Крепость королей. Проклятие - Пётч Оливер

Эльзбет подобралась.

– Оно никогда не было нашим. Сохрани я его, и оно оказалось бы в руках врагов. Вам бы этого хотелось? Когда птица опустилась на подоконник, меня вдруг охватило странное предчувствие…

– Проклятье!

Это выругался коренастый мужчина в потертом кожаном фартуке, какие носили пфальцские извозчики. То был Дитхельм Зеебах, хозяин «Зеленого древа». Он тоже был в хижине Эльзбет пару месяцев назад.

– То есть ты избавилась от кольца, повинуясь какому-то предчувствию? – прорычал он. – Ты была хранительницей, Эльзбет! Братство доверило тебе оберегать кольцо. Что на тебя нашло?

– Птица… она была как знак, – неуверенно возразила знахарка, – словно явилась из другого времени. – Она вскинула подбородок. – И в итоге разве я не права оказалась? Не забывай, тайна, которую мы храним, способна изменить судьбу империи… судьбу всей Европы! Или ты думал, те люди самым вежливым образом расспросили бы меня о кольце и отбыли восвояси? – Она горестно рассмеялась. – Нет, они бы пытали меня, пока не вызнали все, что нужно!

– Так почему же ты просто не спрятала кольцо? – вступил в разговор еще один из членов. Канатчик Мартин Лебрехт многие годы состоял в Братстве, и его слово имело вес. – Ты могла бы закопать его в лесу или передать кому-нибудь из нас. Мы бы все поняли.

– А я, по-твоему, не думала об этом, Мартин? – Знахарка снова рассмеялась. – Но что бы от этого изменилось? Эти люди все равно разыскали бы меня и пытали бы, пока я не раскрыла им тайну.

– Это все отговорки, Эльзбет! – бушевал Зеебах. – Ты испугалась. И теперь из-за твоего страха на карту поставлена судьба всей империи!

– Ты прав, Дитхельм. Да, я испугалась. Сомневаюсь, что я выдержала бы такие страдания. Ожоги, побои, разорванные сухожилия, сломанные кости… А ты бы выдержал, Дитхельм? Разве ты не боишься?

Зеебах поколебался, а затем упрямо скрестил руки на груди.

– Остается неясным, откуда эти люди узнали, что кольцо находилось у Эльзбет, – задумчиво произнес глава Братства и по очереди взглянул на каждого из членов. – Только нам известно, что Эльзбет избрана хранительницей кольца. Значит, кто-то из нас проболтался.

Знахарка склонила голову:

– Я об этом тоже подумала. Возможно, все так и есть. А может, они явились лишь затем, чтобы расспросить меня… Как я уже говорила, они побывали и у других знахарок.

Собственное мнение на этот счет у нее давно сложилось, но высказывать его вслух она остерегалась.

Кому тут вообще можно доверять? Если среди нас завелся предатель, нужно, чтобы он знал как можно меньше.

– И все же нам следует быть начеку. – глава Братства расправил плечи. – Предатель в наших рядах нас погубит.

Наверху вдруг зазвонили колокола. Старейшина скинул белую мантию и снова стал простым стариком с морщинистым лицом.

– Нам пора наверх, пока не началась служба, – усталым голосом завершил он собрание. – Иначе пастор что-нибудь заподозрит. Нам нельзя рисковать.

Он еще раз покачал головой и пробормотал:

– Доверить кольцо соколу… Да укажет ему Господь истинный путь.

И все они, склонив головы, отправились наверх, как благочестивые мужчины и женщины направлялись на воскресную службу.

Колокола звучали для них погребальным звоном.

Глава 7

Испанское нагорье,

16 мая 1524 года от Рождества Христова

Высоко над отрогами иберийских гор порхал белый голубь. Он нес вести из далеких земель.

Маленькая птичка проделала долгий путь. Ранним утром она и два ее спутника покинули Монпелье. Но одного из голубей прямо в воздухе разорвал орел, а второй, в черных пятнышках, угодил в сеть голодного пастуха и стал для кого-то обедом. Белый голубь был последним из троицы и, преодолев более пятисот миль над укрытыми снегом горами, глубокими низинами и разрозненными крепостями, взмахивал крыльями далеко не так бодро, как в начале пути.

Когда впереди наконец завиднелись белые стены Вальядолида, голубь почувствовал прилив сил. Это был его дом. Здесь он родился и жил поныне. Расправив крылья, голубь начал снижаться к остроконечным башням, зубьям, водостокам и церквям с яркими витражами, точно бриллианты сверкающими в свете заходящего солнца. С колоколен церкви Сан-Пабло его приветствовала целая стая собратьев, но белый не стал на них отвлекаться. Он полетел дальше, минуя старый университет, пока впереди не показался королевский дворец. Словно привязанный невидимой нитью, голубь направился к одной из башен и влетел в крошечное окошко под зубьями. Его тут же окутал полумрак голубятни, пропитанной знакомым запахом навоза и птичьего помета. Вокруг ворковали десятки других голубей. Затянутая в перчатку ладонь осторожно подхватила его и заботливо погладила по голове:

– Умница.

Карл V снял свиток из шелковой бумаги, привязанный к лапе голубя, и насыпал немного пшена в серебряную миску. Птица принялась жадно клевать, а император сломал печать крошечного письма.

Карл питал большую слабость к голубям. Их воркованье успокаивало его после суетливых будней правителя, а перья были мягче пуха в герцогских подушках. Иногда император по нескольку раз на дню поднимался в башню, чтобы насладиться любимым зрелищем. Он привык лично отправлять с почтовыми голубями некоторые из приказов. Особенно если отправить их требовалось в обход даже самых доверенных лиц.

Голубки позволяли Карлу управлять империей, где гонцы тратили на дорогу недели, а то и месяцы. За последние годы эрцканцлер Гаттинара поручил выстроить голубятни во всех значимых областях немецко-испанской империи, а также во враждебной Франции. Некоторые из птиц за день преодолевали по семь сотен миль. Всего за пару дней приказы доставлялись из Севильи до далекой Вены, из Барселоны до Антверпена. Уже не первую неделю Карл дожидался определенного известия, и ему не терпелось узнать, его ли доставил голубь.

Развернув наконец записку и взглянув на шифр и инициалы отправителя, он сразу понял, что это то самое долгожданное письмо. Сердце императора забилось чаще. Шевеля губами, Карл пробежал взглядом по крохотным строкам, после чего смял листок в маленький шарик и поднес к одной из стоявших в углу свечей. Бумага вспыхнула и спустя мгновение обратилась в пепел.

– Sacrebleu! [12]

Несколько голубей испуганно вспорхнули, и Карл прикусил губу, чтобы не выругаться еще раз. В моменты гнева он неизменно заговаривал на языке детства, проведенного в Бургундских Нидерландах. А сожженное только что письмо… Похоже, французы действительно прознали о хранимой столько лет тайне. Одному из гонцов удалось доставить в Париж копии украденных документов. Теперь шпионы Гаттинары докладывали, что французы направили в Васгау своего человека, чтобы докопаться до истины.

Император задумчиво растер пепел кончиками пальцев. Значит, эрцканцлер не ошибся, отправив своего агента в эти непролазные леса где-то за Вогезами. Утверждали, что это лучший агент в Германии. Прошло уже несколько недель, с тех пор как он отбыл и начал собственное расследование. Но до сегодняшнего дня этот хваленый шпион так ничего и не выяснил.

Если французы первыми достигнут цели, я ему золото в глотку залью. И не свое, чтоб ему пусто было, а из личных сундуков Гаттинары!

Карл угрюмо кивнул и насыпал голубю еще пшена. Все зависело от того, кто из агентов первым доберется до цели. И император опасался, что итоги их гонки могли определить дальнейшую судьбу Европы. За последние месяцы его заклятый враг, французский король Франциск I, потерпел ряд горьких поражений, но снова тянул руки к Италии. А на нового папу Климента VII не было никакой надежды. И это очень сердило. Ведь для того, чтобы его признали правителем по всей империи, ему непременно нужно благословение папы!

Пока кто-то другой не пришел к той же мысли…

Карл со злостью швырнул остатки корма на пол, так что птицы беспокойно захлопали крыльями. Предельно важно, чтобы их агент оказался первым, особенно теперь, при таком шатком политическом положении. Вот если бы информация никогда не просачивалась… Если бы Гаттинара получше стерег документы, противник никогда не прознал бы о тайне! Теперь же им придется действовать.