Я, Потрошитель - Хантер Стивен

Та Мэри Джейн, которая мне открылась, не лишена определенного интереса. Она производит впечатление смышленой, хотя и не блестящей, по крайней мере, в вопросах наблюдательности и знания самой себя. Когда я читаю о ее слабости к вкусу джина и тому забытью, которое он приносит, о том, как джин разбил ей всю жизнь, я становлюсь не таким уж непоколебимым моралистом (Джек? Моралист?), чтобы видеть в этом лишь «слабость», изъян, справиться с которым можно одной дисциплиной и наказанием, нужно только сделать усилие, а поскольку Мэри Джейн была в семье одним из одиннадцати детей, родители просто не могли уделить ей достаточно времени.

На мой взгляд, в случае с Мэри Джейн речь шла не столько о слабости, сколько о болезни. По какой-то причине ей требовалась выпивка – это ее наполняло, придавало уверенности и чувства собственного достоинства. Таким образом, лечиться можно было только с помощью медицины, но никак не посредством морального давления.

Почему в наш современный век наука не создала чего-либо такого, что могло бы ослаблять влечение к спиртному? Раз мы способны создавать вещества, порабощающие людей – джин, опиум, табак, героин, – почему мы не умеем создавать вещества, освобождающие от такого рабства?

Полагаю, поскольку я не знал Мэри Джейн, мне захотелось создать сказочный мир, в котором она убереглась бы от своего падения и тем самым не попала бы под мой нож. Она была бы счастлива замужем за мельником из Манчестера, имела бы шестерых детей; самый смышленый мальчик поступил бы в университет, другой бы унаследовал отцовское дело, третий поступил бы на военную службу, а трое дочерей вышли бы замуж за уважаемых людей, – и все повторилось бы сначала. Но даже если б это было так, какая-нибудь другая несчастная стала бы 9 ноября объектом моих действий, и кто может сказать, больше или меньше она заслужила то, что выдал в ту ночь безумный Джек?

Никого не должно удивлять то, что к настоящему времени я уже устал от Джека. Его польза исчерпалась. Я рассчитываю в скором времени убить его и продолжать жить своей жизнью, то есть той жизнью, которую я заслуживаю, которая предначертана мне судьбой, для достижения которой я задумал такой гениальный план и так дерзко этот план осуществил. Очень хорошо, что мне сейчас тягостно. Этого следовало ожидать.

Глава 40

Воспоминания Джеба

Больше всего я жалел о том, что мы так ошиблись насчет майора Пуллема, и в то время, как мы из кожи лезли вон, чтобы помешать ему получить желаемое, истинный Джек уже подкрадывался к Мэри Джейн. Я клял себя за то, что навязал свое предвзятое мнение профессору Дэйру, вмешавшись в его блестящий процесс дедукции, достойный Холмса. Я был полным болваном, что вообще раскрыл рот!

И все то время, пока я гордился собой, хитрый Джек разрабатывал свой изощренный план: ему требовалось убедиться в том, что Мэри Джейн одна и спит, что, на мой взгляд, подразумевало долгое наблюдение за ней. Да, если верить соседям, она сама изрядно ему поспособствовала – тем, что распевала песни до тех пор, пока не отключилась, известив таким образом всех, что она погрузилась в сон, и предупредив Джека, что дорога ему открыта; но опять-таки эти сведения были доступны только внимательному наблюдателю. Все говорило о четко спланированной военной операции. Необходимо было также учесть то обстоятельство, что за несколько дней до преступления бармен пивной «Десять колоколов» по имени Брайан Мерфи ночью по дороге домой был забит до смерти. Полицейские списали это на обычное ограбление, совершенное «Ночными волками» или «Зелеными подтяжками», которых Мерфи чем-то обидел, однако странным было то, что Мерфи частенько разговаривал с девочками. А что, если это было как-то связано с… В общем, ничего определенного у меня все равно не было, посему я постарался отбросить это и сосредоточиться на той задаче, которая по-прежнему перед нами стояла.

А правда заключалась в том, что нам следовало заняться подполковником Вудраффом. В конце концов, он был самым вероятным кандидатом, если исходить из того, что проведенный профессором Дэйром анализ был верен (я по-прежнему верил в Дэйра и в его анализ). Снова и снова я мысленно представлял себе, как мы разбиваем окно в ту самую минуту, когда подполковник уже готов нанести удар, он видит «хауду», понимает, что игра окончена, бросается на нас, а я, не раздумывая, стреляю из обоих стволов и отправляю его прямиком в преисподнюю. Да, Мэри Джейн осталась бы в живых, да, профессор Дэйр во всеуслышание заявил бы о своем гении, но – более эгоистичные мысли – я стал бы героем, получил бы все то, к чему стремился, и добился бы заслуженного успеха, осуществив предначертанное судьбой… Нет, нет, все рухнуло, и, размышляя о нашем выборе, я приходил к выводу, что именно я предпочел майора подполковнику на том основании, что кража колец у Энни Чэпмен говорила о материальном аспекте, чего был начисто лишен Вудрафф.

Я понимал, что был не прав! Сказать по правде, я не хотел, чтобы Джек оказался подполковником. Это было совершенно объяснимо. Долгие годы безупречной службы, крест Виктории, кровь, пролитая им, чужая и своя собственная, – все это говорило о благородстве, и то, что подобный человек способен совершить такие преступления, казалось не только нелепым, но и в каком-то смысле оскорбительным для человечества. Рассудок отказывался признавать эту страшную правду.

Однако это был именно подполковник Вудрафф!

Иного не могло быть!

Но как мы могли об этом догадаться?

И вот тут маленький жучок начал нашептывать мне на ухо. Громче, громче, жучок, я хотел знать больше. «Так вот, – говорит этот самый жучок, – если это действительно подполковник Вудрафф и если он действительно страдает дислексией, как это разглядел просвещенный взгляд профессора Дэйра в надписи на Гоулстон-стрит, неужели это расстройство никак не проявляется в составленных им служебных донесениях и его личных бумагах?»

Если это действительно так, настаивал жучок, единственный способ убедиться в этом заключается в том, чтобы тайно проникнуть к нему в дом и устроить обыск. Однако если подобное предприятие закончится катастрофой, последствия будут такими зловещими и унизительными, что я сознавал: такой гамбит мне не по силам. От одной только мысли об этом меня охватывала дрожь.

Тогда жучку пришла в голову великолепная мысль: снова связаться с Пенни и посмотреть, не сможет ли он уговорить того полковника из военного ведомства разыскать в архивах какой-нибудь документ, собственноручно написанный подполковником? На самом деле все равно какой. Этот документ требовался мне всего на несколько минут, чтобы выяснить, нет ли в нем каких-либо странных ошибок правописания, когда буквы меняются местами или неожиданно появляются там, где их не должно быть.

Избавлю читателя и себя самого от описания тех усилий, которые пришлось предпринять ради этого. Нет необходимости драматизировать бюрократический процесс, состоявший из двух-трех встреч, с обилием энергичной лести с моей стороны, маневрами и хождением вокруг да около. Мы опустим детали, тем более что, если честно, сейчас я все равно вряд ли их вспомню, даже если захочу.

Можно не говорить, что в конечном счете все получилось так, как я и хотел, хотя и не без весьма значительных осложнений. Я оказался в пивной на противоположном берегу Темзы, где, стараясь не привлекать к себе внимания, ждал своего человека, поглощая обильный обед и запивая его пивом (на самом деле я только полоскал рот).

Человек опоздал. Заметно нервничая, он вошел в пивную. Вид у него был совсем не военный. Высокий, худой тип, довольно привлекательный, в добротной штатской одежде высшей аристократии, в то время как я предпочел надеть свой коричневый костюм. Никакие имена не назывались.

– Итак, – начал полковник из военного ведомства, – Пенни ручается за вас, а я перед ним в большом долгу, хотя «Стар» не жалую, особенно пацифистскую политику и раздувание ирландской проблемы.

– Сэр, я не имею никакого отношения к политике. Я только разрабатываю все, что связано с этим жутким Джеком.