Мэри Кубика - Милая девочка
– Хочу кое-что тебе показать.
Беру Мию за руку и веду в столовую, где повесила копию ее работы. Я сделала это еще в ноябре, когда была уверена, что она мертва. Живописная тосканская деревушка написана масляной пастелью с фотографии, снятой во время поездки несколько лет назад. Краем глаза наблюдаю за Мией и думаю про себя: «Если бы все можно было вот так сохранить».
– Твоя работа.
Она знает. Это она помнит. Помнит, как сидела в столовой с мелками и фотографией. Она тогда умоляла отца купить мольберт, и он согласился, хотя был уверен, что возникшая страсть Мии к искусству лишь минутная блажь. Мы долго охали и ахали, разглядывая законченную картину, чтобы потом поместить ее в кладовку рядом со старыми костюмами для Хеллоуина и роликовыми коньками и найти лишь тогда, когда детектив попросил предоставить ему фотографии Мии.
Заглядываю ей в глаза:
– Помнишь нашу поездку в Тоскану?
Дочь подходит ближе и касается изящными пальцами картины. Она выше меня, но в этой столовой кажется неоперившимся птенцом, с трудом удерживающимся на тоненьких ножках.
– Шел дождь, – произносит Мия, не отводя глаз от пейзажа.
Я киваю:
– Да. Действительно, шел дождь.
Как прекрасно, что она помнит. Правда, дождливым выдался лишь один день, остальные были солнечными. Мне хочется объяснить ей, что я повесила картину, потому что очень волновалась за нее. Я была в ужасе. На протяжении нескольких месяцев проводила без сна ночь за ночью, задаваясь одним вопросом: что, если?.. Что, если ей плохо? Что, если она умерла и мы никогда ее не найдем? Что, если с ней все хорошо, но мы об этом не узнаем? Что, если она умерла, мы об этом узнаем и детектив попросит опознать тело? Я хочу рассказать Мии, что приготовила для нее чулок на Рождество. Просто на всякий случай. Купила подарки, упаковала и положила под елку. Я хочу, чтобы она знала, что я ушла с крыльца далеко за полночь, что тысячу раз звонила ей на мобильный. Просто на всякий случай. В надежде, что наконец услышу не запись автоответчика. Раз за разом я слушала монотонный ответ, те же слова, те же интонации: «Привет, это Мия. Пожалуйста, оставьте сообщение», радуясь возможности хоть несколько секунд послушать ее голос. Я спрашивала себя, что, если мне больше никогда не услышать ничего другого от собственной дочери? Что, если?..
Глаза Мии пусты, выражение лица отрешенное. У нее самое прекрасное лицо, кожа цвета персиков с кремом, сейчас персикового нет, остался лишь крем, отчего она кажется мертвенно-бледной, словно привидение. Она не смотрит на меня, когда мы разговариваем, только сквозь меня или куда-то в сторону, но никогда не в глаза. Чаще всего голова ее опущена, она устремляет взгляд на ноги, на руки, куда угодно, лишь бы не встретиться с моими глазами. Здесь, в столовой, с ее лица сходят последние краски. Это происходит в одно мгновение, когда через приоткрытые занавески в комнату врывается яркий свет, заливает ее тело и оседает на плечах. Рука Мии падает вниз, оторвавшись от пейзажа далекой Тосканы. Голова опускается, дыхание становится хриплым.
Кладу руку ей на спину – слишком худую, я нащупываю лишь твердые кости – и жду. Впрочем, не слишком долго, терпения мне не хватает.
– Милая моя девочка, – говорю я, но она перебивает, убеждая, что с ней все в порядке, все хорошо. Я уверена, все дело в кофе. – Что случилось?
Она пожимает плечами. Рука прижата к животу, и я чувствую – ей нехорошо. Что-то толкает ее прочь из столовой.
– Я устала. Хочу полежать.
Я киваю и напоминаю себе, что надо уничтожить все следы кофеина в доме, прежде чем она проснется.
Гейб. До
– Тебя не так просто найти, – ухмыляюсь я, когда он приглашает меня в отсек офиса, где находится его рабочее место. Это даже не кабинет, он больше похож на кабину, но с высокими стенами, обеспечивающими некое подобие уединенности.
Здесь только один стул – его, – и мне приходится стоять при входе, прислонившись к прогибающейся стене.
– Не знал, что меня кто-то ищет.
Если доверять первому впечатлению, он напыщенный придурок, я сам был таким много лет назад, прежде чем понял, что доволен собой больше, чем имею право. Он крупный мужчина, но не скажу, что высокий. Похоже, он качается, пьет протеиновые коктейли. Может, стероиды? При случае надо записать, при нем у меня нет желания это делать. Не хочу быть пойманным в тот момент, когда делаю выводы. Это может быть не на пользу мне же самому.
– Вы знакомы с Мией Деннет? – спрашиваю я.
– Как посмотреть, – отвечает он, поворачивается на вращающемся стуле и продолжает печатать сообщение.
– Это как?
– Смотря кто интересуется.
У меня нет желания играть в такие игры.
– Я. – Козыри стоит пока попридержать.
– А вы кто?
– Я разыскиваю Мию Деннет.
Я вижу в этом парне себя, ему не больше двадцати пяти, он только закончил учебу и все еще верит, что мир крутится вокруг его персоны.
– Ну, раз так…
Я уже на пороге пятидесятилетия и сегодня утром заметил несколько седых волос. Уверен, за них надо благодарить судью Деннета.
Он продолжает печатать, сидя ко мне спиной. Какого черта! При всем желании он не мог бы выказать мне меньшее неуважение, заставляя стоять в ожидании возможности поговорить.
Заглядываю ему через плечо. Он пишет об американском футболе под именем dago 82. Мать итальянка – отсюда темные волосы и глаза, женщины наверняка от него млеют, – поэтому выбрал опасный ник, оскорбляющий предков. В Италии никогда не был и не знает ни слова по-итальянски. Может, я лишь выискиваю еще одну причину не любить этого парня?
– Я так понимаю, работы невпроворот?
Он замечает, что я читаю написанное им, раздражается и свертывает изображение на экране.
– Кто вы, черт возьми? – нервно спрашивает он.
Лезу в боковой карман и достаю обожаемый мной блестящий значок.
– Детектив Гейб Хоффман.
Парень явно выбит из колеи. Улыбаюсь. Как же я люблю свою работу.
– У Мии проблемы?
– Да, можно сказать и так.
Он ждет, что я продолжу. Я молчу, в основном чтобы его позлить.
– Что она сделала?
– Когда вы последний раз видели Мию Деннет?
– Давно. Неделю назад, может, больше.
– А когда последний раз разговаривали?
– Не помню я. На прошлой неделе. Во вторник вечером, кажется.
– Кажется? – переспрашиваю я, он смотрит на календарь и кивает. – Но во вторник вы ее не видели?
– Нет. Мы должны были встретиться, но я отменил свидание. Работа, знаете ли.
– Ну конечно.
– Что случилось с Мией?
– Итак, вы не разговаривали с ней со вторника?
– Нет.
– Разве это нормально? Не разговаривать почти целую неделю со своей девушкой?
– Я ей звонил, – признается он. – В среду. Может, в четверг. Она не ответила. Я решил, она злится.
– Почему? У нее были на то причины?
Мой собеседник пожимает плечами и тянется к бутылке с водой на столе.
– Я отменил нашу встречу во вторник вечером. Было много работы. Она очень резко разговаривала со мной по телефону. Я бы сказал, она была в бешенстве. Но, что делать, работа есть работа. Я подумал, что она обиделась, поэтому не звонит… Не знаю.
– Каковы были ваши планы?
– Во вторник?
– Именно.
– Встретиться в баре. Мия уже ждала меня там, когда я позвонил и сказал, что не приду.
– И она разозлилась.
– Ну, счастлива слышать это она точно не была.
– И вы были здесь, работали?
– Примерно до трех ночи.
– Кто-то может это подтвердить?
– Ну да. Босс. Мы вместе готовили варианты дизайнерского проекта для встречи с клиентами в четверг. У меня могут быть проблемы?
– К этому мы еще вернемся, – отвечаю я, продолжая стенографировать разговор в собственной манере, которую никому не под силу расшифровать. – Куда вы направились после окончания работы?
– Домой. Была глубокая ночь.
– Вы можете предоставить алиби?
– Алиби? – Он нервно ерзает на стуле. – Не знаю. Я брал такси.
– Счет сохранился?
– Нет.
– В доме есть консьерж? Кто-то может подтвердить, в котором часу вы вернулись домой?
– Камеры. – И сразу, без паузы. – Черт возьми, где Мия?
После разговора с Айаной Джексон я получил распечатку звонков с телефона Мии. Она почти ежедневно звонила Джейсону Беккеру, архитектору, работающему в фирме «Чикаго Луп». Наведавшись к нему, я вижу на лице отражение быстрой работы мозга в поисках нужного ответа, когда интересуюсь, знаком ли он с Мией Деннет.
– Да, я знаю Мию. – В его глазах вспыхивает ревность. Это первое, что я замечаю. Он уверен, что я его соперник.
– Она пропала, – отвечаю я, стараясь предугадать реакцию.
– Пропала?
– Да. Ушла и не вернулась. Со вторника ее никто не видел.
– Полагаете, я имею к этому отношение?
Меня раздражает, что его больше заботит собственная шкура, чем жизнь Мии.
– Да. – Я вынужден солгать. – Полагаю, вы можете быть причастны. – Не сомневаюсь, что у него есть алиби на каждый час. Я вернулся к тому, с чего начал.
