Шепчущие - Коннолли Джон

Пэтчет допил кофе и посмотрел на кофейник на другой стороне стойки. Словно уловив телепатический сигнал, из кухни выглянул Кайл.

– Хочешь, налей себе еще. А то пропадет.

Беннет обошел вокруг стойки, подлил нам обоим кофе и остался стоять, задумчиво глядя в окно на старое здание суда.

– Тобиас старше нее – ему хорошо за тридцать. Староват и уж очень изломан. Не самая подходящая пара для молодой женщины. В Ираке его ранило, потерял несколько пальцев, проблемы с ногой. Сейчас водит фуру. Независимый подрядчик, так он себя называет, но работой не перегружен. Раньше у него всегда было время поболтаться с Дэмиеном, сейчас постоянно с Карен. У человека, зарабатывающего на жизнь перевозками, столько свободного времени быть не может. Такое впечатление, что деньги для него не проблема.

Беннет взял сливочник, добавил в кофе сливок. В разговоре опять возникла пауза. Я не сомневался, что он долго обдумывал то, что собирался сказать мне, но было видно, что еще раз все тщательно взвешивает, прежде чем произнести все вслух.

– Знаешь, я уважаю военных. Мой отец был военным. Будь у меня зрение получше, я бы, возможно, отправился во Вьетнам, и тогда, не исключено, мы не разговаривали бы сейчас. Может быть, меня бы уже не было, и я лежал бы где-нибудь под белым камнем. В любом случае я был бы другим. Возможно, что и лучше.

Я не знаю, кто прав, а кто виноват в этой иракской войне. Похоже, кончится все там еще не скоро, и людей погибнет немало, а ради чего? Непонятно. Разве что есть люди поумнее, и они знают что-то такое, чего не знаю я. Но хуже всего, что о вернувшихся с войны не заботятся так, как они заслуживают. Мой отец вернулся со Второй мировой раненым, но даже не догадывался об этом. Война сломала его, но тогда для этого не было медицинского названия, и люди просто не понимали, насколько все плохо. Когда Джоэл Тобиас пришел в «Дюны», я сразу понял, что он тоже сломлен, что повреждены не только его рука и нога. Гнев рвал его изнутри. Это чувствовалось, это читалось в его глазах. Я понял это сам, мне не надо было подсказывать.

Не пойми меня неправильно. Парень имеет такое же право быть счастливым, как и любой другой. Тем более что принес столько жертв. Боль, которую он испытывает, физическая она или психологическая, не лишает его права на это. Возможно, при нормальном ходе вещей девушка вроде Карен и была бы тем, что ему нужно. Она ведь тоже пострадала. Не знаю, что и как, но теперь она чувствует таких, как она сама, чувствует чужую боль. Такое сочувствие могло бы исцелить хорошего человека, при условии, что он не стал бы этим сочувствием злоупотреблять. Но, по-моему, Джоэл Тобиас – нехороший человек. Вот в чем все дело. Он ей не пара.

– Откуда вы знаете? – спросил я.

– Я и не знаю, – ответил он, как мне показалось, с огорчением. – Наверняка не знаю. Но чутье подсказывает. Есть и еще кое-что. У парня грузовик, такой чистенький, как малыш у медсестры на руках. Еще у него «Шевроле Силверадо», тоже новый. Живет он в симпатичном домике в Портленде, денежки у него водятся. Тратит больше, чем следовало бы. Мне это не нравится.

Я ждал, прикидывая, что сказать, и понимал, что надо быть осторожным. Мне не хотелось показать, что я сомневаюсь в его словах, но я отдавал себе отчет в том, что старик, пожалуй, слишком печется о своих молодых работниках. Может быть, он переживает из-за того, что не уберег Салли Кливер, хотя здесь ему винить себя не в чем.

– Знаете, может, он взял все в кредит, – сказал я. – До недавнего времени можно было взять новый грузовик очень просто – заплати первый взнос и езжай. Или он мог получить компенсацию за ранения. Вы же…

– Она изменилась, – сказал Беннет. Сказал так тихо, что я едва расслышал, но с нажимом, так что не обратить на это внимания было невозможно. – И он тоже изменился. Я это вижу, когда он приходит за ней. Выглядит плохо, еще хуже, чем раньше. Как будто плохо спит. А в последнее время и по ней это видно. Пару дней назад обожглась – попыталась схватить падающий кофейник, и кофе выплеснулся на руку. Конечно, это просто невнимательность, но обычно причина в усталости. Кроме того, она похудела, хотя там и худеть-то особенно нечему. А еще, думаю, он поднял на нее руку. Я видел синяк на лице. Она, конечно, объяснила, что налетела на дверь, но кто ж в наше время в такое поверит.

– Вы пытались поговорить с ней об этом?

– Пытался, но она сразу замыкается. Как я уже говорил, с мужчинами обсуждать личные дела не любит. Я тогда нажимать не стал, побоялся, что совсем уйдет в себя, но мне за нее тревожно.

– Чего вы хотите от меня?

– Ты же знаешь парней Фульчи? Может, поговоришь с ними, чтобы они припугнули Тобиаса, посоветовали ему положить в постель кого-то другого.

Пэтчет сказал это с печальной улыбкой, но я видел, что ему и в самом деле хотелось бы посмотреть, как Фульчи, действовавшие всегда как ненасытные боевые машины, отделают человека, посмевшего ударить женщину.

Я покачал головой:

– Не получится. Либо женщина начнет жалеть мужика, либо тот решит, что она пожаловалась кому-то, и будет только хуже.

– Что ж, помечтать все равно было приятно, – сказал Пэтчет. – Ну, если этот вариант не проходит, то мне хотелось бы, чтобы ты присмотрелся к Тобиасу получше, разузнал о нем побольше. Мне нужно что-то такое, что могло бы убедить Карен держаться от него подальше.

– Это я могу, вот только нет гарантии, что она скажет вам за это спасибо.

– Я рискну.

– Не хотите узнать мои расценки?

– Ты намерен меня обобрать?

– Нет.

– Что ж, полагаю, ты стоишь того, что просишь. – Он положил на стойку конверт. – Здесь две тысячи долларов. На сколько этого хватит?

– На первое время достаточно. Понадобится еще, я скажу. Если потрачу меньше, остаток верну.

– Ты расскажешь мне, что узнаешь?

– А если окажется, что он чист?

– Нет, – твердо сказал Пэтчет. – Если мужчина бьет женщину, чистым он быть не может.

Я коснулся конверта кончиками пальцев. Что-то подсказывало, что деньги надо вернуть. Но вместо этого я напомнил историю Жандро.

– Старые призраки.

– Старые призраки, – согласился он. – Знаешь, я иногда и сам там бываю. Не знаю, почему. Может, надеюсь, что однажды попаду в какую-нибудь временную яму и успею ее спасти. Обычно молюсь, когда прохожу мимо. Это место следовало бы сровнять с землей.

– Вы знали Фостера Жандро?

– Иногда заходил. Они все заходят – патрульные, местные копы. Мы же о них заботимся. Нет, они, конечно, платят, как и все остальные, но мы стараемся, чтобы голодными они не ушли. Так что Фостера я знал. Его двоюродный брат, Бобби Жандро, служил с Дэмиеном в Ираке и вернулся без ноги. Такие дела.

Какое-то время я сидел молча. Чего-то не хватало.

– Вы сказали, что эта встреча отчасти имеет отношение к смерти Дэмиена. Карен Эмори – единственная связь?

Беннет заволновался. Похоже, любое упоминание о сыне доставляло ему боль, но было здесь и нечто другое.

– Тобиас вернулся с войны сломленным, но моего сына это не коснулось. Да, он тоже видел там много плохого, и бывали моменты, когда я понимал, что он вспоминает их, но он оставался тем человеком, которого я знал. Он часто мне рассказывал, что воевал хорошо, если можно так сказать. Не убивал никого, кто не пытался убить его, и не питал ненависти к иракцам. Ему было их жаль, потому что на их долю много чего выпало, и он старался обращаться с ними хорошо. Там погибло несколько его товарищей, но он не мучился кошмарами. По крайней мере на первых порах. Это пришло потом.

– О посттравматическом стрессе я знаю немного, но говорят, симптомы могут проявиться не сразу.

– Так оно и есть. Я тоже читал. Читал еще до смерти Дэмиена: думал, что смогу помочь, если буду знать, что ему пришлось вынести. Но, видишь ли, Дэмиену нравилось в армии. Не думаю, что он хотел уйти. Он несколько раз побывал в армейских командировках и не отказался бы от следующей. По правде говоря, вернувшись домой, он только и говорил о том, чтобы отправиться туда снова.