Кэрол Дуглас - Черная часовня
– Значит, я была права, оградив Нелл от такого зрелища. Но не ошиблась ли я, решив, что вы сумеете справиться лучше нее?
– Тут дело не только в крови, Ирен, но в природе нападений. Они стали более…
– Более мучительными для женщин, которые оказались их свидетелями. Тем не менее в каждом случае горло перерезано.
– В Лондоне, по крайней мере, это был удар милосердия. Увечья наносились лишь после смерти жертвы.
Ирен кивнула:
– Джек-потрошитель чудовище, но он увечил только мертвых женщин. Верьте или нет, но и раньше такое случалось. Если он на самом деле перебрался в Париж, то стал еще более жестоким. Я не хирург, но мне кажется, что раны этой женщины и, возможно, первых двух были нанесены до гибели жертв или послужили ее причиной.
Я закусила губу и сделала глубокий вдох – один из тех, какие Ирен использовала, чтобы успокоить свои эмоции, – и постаралась говорить ровным тоном:
– В то время как лондонского Джека-потрошителя привлекали внутренние органы, парижский убийца сосредоточился на внешних. Груди отрезаны, а между ног…
Ирен кивнула, останавливая меня:
– Удары направлены исключительно на женские органы: источник как наслаждения, так и боли для каждой особи нашего пола.
– Конечно! Он атакует органы деторождения.
– Либо просто наиболее женственные части тела жертвы как до материнства, так и после. У многих из уайтчепелских жертв были дети, но не у Мэри Джейн Келли?
– Вы правы.
– Она была самой молодой и самой привлекательной?
– Господи, да. – Голос у меня невольно сорвался. Ей было всего двадцать пять, ровно столько же, как и мне сейчас. Я стиснула кулаки и обратилась к тому, что всегда вызволяло меня из душных коварных объятий сентиментальности: к холодным фактам. – У остальных уже не хватало зубов и вообще износ был лет на двадцать побольше, хотя одна из них все же могла находить удовольствие в «развеселой жизни», несмотря на сопутствующие ей тяготы. Я говорю о Кэтрин Эддоус. Та считалась почти хорошенькой, с каштановыми волосами и светло-карими глазами. Она даже одета была со вкусом: в черный жакет с манжетами и воротником из искусственного меха и капор, отороченный зеленым и черным бархатом и украшенный черным бисером. Уверена, она выглядела куда «веселее», чем Мэри Энн Николз.
– Но при этом стала жертвой самого зверского убийства, последней перед Мэри Джейн Келли. И разве Кэтрин Эддоуз не назвалась именем Мэри Энн Келли, когда была арестована?
– Да. Она жила с мужчиной по фамилии Келли.
– А предыдущую жертву звали Мэри Энн?
– Первую жертву. Мэри Энн Николз. Вы думаете, что преступник просто перепутал имя жертвы? Что он искал конкретную женщину, и как только нашел ее, убийства прекратились?
– Не знаю. Подробности преступлений Потрошителя все равно что дьявольская симфония. В ней есть все: развитие и основная тема, мотив и репризы, но дирижирует сам сатана, а мы должны танцевать под его безумную музыку. – Ирен оттолкнулась от стены и выпрямилась. – В гостинице у меня есть словарь этого сатаны, и я покажу его вам. Вы узнаете то же, что узнала и я: подобные преступления и подобная жестокость не являются редкостью, хотя и не часто становятся достоянием публики. Даже мерзкое письмо Потрошителя о том, что он съел почку жертвы: «Было очень вкусно», – по-моему, так он заявил, – и такой прецедент уже был.
Она пошла было по коридору, но я ухватила ее за рукав:
– Миссис Нортон. Ирен. Вы не спросили, почему или откуда я так много знаю о лондонских преступлениях.
Она посмотрела на меня ясными глазами:
– Мы же заперли вас в комнате, чтобы вы изучали газеты и полицейские отчеты, пока я разговаривала с Брэмом Стокером. Вы быстро учитесь.
Это было великодушное, но неверное представление обо мне. Я не могла такого допустить:
– Я жила в Лондоне. Поехала посмотреть мир. И поработать в заведении Вест-Энда. Там было совсем неплохо. Я полагала, что мы находимся за тридевять земель от «бездны», как один американский писатель совсем недавно характеризовал Ист-Энд. Однако всех нас, девушек… буквально раздавили уайтчепелские убийства. Пусть мы были бесконечно далеки от них, стояли неизмеримо выше бедных проституток из Ист-Энда, жили в тепле и безопасности, в полном довольствии и даже при кое-каких деньгах, но…
– …вы были не менее уязвимы. – Ирен убрала мою руку, но не из-за отвращения, а в силу искреннего безразличия к моей роли профессиональной падшей женщины и деталям моей жизни, о которых я ей рассказывала. – Вряд ли Джек-потрошитель действительно «охотится на шлюх», но он знает, что общество ими пренебрегает, благодаря чему они могут стать беззащитными жертвами его нечеловеческого аппетита. А теперь он гуляет где-то среди французов, которые зовут его на свой манер: Жак-потрошитель.
– Вы думаете, что это один и тот же человек?
– Я думаю, что это одна и та же мания. – Она посмотрела на циферблат карманных часов. – Уже поздно. Нужно поспешить обратно в гостиницу. Скоро даже такой респектабельной паре, как мы, будет сложно поймать кэб.
С этими словами она замотала нижнюю часть лица шарфом, надела шляпу и предложила мне взять ее под руку.
Как странно! Я всегда считала себя независимой девушкой, типичной американкой, не нуждающейся в помощи или сопровождении джентльменов. Но теперь я была рада компании этой удивительной женщины в мужском костюме, которая помогала мне возвратиться в мир живых, в тепло и свет нашего отеля, – особенно после того, что нам довелось увидеть.
Охранник скупо кивнул нам, когда мы покидали морг.
Снаружи здания слышался плеск Сены о каменную набережную, будто где-то гигантский невидимый кот лакал сливки. Стремительно летящие облака цеплялись за башни собора Парижской Богоматери.
Мы пошли вдоль Сены в тумане, поднимавшемся от реки подобно прозрачной вуали. В этой дымке уличные фонари напоминали размытые звезды. Какая красивая, мирная картина лежала перед нами и какой ужас мы оставляли позади!
Я думала о том, что мне придется вернуться в дом свиданий, чтобы узнать имена и возраст убитых женщин, а также подробно расспросить об их привычках и особенностях. Музыкальный ум Ирен изо всех сил старался разглядеть закономерности в безумных действиях убийцы, и даже мне теперь было понятно, что в самых ненормальных проявлениях человеческой натуры должна заключаться та или иная логика.
Отзвуки наших шагов над тротуаром были похожи на стук медленно падающих градин. Анданте, анданте.
Мы не разговаривали. Через каждые четыре шага трость Ирен со стуком упиралась в камни мостовой. Словно звон треугольника в оркестре, легчайший звук терялся в бескрайней ночи, но вновь и вновь повторялся, размеренный, как бой часов на каминной полке.
Приблизившись к возвышающемуся бастиону собора Парижской Богоматери, мы услышали шорох шагов за нами.
– Я чувствую внезапную, но настоятельную потребность совершить религиозный обряд, – вдруг шепнула Ирен. – Скорее! В объятия святой матушки-Церкви!
Через боковые двери она втащила меня в гранд-даму всех готических соборов.
Я не была абсолютно уверена в том, что мы зашли сюда лишь в поисках укрытия. Внутри действительно было темно, за исключением крошечного огонька лампады за алтарем, похожего на красный глаз ночной крысы, да восковых свечей, горящих перед статуями святых.
В нос мне ударили запахи расплавленного пчелиного воска и обугленных фитилей, а также немного выдохшийся, но все еще едкий дым ладана, наполнявший эти своды в течение семисот лет.
Ирен тянула меня дальше, в боковой проход.
Наши шаги звучали как набат, но даже сквозь шум я слышала поступь человека, следовавшего за нами.
Ирен подвела меня к массивному главному входу, где мы проскользнули через крохотную дверцу в больших воротах. На открытом пространстве перед главным входом в собор теснились разнообразные постройки – древние и приземистые, – своеобразное архитектурное столпотворение.
Примадонна схватила меня за запястье и потащила за собой к темной массе строений.
В этот момент что-то с громким визгом ударило в стену здания перед нами, выбив град каменных осколков. Несколько камней царапнуло меня по щеке.
– Пуля, – прошептала Ирен и сунула мне в руку свою трость. – Внутри спрятан кинжал. Потяните за набалдашник, если придется использовать его. Скорее. Сюда.
Добежав до ближайшего здания, она толкнула то, что в неверном свете выглядело как сплошная стена, но оказалось дверью. Мы нырнули в абсолютную темноту.
Я потянула за резной набалдашник трости и услышала, как лезвие выскользнуло из ножен с резким металлическим свистом, словно бросая вызов тишине и темноте вокруг нас.
– Где мы? – прошептала я.
