Монс Каллентофт - Дикая весна
– Вы обратили внимание на что-нибудь необычное, связанное с Ханной, до взрыва бомбы? – спрашивает Бёрье.
– Нет, ничего. Мы обсуждали это между собой, но ничего не могли вспомнить. А что? Вы считаете, что бомбу подложили, чтобы убить ее?
«Она еще не знает, что Ханну Вигерё убили, – думает Вальдемар. – СМИ еще это не раскопали». И он не собирается об этом рассказывать.
– Мы стараемся работать совершенно непредвзято. Какой она была как человек?
– Она была на больничном после того, как погиб ее муж. Но начала восстанавливаться. Собственно, это была самая веселая и добрая девушка, какую только можно себе представить. Наши клиенты обожали ее, и она их любила. И своих дочерей очень любила.
– Она много рассказывала о своих детях?
– Ну да, все же так делают.
– А не рассказывала ли она о чем-то особенном?
Петронелла задумывается.
– Нет, только самое обычное – как они развивались и все такое. Что говорили и делали.
– Вам известно, что она их удочерила?
Петронелла смотрит на них с удивлением, качает головой.
– Я даже не подозревала.
– То есть ранее вам это не было известно? – уточняет Вальдемар.
– Нет. Ханна никогда ни словом не обмолвилась об этом.
– У нее были друзья на работе? – спрашивает Бёрье.
– Она дружила со всеми, – отвечает Петронелла Нильссон. – И ни с кем особо. Ни с кем из нас она не общалась за пределами работы. Предпочитала быть в кругу семьи. Они, похоже, очень держались вместе.
Прежде чем покинуть центр дневного пребывания, они беседуют еще с двумя сотрудниками, которые повторяют то же самое, что сказала им Петронелла Нильссон. Затем отправляются в детский сад.
* * *Играющие, вопящие дети.
Снова кисточки. Снова краски. Игрушки и уровень звука, вызывающий мигрень.
Пожилая женщина по имени Карин Кварнстен, заведующая садиком, седая, с добрыми зелеными глазами и круглыми щеками, стоит перед Бёрье Свердом и Вальдемаром Экенбергом среди всего этого шума.
– Значит, теперь вы. СЭПО наведывались к нам вчера. Вы никак не координируете ваши действия?
Бёрье и Вальдемар смотрят друг на друга, думая одно и то же: «Так они разрабатывают ту же версию?» Но вовсе не обязательно. Возможно, СЭПО ставит себе ту же цель, что и они сами, – заглянуть в каждый закуток, под каждый камень.
– Они танцуют собственный танец, – отвечает Бёрье, а Вальдемар раздраженно фыркает.
Они заходят в кухню садика, где приятно пахнет едой, а бородатый мужчина их возраста нарезает ломтиками гигантскую колбасу, одновременно ухитряясь помешивать кус-кус в кастрюле с кипящей водой.
Мужчина представляется как Стен Хоканссон.
– Расскажите нам о девочках, – говорит Вальдемар.
– Самые милые детки на свете, отличные товарищи, очень развитые для своего возраста, – говорит Карин Кварнстен. – Они не вернулись к нам после гибели отца, так что мы не знаем, как это повлияло на них. А теперь и не узнаем.
– Да уж, – вздыхает Бёрье.
– Это просто ужасно, – говорит Стен Хоканссон. – Невозможно осмыслить и понять то, что произошло. Мы беспокоимся за судьбу нашего города.
– Вы знали, что девочки удочерены? – спрашивает Вальдемар. – СЭПО не сказали вам об этом?
– Удочерены? Да что вы говорите! – восклицает Карин Кварнстен. – Мы и не знали, даже не подозревали.
Стен Хоканссон перестает помешивать кус-кус.
– Ах ты, черт, – бормочет он. – Нет, СЭПО ни словом об этом не обмолвились. Они спрашивали, не обратили ли мы внимание на что-нибудь необычное, связанное с этой семьей – и мы ответили, что нет.
– Разве что они казались счастливее других, – вздыхает Карин Кварнстен.
Побеседовав с этими двумя, Бёрье и Вальдемар стоят на парковке перед садиком.
Вальдемар курит сигарету.
– Одно ясно, – произносит он. – Что бы ни случилось – если это случилось не с тобой, – жизнь продолжается, не так ли?
– Ты прав, – кивает Бёрье. – Посмотрим, удалось ли Заку с Малин что-нибудь раскопать.
* * *Ронни Карлссон что-то бормочет себе под нос, идя впереди Малин и Зака по узким пыльным проходам судебного архива, расположенного на четыре этажа вниз под зданием Правления лена, соседствующего с библиотекой возле Дворцового парка.
В Интернете им удалось разыскать сведения о том, кто является ответственным архивариусом, и затем они позвонили этому несговорчивому бюрократу, который после некоторых протестов все-таки вызвался показать интересующие их материалы. Похоже, он осознал серьезность ситуации.
– А это не может…
По телефону он не договорил свой вопрос.
Нет, это не может подождать, нет времени идти формальным путем, заполняя массу бланков.
– Хорошо, приезжайте через полтора часа.
И вот он идет впереди них, одетый в джинсы и красную фланелевую рубашку; в архиве пахнет затхлостью и забвением, а на высоких металлических стеллажах по обе стороны прохода стоят рядами толстые папки рядом с коробками, помеченными фломастерами, высятся горы дел, судя по всему, идеально рассортированные, схваченные резинками и помеченные этикетками.
– Большинство этих материалов открыто для всех желающих, – бормочет Ронни Карлссон, перешагивая через ящик, стоящий в проходе. – Однако никому до этого дела нет. То, что вы ищете, должно быть где-то здесь.
– Нам есть дело, – говорит Малин, и Ронни Карлссон останавливается возле полки с черными скоросшивателями.
– Скорее всего, здесь.
Остановившись и наморщив лоб, он читает этикетки на корешках скоросшивателей, потом вытаскивает один из них, перелистывает, читает и наконец протягивает открытую папку Малин.
– Вот, – говорит он. – Здесь все, что вы можете узнать от меня по поводу близняшек Вигерё.
Глава 38
«В этом мире просто полно нежеланных детей, – думает Малин. – Запланированное усыновление, которое не состоялось. Кто захочет взять дефектного, когда есть выбор? Лучше взять темнокожего, желтого или краснокожего, чем ребенка с неправильно сформированным мозгом, потерпевшей бедствие душой».
Малин смотрит в окно на Дворцовый парк, где яблони, вишни и магнолии соревнуются, кто из них красивее – мисс Дерево Линчёпинга – 2010.
Часы показывают без четверти двенадцать, и Зак медленно бредет рядом с ней, а за стеной из белых цветов виднеются Дворец и часть парка, закрытая для общественности. С другой стороны от них – библиотека, высокие окна которой сияют на солнце. Внутри ее в проходах между бесчисленными полками люди ищут книги, а на учебных местах склонились за своими компьютерами студенты.
Библиотека.
Любимое место Туве. Малин и Зак молча идут к машине, которую припарковали у Домского собора.
«Каждый уголок этого города мне хорошо знаком, – думает Малин. – Каждый камень в стенах церкви отпечатался в моей памяти, каждое дерево, каждый нюанс розового фасада старого здания гимнастического зала стал частью меня, всякое неравноправие между людьми, всякая несправедливость, горе, страсть и жадная мысль».
В черном скоросшивателе из архива суда они нашли одно имя.
Ни имени женщины, отдавшей девочек на удочерение, ни имени отца, только имя секретаря социальной службы, которая каким-то образом была замешана в этом деле.
Шведские родители не имеют права оставаться анонимными, когда они отдают ребенка на усыновление. Но в документах двойняшек Вигерё нет никаких данных о родителях.
Почему?
Бюрократическая ошибка? Или что-то другое?
Социального секретаря звали Оттилия Стенлунд, шесть лет назад она работала в отделе социальной службы в районе Норрмальм по адресу: Текнологгатан, 13, Стокгольм, четвертый офис.
– Давай возьмем и позвоним этой Оттилии Стенлунд, – говорит Зак, когда они огибают большой старый дуб возле гимнастического зала.
Дворец.
Серый параллелепипед чуть впереди них. Резиденция губернатора. Сюда приглашают на званые ужины высокопоставленных людей. И хоккеистов местного хоккейного клуба.
Домский собор.
Словно гигантский саркофаг, он требует к себе внимания жителей города, однако их мало волнует, что происходит в божественном храме. Мечеть в Экхольмене наверняка может похвастаться лучшей посещаемостью. Разве что когда взорвалась бомба – и на Рождество, во время всенощной, когда тысячи горящих свечей заставляют каменное внутреннее убранство пылать. Тогда жители Линчёпинга покидают свои дома, а церковные пастыри встречают их в дверях, и чаши для сбора пожертвований переполняются свидетельствами неспокойной совести.
«Тьфу, черт!» – думает Малин.
Как поет Спрингстин: «В конце каждого тяжело давшегося дня у людей появляется повод верить».
Она достает мобильный телефон.
– Сейчас позвоню в справочное.
– Может, лучше позвонить ей на работу?
– Поиски рабочего телефона займут больше времени. Справочное проще и быстрее. Попробуем.
И вот они уже у машины. Белая лакированная крыша усеяна птичьим пометом, которого не было там, когда они парковались. Малин видит, как Зак смотрит на небо, на светло-зеленую крону дуба, где, видимо, только что сидели тучи ворон, или галок, или иной напасти больших городов, и Зак ругается, но это звучит как-то неубедительно.
