Джорджетт Хейер - Убийство Адама Пенхаллоу
Эта жажда сочувствия со временем только росла. Именно поэтому она забрала с кухни Лавди Тревизин, сделав своей горничной, а потом и наперсницей. Девушка была добра и терпелива, часами выслушивала жалобы хозяйки и сочувствовала нелегкой судьбе. Неудивительно, что ее поистине дочерняя нежность приводила в умиление Фейт, которая страстно мечтала о заботе и понимании.
Когда Лавди вошла в спальню, Фейт капризно спросила:
– Что там случилось, милая?
Рядом с бледной увядшей хозяйкой Лавди казалась воплощением молодости и жизненной силы. Забрав у Фейт поднос, она ласково улыбнулась.
– Ничего.
– А мне послышалось, будто мистер Пенхаллоу на кого-то кричал, – произнесла Фейт.
– Да. Дядя Рубен сказал, что это из-за мистера Обри. Вы только не переживайте, мадам.
Фейт с облегчением откинулась на подушки. Слава богу, это не Клэй разозлил отца. Ведь его карьера в Кембридже складывалась не столь удачно, как предполагалось вначале. Она стала смотреть, как Лавди, положив поднос у двери, собирает одежду своей хозяйки. Сосредоточившись на более мелких заботах, Фейт пожаловалась:
– Вода в ванне опять была чуть теплая. Сибилле следует обратить на это внимание.
– Я передам ей, мадам, не волнуйтесь! Там что-то случилось с отоплением.
– В доме вечно что-то случается и никогда ничего не работает!
– Конечно, такой даме, как вы, трудно обходиться без удобств, – промурлыкала Лавди. – Вы еще молодец, что все это терпите.
– Никому до меня дела нет, но я привыкла. Тревеллин плохо на меня действует. Мне здесь не по себе, и сплю я ужасно, ты же знаешь. Приходится пить капли, но они уже не помогают!
– Вам надо сменить обстановку, мадам. Это место не для вас.
– Глаза бы мои не видели его, – пробурчала себе под нос Фейт.
В дверь постучали, и прежде чем она успела ответить, в комнату вошла Вивьен. Лавди поправила щетки на туалетном столике и, подхватив поднос, упорхнула. По насупленным бровям невестки Фейт поняла, что Вивьен на взводе, и поспешила заявить умирающим голосом, что провела ужасную ночь и голова у нее просто раскалывается от боли.
– Чему же тут удивляться! – резко бросила Вивьен. – Ваш драгоценный супруг сделал все, чтобы весь дом не сомкнул глаз.
– О, я не знала, – смущенно промолвила Фейт. – Разве он ночью не спал?
– Не спал! Радуйтесь, что ваша спальня на другой стороне. Он беспрестанно дергал колокольчик и во весь голос звал Марту, эту мерзкую старую ведьму.
Вытащив из кармана твидового жакета смятую сигаретную пачку, Вивьен закурила.
– А правда, что она была его любовницей? – спросила она. – Мне Юджин сказал.
Фейт вспыхнула и приподнялась с подушек.
– Вполне в духе Юджина! – раздраженно воскликнула она. – А у тебя хватает бестактности сообщать об этом мне!
– Ах, простите! Но похождения Пенхаллоу ни для кого не секрет, и их открыто обсуждают. Бросьте делать вид, будто вы о них не знаете. Все вам прекрасно известно, просто вам наплевать.
– Вовсе нет! – возразила Фейт. – Если я молчу, то это не означает, что я одобряю ее присутствие. Приличные джентльмены держат для себя лакеев. Но сплетничать об их прежних отношениях в высшей степени неприлично. О подобном не говорят вслух.
– Вот уж не знаю, – задумчиво произнесла Вивьен. – Единственно, что есть хорошего у семейства Пенхаллоу, – прямота и откровенность. В них нет лицемерия.
– Я была воспитана иначе и считаю, что о некоторых вещах лучше умолчать, – чопорно заявила Фейт.
– Но разве не занудство постоянно притворяться и делать вид…
– Ты забываешь, что я Юджину вместо матери.
– Не говорите глупостей! Вы всего на десять лет старше меня и так же ненавидите это место. Но вы ведь можете здесь что-то поменять. В конце концов, вы жена хозяина! Только посмотрите на слуг! Сибилла смеет дерзить Юджину, а уж Рубен и гнусный Джимми…
– Мне жаловаться бесполезно! – перебила Фейт. – Я ничего не решаю. А Сибилла прекрасно готовит. Кто еще согласится служить в подобном доме и готовить для целой толпы на той развалине, которую тут называют плитой! Еще счастье, что они с Рубеном до сих пор не попросили расчет.
– А горничная? – продолжила Вивьен. – Почему вы не прогоните ее?
– Прогнать Лавди? Ни за что! Она единственная, кто в этом доме обо мне заботится!
– А тетя Клара считает, что она двуличная.
– И слышать не хочу, что там считает Клара. Она злобная старуха и ненавидит Лавди…
– Все так утверждают. Барт опять взялся за старое. Разве можно в доме держать хорошеньких служанок?
– Лавди Тревизин порядочная девушка, и не смей говорить о ней гадости!
– Юджин полагает, она хочет окрутить Барта.
В голубых глазах Фейт мелькнул испуг.
– Барт никогда…
– Да, со своими прежними пассиями он о женитьбе и не помышлял, но на сей раз, похоже, влип. Конрад уже сам не свой от ревности. Неужели вы не замечаете? Юджин говорит…
– Не желаю знать, что там говорит твой Юджин! Он интриган, и я не верю ни одному его слову!
Любая критика в адрес Юджина моментально выводила Вивьен из себя. Бросив сигарету в камин, она поднялась и холодно произнесла:
– Можете не верить, но если у вас есть хоть капля здравого смысла, немедленно избавляйтесь от этой девчонки. Не знаю, собирается ли Барт жениться, мне на него наплевать, но, если узнает Пенхаллоу, вы пожалеете, что не послушали меня.
– Не верю! – воскликнула Фейт, едва сдерживая слезы.
Открыв дверь, Вивьен бросила с порога:
– Вы просто боитесь поверить! Как же я от вас устала.
Когда она ушла, Фейт еще с полчаса лежала в постели, сокрушаясь по поводу бессердечности Вивьен. Та вечно пытается ее расстроить и совершенно не щадит нервы, тем более сейчас, когда она разбита после бессонной ночи. Фейт всегда избегала неприятных новостей, страшась их неизбежных последствий. С Лавди она расставаться не собиралась и не допускала и мысли, что слова Вивьен могут оказаться правдой.
Был уже одиннадцатый час, когда Фейт наконец поднялась и стала одеваться. К счастью для нее и всех остальных домочадцев, хозяйство в Тревеллине вела Сибилла Лэннер. Так уж повелось после смерти Рейчел. Попытка Фейт взять бразды правления в свои руки не увенчалась успехом, и вовсе не потому, что этому противилась Сибилла. Просто Фейт не имела ни малейшего представления, как кормить столь многочисленное семейство, и была не в состоянии запомнить привычки и вкусы домашних. А добродушная, безалаберная и расточительная Сибилла, которая все делала в последний момент и вечно посылала горничных в деревню за хлебом или содой для выпечки, никогда не забывала, что мистер Рэймонд не ест патоку, Конрад любит яичницу, поджаренную с обеих сторон, а хозяин не притронется к булочкам, если к ним не подадут заварного крема, как было принято в прежние времена. Когда тетка Фейт, у которой она воспитывалась, навестила ее в Тревеллине, то, ужаснувшись экстравагантности Сибиллы, попыталась приучить ее к более рациональному ведению хозяйства. Однако результата это не возымело. Сибилла со свойственной ей учтивостью выслушала наставления, согласилась с ними, но привычек своих не изменила, и в кухне все осталось по-прежнему.
Фейт вышла из спальни в одиннадцать часов, и к этому времени все уже разошлись. Горничные заправляли кровати, опорожняли горшки и поднимали пыль швабрами. Никто за ними не присматривал, они не торопились и весело болтали. Наткнувшись на толстушку со щеткой и совком, выходящую из комнаты Рэймонда, Фейт сухо заметила, что спальни следовало убрать еще час назад. Девушка возражать не стала и с добродушной улыбкой сообщила, что «сегодня они чуток запоздали». Впрочем, запаздывали они постоянно. Спускаясь по широкой дубовой лестнице, Фейт с раздражением подумала, что с горничными надо быть построже. Однако она тут же нашла себе оправдание, мол, у нее нет ни сил, ни здоровья, чтобы обуздать неотесанных деревенских девиц.
Лестница вела в центральный холл, бесформенное помещение с низким потолком и множеством дверей, от которого ответвлялись длинные коридоры. Напротив лестницы, над большим камином, висел портрет Рейчел. В центре холла стоял складной стол, а на нем ваза с цветами. Еще там было несколько стульев времен короля Якова с высокими резными спинками и вытертыми сиденьями, выцветший персидский ковер, старинный дубовый сундук; потемневшее медное ведерко для угля, два кресла с полукруглой спинкой и этажерка, где валялись старые газеты и журналы, садовые ножницы, мотки бечевки и прочий хлам. В углу стоял большой кувшин с павлиньими перьями, а под одним из окон громоздился неуклюжий письменный стол. Стены украшали пейзажи в тяжелых золоченых рамах, лисьи и оленьи головы, две металлические грелки, стеклянная витрина с чучелом выдры и дубовая вешалка с крючками, на которых висели охотничьи хлысты.
Стояла поздняя весна, и из открытой готической двери тянуло холодком. Фейт зябко повела плечами и прошла в Желтую гостиную. Она решила, что ее золовка, как обычно, копается в своих папоротниках или катается по пустым аллеям в повозке, запряженной костлявой кобылой, с которой, как считала Фейт, они были удивительно похожи. Она поискала утреннюю газету и, не найдя, отправилась в столовую, надеясь обнаружить ее там. Когда Фейт вернулась в холл с газетой в руках, из широкого коридора, ведущего в западную часть дома, вышел Рубен и сообщил ей не слишком приятную новость:
