианну Мадзулло ничего нового не появилось?
– Ничего, но Абате буквально носом землю роет, день и ночь этим занимается. А знаете, что мне сказал ispettore про вас? Он сказал, что вы великолепный полицейский и человек незаурядный.
– Очень любезно с его стороны. Передайте ему, чтобы перестал молоть чушь и нашел наконец Марианну.
– Хорошо, я подумаю, передавать ему это или нет.
– Послушайте, Фермин, я не собираюсь брать на себя роль строгой мамаши, однако хочу вам напомнить: вы должны время от времени звонить Коронасу, а также ежедневно посылать отчеты судье. Да, и не вздумайте снова фотографироваться с центурионами, не то я вас уволю!
– Хорошо, мама… то есть инспектор.
– А теперь спрошу из чистого любопытства: вы взяли с собой жизнеописания императоров?
– Если честно, я это чтение бросил – после Калигулы там все пошло вразнос. Беатрис, правда, рассвирепела и в качестве наказания сунула мне “Грозовой перевал”.
– И вам нравится?
– Не знаю, что сказать, как-то там все, на мой вкус, преувеличено, хотя то же самое я подумал и про жизнь Калигулы, а ведь так было на самом деле.
Я закатила глаза, хотя младший инспектор и не мог меня видеть, а потом простилась с ним, постаравшись приободрить. Мне легко было отыскать нужные слова, потому что именно в таких нуждалась и я сама. Приближался час допроса Нурии Сигуан, и сердце мое временами сжималось. Трудно было преуменьшить значение этого допроса. Последняя карта решала исход игры. Я тщательно проанализировала все обстоятельства, и мне показалось, что я уже довольно неплохо разобралась в психологии этой женщины. И тем не менее меня не отпускал страх – возможно, для спокойствия не хватало присутствия Гарсона, который умел все поставить на свои места. В любом случае мне требовалось побольше уверенности в себе. А так как я не склонна полагаться на немедленный благотворный результат молитв, то сочла за лучшее завернуть в “Золотой кувшин” и выпить виски. Никогда раньше мне не случалось выпивать до десяти утра, и должна признаться, что результат получился блестящим. Мой желудок сразу проснулся, и по всему телу помчался поток горячей крови. Из “Кувшина” я вышла в таком настроении, о каком до этого не могла и мечтать: мне было на все наплевать. Я поняла, что предопределение – не столь абсурдная вещь, как хочет внушить нам католицизм, и бывают случаи, когда сами мы не в силах управлять ходом событий. Короче, если допрос не даст ничего нового, это не будет на сто процентов моей виной. Так что в комнату для допросов я вошла с той единственной надеждой, которая никогда не должна оставлять человека: что судьба проявит ко мне благосклонность.
Глаза у Нурии Сигуан были такого синего цвета, какой трудно встретить в окружающей нас природе. Это был сияющий цвет, тот, что сразу наводит на мысли о чистоте, незамутненности. Взгляд ее был спокойным, но при этом из него исчезла всегда отличавшая его примесь цинизма. Что можно было прочесть в нем сейчас: высокомерие, гордость, желание внушить страх? Справа от нее находился адвокат Октавио Местрес, франтоватый и элегантный красавчик, который, едва увидев меня, сразу шагнул вперед. По этой детали и по тому, что он заговорил сразу же, даже не дожидаясь моих вопросов, я поняла: они уже выработали стратегию защиты, которую намерены использовать против меня.
– Добрый день, инспектор. Моя подзащитная, сеньора Сигуан, целиком и полностью отвергает все собранные против нее улики и намерена заявить, что нарушения, имевшие место в магазине “Нерея”, ни в коей мере не могут быть поставлены ей в вину, потому что она о них не знала. На самом деле она никогда не занималась бухгалтерскими документами магазина на регулярной основе, изо дня в день, всей финансовой частью ведал ее компаньон.
Я глянула на него так, словно он был предметом, который кто-то швырнул из окна прямехонько мне под ноги. И надо полагать, это алкоголь дал мне смелости бросить ему:
– Убирайтесь вон!
– Что вы сказали?
– Я велела вам убираться вон, покинуть помещение, испариться! Теперь, надеюсь, понятно?
Он с напускным лукавством улыбнулся и посмотрел на Нурию, как учитель смотрит на ученика, когда хочет внушить ему: “ Ты ведь знаешь, что надо говорить”. Женщина, не скрывая отвращения, отвела глаза. Когда адвокат уже исчез за дверью, я услышала ее апатичный голос:
– До чего тупы мужчины! Правда?
Мне трудно было поверить, что она словно бы искала моей поддержки. Я внимательно вгляделась в выражение ее лица, стараясь не упустить мельчайших деталей.
– Не знаю, так ли он туп в своей частной жизни, но как адвокат, безусловно, никуда не годится. Короче, именно эту линию поведения вы решили разыграть перед судьей – свалить всю вину на плечи вашего компаньона? Имейте в виду, он ведет себя по отношению к вам совершенно иначе.
– Это логично – видимо, он решил говорить правду.
Я почувствовала, как в ней стало расти напряжение, хотя она старалась изобразить непринужденность. На меня это совершенно не подействовало.
– С такими сказками вы далеко не уедете, Нурия. Если вы сами или этот болван, ваш адвокат, хотя бы бегло прочитали кучу бумаг, на которые опирается выдвинутое против вас обвинение, вы не могли не понять: ваше с Рафаэлем участие в делах мафии доказано безоговорочно.
– Тогда какого черта вы снова взялись меня допрашивать?
– Сегодня я собираюсь поговорить с вами совсем о другом – об обвинении в убийстве.
– А вот для такого обвинения у вас нет ни малейших доказательств, да и судья его против меня не выдвигал.
Без толку было даже пытаться на чем-нибудь подловить ее, а уж тем более запугать. И тогда я подумала: что ж, раз она держит свои нервы в узде, дам-ка я волю своим. Я поднесла указательный палец прямо к ее носу и помотала им вверх и вниз.
– Нурия, хватит валять дурака, вы ведь замешаны в убийстве своего отца. Мне осталось только выяснить, участвовали вы лично в его организации или узнали о преступлении, когда оно уже было совершено. Я допускаю и этот последний вариант – и тогда вы будет считаться лишь соучастницей. Так что, полагаю, вам выгоднее признаться, рассказать мне, как все произошло. Только таким образом вы можете выбраться из этого дерьма.
– Не смейте говорить со мной в таком тоне.
– А вы все еще считаете, что находитесь в салоне красоты, а я здесь выполняю роль, скажем, визажистки, так, что ли? Нет, вы находитесь в полиции, и инспектор полиции утверждает, что вы убили своего отца. Поймите же это наконец!
Мой крик ошеломил ее. Она смотрела на меня, словно не веря своим ушам. Изобразить оскорбление было бы в данной ситуации слишком мало, а как вести себя иначе, она не знала.
– Как вы смеете?..
– А что уж такое ужасное я посмела сделать, Нурия? Закричала на вас, выложила всю правду в глаза графине де Сигуан? Да кто вы такая? Дочка мерзавца, служившего мафии, которого потом вы же и прикончили при помощи своих верных друзей. Я ведь допрашивала и куда более высокопоставленных и уважаемых шлюх, чем вы, и с куда более внушительной родословной.
