Рекс Стаут - Только через мой труп
Она протянула ему какую-то бумажку:
– Вы сами вписали сюда свое имя…
Она продолжала что-то говорить, пока Вульф хмуро изучал бумагу, держа ее под углом к окну, чтобы лучше падал свет. Медленно и внимательно он прочитал документ – и стиснул челюсти. Не спуская с него глаз, я слушал, что́ говорит мисс Лофхен. Непредсказуемы все-таки эти черногорки: сперва прячут бумажки в книги, потом извлекают на свет божий свидетельства о рождении. Похоже было, что мы уже по уши увязли в их делах.
Вульф дочитал бумагу до конца, осторожно сложил ее и упрятал в карман.
Мисс Лофхен решительно протянула руку:
– Нет-нет, отдайте документ мне. Я должна вернуть его Нийе. Или вы сделаете это сами?
Вульф посмотрел на нее и пробормотал:
– Пока это еще ничего не доказывает. Да, документ подлинный, и там стоит моя подпись. Он и впрямь принадлежал моей дочери. Или принадлежит ей, если она жива. Но, кто может знать, вдруг документ украден?
– С какой стати? – Карла пожала плечами. – Ваши подозрения переходят все разумные границы. Документ украли, провезли через океан сюда, и зачем? Чтобы здесь, в Америке, как-то надавить на вас? Помилуйте, вы, конечно, личность замечательная, но уж не настолько. Нет, документ вовсе не украден. Меня послала к вам та самая девушка, о которой в нем идет речь. Она сама попросила, чтобы я предъявила его вам и рассказала, в чем дело. Поймите же, она попала в беду! – Карла гневно сверкнула глазами. – Неужели у вас каменное сердце? Или вы не понимаете, что впервые увидите свою взрослую дочь уже только в тюрьме?
– Не знаю. Думаю, сердце у меня не каменное. Но я и не простофиля. Когда много лет назад я вернулся в Югославию, чтобы найти ту девочку, я так и не сумел ее разыскать. Поэтому мне сейчас трудно судить. Не знаю.
– Но зато ваша Америка ее отлично узнает! Дочь Ниро Вульфа в тюрьме за воровство! Но только она не воровка! Она ничего не украла! – Карла вскочила и, опершись о стол обеими руками, наклонилась к Вульфу: – Пф!
Она снова уселась в кресло и опять сверкнула глазами – на этот раз в мою сторону, видимо, чтобы я усвоил: поблажек не будет никому. Я подмигнул ей, возможно нарушив тем самым этикет. Ведь если гипотеза о ее княжеском происхождении была верна, то я мог в самом лучшем случае рассчитывать на роль холопа.
Вульф глубоко вздохнул. Повисла тишина. Я слышал даже их дыхание. Наконец он пробормотал:
– Нелепость какая-то. Абсурд. Чушь собачья. Может, вы и научились каким-то трюкам, только в жизни есть фокусы почище. Я многих засадил за решетку, хотя и немало кого уберег от тюрьмы. И вот извольте! Арчи, возьми блокнот. Мисс Лофхен, пожалуйста, расскажите мистеру Гудвину подробнее о той беде, в которую попала ваша подруга.
С этими словами Вульф откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Она принялась рассказывать, а я записывал. Дело было темное, и мы могли здорово погореть на доверии к неведомо чьей дочери. Обе девушки преподавали в школе-студии танцев и фехтования Николы Милтана, расположенной на Восточной Сорок восьмой улице. Клиентура у школы была сплошь привилегированная, и цены за уроки соответственные. На работу девушек устроил Дональд Барретт, сын Джона П. Барретта из банкирской фирмы «Барретт и Дерусси».
Уроки танцев проводились в отдельных комнатах. Фехтовальные залы располагались этажом выше. Их было три – один большой и два поменьше. При них имелись две раздевалки, мужская и женская, с запирающимися шкафчиками, где клиенты переодевались в спортивные костюмы.
В школе брал уроки фехтования некто Нэт Дрисколл – Карла произнесла его имя как «Наот», – богатый толстяк средних лет. Вчера днем он заявил Николе Милтану, что после урока фехтования, который ему давала Карла Лофхен, он увидел в мужской раздевалке около раскрытого шкафчика другую преподавательницу фехтования, Нийю Тормик, которая якобы вешала на место его, Дрисколла, пиджак. По его словам, Нийя затем закрыла дверцу шкафчика и вышла из раздевалки в коридор. Он поспешил проверить свои вещи и убедился, что золотой портсигар и бумажник в целости и сохранности, в тех же карманах, где он их оставил. Лишь одевшись, он вспомнил о бриллиантах, которые тоже лежали в кармане, в коробочке из-под пилюль. Коробочка исчезла вместе с камешками. Он тщательно обшарил все карманы, но тщетно, и потребовал, чтобы пропажу немедленно вернули.
Мисс Тормик, которую вызвал Никола Милтан, твердила, что знать ничего не знает ни о каких бриллиантах, и начисто отрицала, что вообще открывала шкафчик мистера Дрисколла или хоть пальцем прикасалась к его одежде. Она заявила, что обвинение возмутительно, неслыханно и насквозь лживо. Она вообще не заходила в раздевалку. Но даже и зайди она туда по какой-либо причине, ни за что на свете не стала бы шарить в шкафчиках клиентов. А если бы и вздумала копаться в одежде, то уж только не в одежде мистера Дрисколла. У нее в голове не укладывается, с какой стати она могла интересоваться содержимым его карманов. Негодованию мисс Тормик, вполне справедливому, не было границ.
Нийю обыскали – это проделала Жанна Милтан, супруга Николы Милтана. К этому времени Милтан допросил всех, кто находился на другом этаже, – как служащих, так и клиентов, – и пропажу разыскивали повсюду. Дрисколл утверждал, что Нийя Тормик стояла боком к нему, когда он увидел ее возле своего шкафчика, и что на ней был фехтовальный костюм. Обе девушки – и Нийя, и Карла – категорически потребовали, чтобы их снова обыскали, прежде чем они отправятся домой.
Милтан чуть не обезумел от такого удара по репутации заведения. Он отчаянно сопротивлялся требованию Дрисколла вызвать полицию и преуспел в этом. Сегодня утром он битых два часа чуть ли не на коленях умолял Нийю сознаться в содеянном и рассказать, где находятся бриллианты и что она с ними сделала, но ответом ему было лишь надменное и презрительное молчание, чего единственно и заслуживали его гнусные предположения.
В отчаянной попытке выпутаться, не прибегая к помощи полиции, и избежать огласки Милтан назначил сегодня на пять часов в своем кабинете встречу всем, кто находился вчера в его школе. В присутствии Нийи он сказал своей жене, что намерен обратиться за помощью к Ниро Вульфу. Нийя же, зная, что Ниро Вульф – ее отец, тут же решила, что прославленный сыщик должен защищать ее интересы. Но Нийя по вполне понятным причинам вовсе не собиралась раскрывать отцу свое происхождение, поэтому наказала Карле, которая сразу же отправилась к Вульфу, ничего пока не разглашать.
Вот и все, что мне удалось узнать. Мисс Лофхен, взглянув на свои часики и отметив, что уже без пяти четыре, потребовала, чтобы Вульф как можно скорее отправился вместе с ней.
Не шевельнув даже пальцем Вульф, по-прежнему сидевший с закрытыми глазами, пробурчал:
– Почему же мистер Дрисколл не поймал мисс Тормик с поличным, когда увидел свой пиджак у нее в руках?
– Он был абсолютно голый. Он шел из душа.
– Неужели он настолько толст и безобразен, что предпочитает лишиться бриллиантов, только бы не попасться кому-то на глаза нагишом?
– По его словам, он очень стеснительный. Он сказал, что буквально онемел от удивления, а Нийя действовала быстро и почти сразу вышла из раздевалки. К тому же бумажник и портсигар оказались на месте, а о бриллиантах он поначалу забыл – вспомнил, только одевшись. А вообще-то он, разумеется, с вами по габаритам не сравнится.
– Да уж, это как пить дать. У шкафчиков ключи есть?
– Да, но обращаются с ними донельзя халатно. Ключи вечно валяются где попало. Тут сам черт ногу сломит.
– Вы утверждаете, что мисс Тормик не брала бриллиантов?
– Конечно нет. Она их никогда не взяла бы.
– Может, она взяла что-то другое из карманов мистера Дрисколла? Что-нибудь, о чем он и думать забыл. Письма, документы, хотя бы просто леденцы?
– Нет. Она ничего не брала.
– Но в раздевалку она заходила?
– Зачем ей было туда заходить?
– Я не знаю. Так заходила или нет?
– Нет.
– Просто фантастика. – Казалось, Вульф вот-вот откроет глаза. – Вам давно известно, что мисс Тормик – моя дочь?
– Я всегда это знала. Мы с ней… подруги, и очень близкие. Я знала о вас… о вашем… Словом, я была о вас наслышана.
– Скорее, вы были наслышаны о моих политических пристрастиях. – Неожиданно тон Вульфа посуровел. – Ха! Романтические девушки, которых так и распирает от стремления к подвигам в духе прошлых веков! Ну-ну! Что же, значит, предателям еще перепадают крошки со стола Доневичей?
– Мы… – Ее подбородок дернулся, а в глазах полыхнуло пламя. – На их стороне честь и право! И они добьются признания!
– Скорее, в один прекрасный день они добьются некролога. Глупцы, слепые эгоисты! Вы тоже из рода Доневичей?
– Нет.
Ее грудь бурно вздымалась, по-моему от праведного гнева.
– Тогда как вас зовут?
– Карла Лофхен.
– А на родине?
– Сейчас я не на родине. – Она нетерпеливо отмахнулась: – Что все это значит? С какой стати вы меня пытаете? Я же говорю о Нийе. Вы что, не понимаете? О вашей дочери! Неужели вам до такой степени все безразлично, что вы готовы сидеть сложа руки и насмехаться? Я же говорю вам, надо срочно что-то предпринять, иначе ею займется полиция!
