Торговец пушками - Лори Хью

«Вот они, мужчины, — думал я. — И вот она, освобожденная мужская сексуальность. Не без любви, но и не с любовью. Быстро, четко, энергично. “Фиат-панда”, по сути».

— О чем ты думаешь?

Сара шла, глядя под ноги.

— О тебе, — почти без запинки среагировал я.

— Обо мне? — Еще несколько шагов. — Хорошо или плохо?

— О, хорошо, разумеется. — Я взглянул на нее, но она все так же хмуро смотрела себе под ноги. — Разумеется, хорошо, — повторил я для верности.

Мы вышли к пруду и остановились. Смотрели на воду, швыряли камешки — словом, отдавали дань древнему инстинкту, что влечет человека к водоемам. Мне вспомнилась наша последняя встреча. Только мы вдвоем, на речном берегу в Хенли. До Праги, до «Меча», до всего остального.

— Томас.

Я повернулся и посмотрел на нее. У меня вдруг возникло ощущение, что все это время она что-то репетировала про себя и теперь ей не терпится высказаться.

— Сара.

Она продолжала смотреть вниз.

— А что, если бросить все и сбежать?

На секунду она замолчала, а затем наконец подняла на меня глаза — эти прекрасные, огромные, серые глаза, — и я увидел в них отчаяние.

— Вдвоем. Убраться отсюда к чертовой матери!

Я вздохнул. В каком-нибудь другом мире это, может, и получилось бы. В другом мире, в другой вселенной, в другое время, будь мы оба другими людьми — нам, может, и удалось бы бросить все и улететь на какой-нибудь залитый солнцем островок посреди Карибского моря. И заниматься сексом, и пить ананасовый сок — нон-стоп, круглый год.

Но сейчас этот номер не пройдет. Все, над чем я так долго размышлял, теперь было мне известно, и я жалел, что знаю теперь то, что знаю.

Я еще раз глубоко вздохнул.

— Как близко ты знакома с Расселом Барнсом?

Она моргнула:

— Что?

— Я спрашиваю: как близко ты знакома с Расселом Барнсом?

Какое-то мгновение она пристально смотрела на меня, а затем издала что-то вроде смешка. Я и сам так делаю, когда чувствую, что пахнет жареным.

— Барнс. — Отведя взгляд в сторону, она небрежно качнула головой, словно я спросил, что ей больше нравится — «пепси» или «кока». — Какого черта…

Я крепко сжал ее локоть и рывком развернул к себе:

— Отвечай на вопрос, черт тебя подери!

Отчаяние в ее взгляде перерастало в панику. Я пугал ее. Сказать по правде, я пугал самого себя.

— Томас, я не знаю, о чем ты говоришь.

Что и требовалось доказать.

Последний лучик надежды угас безвозвратно. Когда она солгала мне — здесь, у воды, в поднимающейся ночи, — я понял все.

— Это ведь ты позвонила им, да?

Мгновение она боролась, затем вновь рассмеялась:

— Томас, ты… Черт, да что с тобой такое?!

— Пожалуйста, Сара. — Я продолжал стискивать ее локоть. — Не надо со мной играть.

Теперь она действительно испугалась. Она снова попыталась вырваться. Но я не отпускал.

— Господи боже… — начала она, но я покачал головой, и она замолчала.

А я все качал головой — пока она сердито смотрела на меня, и потом качал — пока она демонстрировала страх. Я ждал, когда она прекратит спектакль. И только тогда заговорил:

— Сара, послушай. Тебе ведь известно, кто такая Мег Райан, правда?

Она кивнула.

— Так вот, за то, что ты тут изображаешь, этой самой Мег Райан отваливают миллионы баксов. Десятки миллионов. А знаешь почему?

Приоткрыв рот, она во все глаза смотрела на меня.

— Да потому, что это не очень-то просто, и на свете найдется не больше дюжины людей, кто может с этим справиться. Так что хватит играть, хватит притворяться и хватит лгать.

Она закрыла рот и прекратила вырываться. Я чуть ослабил хватку, а затем и вовсе отпустил ее локоть. Теперь мы стояли как двое взрослых людей.

— Это ты позвонила им, — повторил я. — Ты звонила им в ту первую ночь, когда я пришел к вам в дом. И ты звонила им из ресторана в тот вечер, когда меня сшибли на мотоцикле.

Мне ужасно не хотелось заканчивать фразу, но кто-то должен был это сделать.

— Ты позвонила им, и они убили твоего отца.

Она проплакала почти час — в парке Хэмпстед-Хит, на скамейке, в лунном свете, в моих объятиях. Все слезы мира стекли по ее лицу и впитались в землю.

В какой-то момент ее рыдания стали такими безудержными, такими громкими, что в отдалении даже начали собираться зрители и перешептываться — не стоит ли вызвать полицию? Почему я обнимал ее? Почему я держал в объятиях женщину, предавшую собственного отца и использовавшую меня, словно кусок бумажного полотенца?

Ума не приложу.

Даже когда рыдания в конце концов ослабли, я не убрал рук и продолжал обнимать ее, чувствуя, как тело Сары вздрагивает от икоты, какая обычно бывает у детей после очередной истерики.

— Он не должен был умереть. — Ее голос вдруг стал четким и сильным, я даже подумал, что он раздался откуда-то со стороны. А может, так оно и было. — Этого вообще не должно было произойти. — Она утерла нос рукавом. — Они пообещали не трогать его. Они сказали, что если его остановить, то ничего не случится. Что мы оба будем в безопасности, и мы оба будем…

Она запнулась. Несмотря на спокойный голос, я видел, как ее жжет чувство вины.

— Вы оба будете — что?

Она откинула голову назад, демонстрируя свою длинную шею, предлагая ее кому-то, но явно не мне.

А затем рассмеялась.

— Богаты.

На миг я испытал непреодолимое искушение рассмеяться вместе с ней. Настолько нелепо прозвучало это слово. Точно экзотичное имя, название страны или салата. Оно могло означать все что угодно, но только не кучу денег. Это было полной нелепицей.

— Они пообещали, что вы будете богаты?

Сара глубоко вздохнула. Ее веселость уже испарилась.

— Ага. Богатство. Деньги. Они сказали, что у нас будут деньги.

— Сказали кому? Вам обоим?

— О господи. Конечно, нет. Папа никогда бы… — На миг она замолчала, и резкая дрожь пробежала по всему ее телу. Затем она снова откинула голову и закрыла глаза. — Он даже слышать не хотел про такие вещи.

Я видел его лицо. Это твердое, решительное, целеустремленное лицо. Лицо человека, который всю жизнь занимался только тем, что делал деньги, прокладывал себе дорогу, платил по счетам, — и вдруг, пока еще не поздно, обнаружил, что смысл жизни вовсе не в этом. Он увидел свой шанс все исправить.

«Скажите, Томас, вы считаете себя хорошим человеком?»

— Значит, они предложили тебе деньги.

Она открыла глаза и поспешно улыбнулась.

— Они предлагали мне много чего. Все, о чем девушка может только мечтать. Все, что на самом деле у девушки уже было, пока родной отец не задумал ее всего этого лишить.

Мы посидели еще какое-то время — держась за руки, размышляя и разговаривая о том, что она натворила. Но далеко мы не продвинулись.

В начале разговора нам казалось, что это будет самый серьезный, самый сложный и самый долгий разговор в жизни каждого из нас. Однако очень скоро стало ясно, что это не так. Потому что в разговоре нашем не было смысла. Да, нам хотелось так много рассказать друг другу, нам полагалось продраться через прорву объяснений. И вдруг выяснилось, что в том нет никакой нужды.

Так что я просто продолжу свой рассказ.

Под руководством Александра Вульфа корпорация «Гейн Паркер» производила пружинки, рычажки, дверные защелки, пряжки и множество прочего хлама, давно уже ставшего неотъемлемой частью западной жизни. Они выпускали штучки из пластмассы и штучки из металла, электронику и механику — что-то для розничной торговли, что-то для других производителей, а что-то для правительства Соединенных Штатов.

Для начинающей компании вроде «Гейн Паркер» это было очень хорошо. Если вы можете произвести сиденье для унитаза, которое придется по вкусу самому взыскательному покупателю «Вулворта», то можете считать, что деньги у вас в кармане. Но если вы в состоянии произвести то, что удовлетворит правительство Соединенных Штатов Америки, если вы сумеете выполнить все сертификационные требования на сиденье для военного унитаза — а я вас уверяю, что таковое существует, и навскидку даже могу сказать, что его спецификация занимает как минимум листов тридцать формата А4, — если вы можете сделать это, то считайте, что деньги у вас не только в кармане, но и в другом кармане, и еще в двух задних, и в пиджаке, и в куртке, и так далее и тому подобное, и еще много-много раз.