Кэрол Дуглас - Танец паука
Квентин взял меня под локоть. Я к тому моменту уже надела перчатки, но даже через два слоя первоклассного хлопка ощущала жар его рук.
– Аккуратнее, – прошептал он. – Ирен знает закулисные лабиринты, как змея свою нору, а мы, бедные мангусты, можем споткнуться и что-нибудь себе сломать.
– Мессалина отлично справляется, – ответила я довольно резко, думая лишь о том, что мы одни в темноте, а он крепко держит меня под руку.
– Рад слышать. Ты сегодня особенно обворожительна.
– Как ты это видишь в темноте?
– Я давно уже заметил.
– Ты представляешь, почему мы здесь сегодня?
– Думаю, причина банальна: чтобы сыграть второстепенных героев, пока Ирен исполняет главную роль. Ты знаешь, что ей нужно от Лотты Крабтри?
– Возможно, она знала мать Ирен.
Квентин остановил меня прямо на лестнице. В темноте.
– Бедняжка Ирен.
– Мало кто считает ее бедняжкой.
– Мы знаем наших матерей, а она нет.
– Наши матери… из совершенно разных классов.
– Теперь мы оба в Америке, где классы не имеют значения.
– Очень даже имеют. Всегда имеют, просто в Америке это называется другим именем.
– А каким именем ты называешься в Америке, Нелл?
Я ощутила на обнаженной шее его дыхание, которое слегка шевелило концы тонкой атласной ленты, на которой висела камея из шкатулки Ирен. Кроме того, даже через китовый ус и плотный атлас корсета я почувствовала, как руки Квентина обвились вокруг моей победоносно тонкой талии.
Боже. Я даже не представляла себе последствий. А Квентин очень даже представлял, а потому сам их спровоцировал. Обдуманно. Я ощущала себя победительницей в бою с Пинк, также известной как Нелли Блай.
Театральный шепот снизу прервал спектакль, который разыгрывался наверху.
– Нелл? Квентин! Что вы там застряли?
Стенхоуп оторвался от меня. С неохотой, подумалось мне. Ну или я так надеялась.
Мы не ответили, но продолжили спускаться рука об руку.
Потребности скрывать в темноте то, что не предназначено для посторонних глаз, больше не было. Электрические лампочки ярко освещали широкий длинный коридор, по обе стороны которого громоздились вешалки с костюмами. В коридоре было полно дверей, и наконец мы добрались до той, где красовалась звезда с золотистым контуром, на которой значилось имя Лотты Крабтри.
Ирен поклонился франтоватый мужчина среднего роста в необычайно изысканном вечернем наряде из черной ткани в рубчик, блестящей, как мокрый мех выдры. Темные глаза и классический профиль придавали его облику элегантность, какую я редко видела в Америке, хотя на вид незнакомцу было около шестидесяти.
– Огюст Бельмонт к вашим услугам, мадам. Надеюсь, места вам понравились.
– Они были просто превосходны, мистер Бельмонт. Барон Альфонс мне всячески вас рекомендовал, – добавила Ирен. – Это мои друзья, мисс Хаксли и мистер Стенхоуп.
– Мистер Стенхоуп, наконец-то мы встретились. – Он пожал руку Квентину со странным облегчением. – Надеюсь, ваша американская миссия протекает успешно. Мисс Хаксли, очень рад. – Он приветствовал меня изящным поклоном. – Мисс Крабтри ждет вас. – Мистер Бельмонт открыл дверь и с поклоном, как дворецкий, пригласил нас войти.
Только тут я поняла, кто передо мной: один из знаменитых банкиров Нью-Йорка! Барон Альфонс сотрудничает только с себе подобными.
Гримерная ничем не отличалась от тех, в которых я навещала Ирен: удивительно маленькая, с трюмо в окружении газовых фонарей. Сама артистка сидела перед зеркалом на невзрачном стуле. Соблазнительное личико выглядывало из-под шапки рыжевато-золотистых кудрей. Она взглянула на мое отражение в зеркале. Вылитая Сара Бернар в возрасте двенадцати лет, молодая и неиспорченная. Прекрасное поле деятельности для английской гувернантки.
Я улыбнулась отражению Лотты Крабтри так, словно она и правда была моей воспитанницей. В ответ актриса тоже расплылась в улыбке – веселой, а не отчужденной, как раньше.
Неплохое начало.
Глава двадцать девятая
Лотта и Лолита
Личико прекрасной куклы и ужимки игривого котенка.
«Нью-Йорк таймс» (1883)– Моя дорогая мадам Ирен Адлер Нортон! – Лотта Крабтри приветствовала мою подругу так, как это делают французы (переходя границы разумного), поцеловав в обе щеки, едва коснувшись их.
Рада сообщить, что Квентин, похоже, подобными жеманными приемами не овладел.
– Я слышала о ваших европейских триумфах, – добавила Лотта, демонстрируя премилые ямочки. Роста в ней оказалось чуть более пяти футов, а шапка кудрявых волос была ярко-рыжей, почти красной, хотя даже в тусклом свете гримерной в ней плясали темные малиновые отблески.
– Бесспорно, преувеличения, – отмахнулась Ирен. – А я слышала о ваших американских триумфах. – Подруга деликатно умолчала, когда именно о них услышала. – Как вы прекрасно сохранились! Вы все тот же маленький чертенок, каким были в Грасс-Валли.
Лотта резко села, ее длинные локоны и оборки коротких юбок подпрыгнули.
– О, я давно уже не та, что в Грасс-Валли. А как вы узнали о нем?
– Во-первых, – сказала Ирен, – я с восхищением следила за вашей карьерой. Увы, я покинула Нью-Йорк, когда вы только появились здесь.
– Да, вы уехали в Европу. Разумеется, вы же примадонна, а я просто кокетка и певичка.
– Слово «просто» не подходит для описания ваших талантов, – снова принялась за свое Ирен.
Лотта посмотрела в зеркало на Квентина:
– А это ваш супруг? Я слышала, что вы вышли замуж за принца.
– Мистер Стенхоуп, безусловно, принц по своим манерам, но он мне не муж, а друг. Мой супруг сейчас в Баварии.
– Как?! Я слышала, что вы вышли за будущего короля Богемии, но теперь вы говорите про короля Баварии… Ходили слухи… как бы это сказать… что он просто обезумел от того, что женился на вас.
– Нет, не из-за этого, я тут ни при чем. Король Людвиг Второй Баварский умер три года назад, а его брат Отто занял трон. Да, Людвиг безумец, это точно. Но, увы, я не была замужем ни за прежним королем Баварии, ни за нынешним. Мой супруг англичанин.
– Но не этот, – сказала Лотта, разглядывая Квентина.
Тот поклонился:
– Увы, нет. Я не женат. Пока что.
Он так и не выпустил моей левой руки, которая слегка трепетала под его пальцами.
Лотта покачала головой, выслушав все эти запутанные объяснения, кто на ком женат и не женат, а потом веселым писклявым голоском заявила:
– А я не была в браке и не собираюсь, так же как никогда не буду петь в большой опере. – Она снова перевела зачарованный взгляд на Ирен. – А вы пели в Милане и… еще где-то в Германии.
– Это была Прага, в Богемии. Впрочем, правитель там немец.
– Ах, тот самый король, за которого вы не вышли. На вас были потрясающие драгоценности, я видела в местных газетах.
– Верно, бриллиантовая перевязь от Тиффани, – призналась Ирен. – Я надела ее на свой дебют в роли Золушки в миланском «Ла Скала».
– Да, я рассматривала фотографию несколько дней. Даже хотела приобрести что-то наподобие, но мне сказали, что Ротшильды все скупили.
Ирен лишь кивнула, решив не говорить, что бесценное ожерелье лежит сейчас у нее в сейфе во Франции – подарок от Альфонса де Ротшильда за услуги прошлые и будущие. Годфри ведь и сейчас трудится в интересах барона в Баварии.
– Разумеется, – продолжила Лотта, наклоняясь к зеркалу, чтобы припудрить волосы каким-то красным порошком, – я сколотила состояние, играя маленьких веселых мальчиков, а потому мне не нужны столь потрясающие украшения на сцене, да и хорошей фигурой, чтобы их достойно носить, я похвастаться не могу.
– Драгоценности всем к лицу.
– Я бы не хотела конкурировать с ними за внимание окружающих. – Актриса заметила, что я смотрю на то, как она пудрит волосы, и объяснила: – Паприка.
– Разве это не перец?
– Да, это специя из довольно жгучего перца, но я же ее не ем. Она добавляет сияния волосам. Мадам Нортон, дамы и господа, могу ли я чем-то помочь вам?
– О да, – поспешно сказала Ирен, – но, может быть, мы сначала поужинаем в «Дельмонико» все вместе?
– Нет, я предпочитаю сразу после представления ехать домой. Располагайтесь, мы поговорим здесь.
Квентин быстро нашел стулья, чтобы мы с подругой могли присесть.
– Я не знаю, как перейти к делу, – промолвила Ирен, которой раньше вполне хватало мужества в лоб говорить принцу Уэльскому о его распутстве. – Дело в том, что я ищу мать, понимаете ли.
– Она пропала? Моя дома, ждет меня. Матушка поддерживала меня на протяжении всей карьеры.
– Нас разлучили при рождении, моем рождении, – объяснила Ирен.
– Как трагично! Не знаю, что делала бы без мамы. Она шила мне костюмы, когда я была совсем крошкой, и вскоре золотоискатели уже швыряли самородки к моим крошечным танцующим ножкам. А ваш отец не может помочь вам найти ее?
– Его я тоже не знаю.
– Очень вам сочувствую, – сказала Лотта. – Но если бы я не знала своего отца, то мы с матушкой были бы богаче на сундук золота, с которым он сбежал, когда мне было шесть. Он забрал столько моих сбережений, сколько смог унести. Я слышала, что он отправился в Англию и живет там припеваючи, как джентльмен.
