Маэстра - Хилтон Л. С.
Я понимала, что он следит за мной. Однажды вечером я вышла в арабскую лавку рядом с домом за сигаретами и увидела его на автобусной остановке. Он все так же читал свою чертову газету. Я попыталась убедить себя в том, что это просто совпадение. Я все-таки в Париже, в городе, где соседи знают друг друга и легко узнают людей из своего квартала. Наверняка он просто живет где-нибудь поблизости, в студии площадью двадцать три квадратных метра, с огромной плазмой и фотографиями детей от распавшегося брака на полке из «ИКЕА», уговаривала я себя, но на самом деле уже тогда знала, что это не так. В многочисленные, но недолгие моменты, когда я признавалась себе в этом, мне казалось, что на меня набрасывается стая злобных монстров, хохочущих и нечленораздельно бормочущих на своем языке, и начинает раздирать зубами и когтями мою похолодевшую от ужаса плоть. Он смотрел на меня, и под его взглядом рушились и таяли в воздухе прочные стены построенной мной крепости.
Я почувствовала себя загнанным в ловушку зверем и едва сдержала безумный порыв броситься к нему и толкнуть под проносящиеся мимо машины. Конечно, этого я не сделала, а спокойно пошла в магазин, задержалась там, покупая всякие ненужные вещи: чистящее средство, жевательную резинку, упаковку проволочных мочалок для мытья посуды, долго искала в кошельке мелочь, обсуждала погоду с одетым в кожаный пиджак сыном владельцев магазина. Выйдя из магазина, я бросила взгляд на остановку. Автобус только что отъехал, но мужчина сидел на прежнем месте. Может, он просто ждет кого-нибудь? Нет, не кого-нибудь, а меня. Я попыталась успокоить сбившееся дыхание, но не сдержалась и все-таки обернулась, вводя код на двери, громко поздоровалась с консьержкой, хотя мы с ней только что виделись. Я хотела дать ему понять, что там внутри кто-то есть, на случай если он решит последовать за мной в темноту подъезда. Войдя в квартиру, я бросила на пол тонкий полиэтиленовый пакет и прислонилась к стене. Свет включать не стала. В конце концов, какая разница, кто он? Я же могу хоть сейчас вызвать такси и уехать в аэропорт!
Каждый день я читала в Интернете международные новости и проверяла сумку – обычную кожаную дорожную сумку, которую купила у какого-то тунисца прямо на улице. Пять тысяч евро наличными, такая же сумма в американских долларах – валюту я поменяла небольшими порциями в туристическом офисе в Латинском квартале и разложила в свернутые спортивные носки. Немного одежды, туалетные принадлежности, пара книжек в мягкой обложке, стальной «ролекс» в нераспечатанной коробке и массивные золотые серьги (на тот случай, если меня занесет в места, где бумажные деньги не в ходу), ксерокопии всех документов и документы на картины. Не совсем профессиональный набор для человека в бегах, но я надеялась, что этого будет достаточно.
Однако меня не покидало отвратительное ощущение, что, куда бы я ни полетела, как только погаснет табло «Пристегните ремни», я обернусь и увижу его; он сидит рядом и пристально смотрит на меня. Так, Джудит, перестань, это глупо, безумие какое-то! Если он за тобой следит, значит ему что-то нужно. В этой жизни все сводится к желанию или его отсутствию, а ты, Джудит, должна найти золотую середину! Я вытащила телефон, нашла его фото и принялась прокручивать назад всю свою жизнь. Вообще-то, у меня великолепная память на лица, но его я точно не встречала. Я налила себе коньяка и закурила. Мигающий экран телефона сводил меня с ума. Кому звонить посреди ночи, если станет одиноко? Да некому, в том-то и дело…
Вдруг в домофон позвонили так громко, что у меня зазвенело в ушах. Я затушила сигарету, аккуратно поставила на пол рюмку и подползла к окну. Чем еще мне нравилась моя квартира, так это удобными диванчиками в оконных нишах толстых стен XVIII века. Перегнувшись через подушки, я выглянула во двор, пытаясь остаться незамеченной. В дверь снова позвонили. Я досчитала до десяти и скорее почувствовала, чем услышала электрическую вибрацию звонка. Щелкнул замок входной двери, он вошел в подъезд. Силуэт четко выделялся на фоне свечения телевизора консьержки. Мужчина что-то ей сказал, я, разумеется, не поняла, но консьержка с истинно галльским выражением неудовольствия на лице поднялась со своего удобного стула, провела его через внутренний дворик и вышла на лестницу. Затаив дыхание, я прислушивались к ее тяжелым шагам. Она что-то бормотала себе под нос на португальском. Вскоре раздался звонок в дверь. Я вся сжалась, словно кошка перед прыжком. Еще один звонок, потом шарканье тапочек, звук удаляющихся шагов и скрип перил. Она недовольно махнула рукой и покачала головой. Он снова вышел во двор, следя за тем, чтобы свет фонарей не падал на лицо, но я кожей чувствовала на себе его пристальный взгляд. Бросив консьержке дежурное «Merci, Madame», таинственный незнакомец нажал подсвеченную кнопку выхода рядом с дверью и вышел на улицу.
Выпрямиться мне удалось не сразу, я вдруг ощутила себя дряхлой старухой. Закрывшись в ванной, я включила свет и долго стояла под обжигающе горячим душем, механически выполняя весь банный ритуал: мыло, скраб, очищающее масло, средство для снятия макияжа, скраб для лица, шампунь, кондиционер. Я побрила ноги и подмышки, нанесла увлажняющую маску, несколько минут втирала крем для тела и масло монои в положенные места, потом дезодорант и духи. Затем пришел черед макияжа: основа, консилер, бронзатор, румяна, гель для бровей, подводка, тушь, потом наклонить голову вниз и высушить волосы феном. Все это время у меня нещадно дрожали руки, но я достаточно успокоилась, чтобы обрести способность мыслить. Надев короткое серое платье-трапецию из «A.P.C.», черные чулки, ботильоны, шарф, бриллиантовые серьги-гвоздики и плащ «Вуиттон», я позвонила в «Такси блё», выпила стакан воды в ожидании ответа оператора, заказала машину к подъезду, заперла дверь, бросила ключи в сумочку, а потом долго рылась, чтобы найти их и проверить, хорошо ли заперла дверь.
Консьержка все никак не могла оторваться от какого-то бразильского сериала. Показывали женщину с невероятно рельефной грудью и попой, в дурацком деловом костюме, которая что-то орала по-португальски на виноватого с виду мужчину с усами. Она визжала на такой частоте, что у консьержки дрожал телевизор.
– Прошу прощения за беспокойство, мадам, мне не оставляли сообщений?
– Заходил тут один, – недовольно ответила она, – не представился даже. Зачем вообще тогда нужны мобильные телефоны, если люди все равно имеют наглость беспокоить других посреди ночи, нет, ничего не просил передать, но называл вас по фамилии, мадемуазель Рэшли, нет, ну как будто консьержкам больше делать нечего, кроме как таскаться вверх-вниз по лестницам, нет, совершенно ничего не просил передать и не говорил, что зайдет попозже, и, мадемуазель, пусть он в следующий раз звонится прямо к вам, ну подумать только, как можно быть таким невоспитанным!
Она болтала без умолку, пока я не извинилась и полностью не согласилась с ней достаточное количество раз, чтобы она все же сменила гнев на милость, а потом мы посетовали на то, что в наше время люди совершенно не думают об окружающих, особенно учитывая больное бедро консьержки, но тут на улице нетерпеливо засигналил таксист, и я откланялась, вежливо и сочувственно качая головой.
Я пришла на улицу Терез довольно рано, чуть за полночь. После первого совместного похода с Иветтой я несколько раз бывала тут одна, и мне очень нравилось то, как у них все устроено. Жюльен установил в заведении относительно демократичную политику, хоть и довольно корыстную, пытаясь соблюсти баланс между двумя величайшими силами ночного мира: богатством и красотой. Чем красивее вы были, тем меньше приходилось платить, хотя ненавязчиво подаваемый перед самым уходом счет все равно, как правило, оказывался таким, что слезы на глаза наворачивались. Секретность стоила денег: «Ля люмьер» на удивление часто посещали уважаемые люди, однако, несмотря на репутацию заведения, а возможно, и благодаря ей, под дверью никогда не торчали журналисты, а уж что происходило внутри – отдельный разговор. Я прошла в бар, заказала рюмку ужасного коньяка (в таких местах всегда подают жуткий коньяк) и заметила новую обивку банкеток из шкур зебр. Интересно, что же все-таки первично: модный декор или инстинкт? Неужели у всех европейцев поголовно звериные шкуры, красный цвет и черная кожа ассоциируются с сексом или они уже просто привыкли? С другой стороны, сложно представить себе клуб такого рода оформленным в изящных естественных тонах.
