Стивен Кинг - Заклятие параноика (сборник)
Я начал бывать там, когда учился в старших классах. Один мой приятель, Билл Кеннеди, работал там три вечера в неделю, и если бильярдный стол был свободен, он позволял мне погонять шары бесплатно. Не такая уж радость, но все-таки лучше, чем возвращаться в дом Холлисов.
Там я и познакомился с Асом Меррилом. Все считали его самым крутым парнем в трех городках. Он ездил на видавшем виды «форде» 1952 года и, по слухам, мог выжать из него все сто тридцать миль, если понадобится.
Он входил, как король, с волосами, зачесанными назад и напомаженными до блеска, сыгрывал на бильярде партию-другую по пять центов за шар (Хорошо играл? Сами сообразите.), покупал Бетси кока-колу, когда она приходила, и они уходили вместе. Когда облупившаяся дверь с хрипом закрывалась за ними, казалось, можно было услышать невольный вздох облегчения всех, кто был там. Никто никогда не выходил на автостоянку с Асом Меррилом.
Бетси Молифент была его девушкой – наверное, самой красивой девушкой в Касл-Роке. Не думаю, что она была так уж умна, но это никакого значения не имело, когда вы смотрели на нее. Такого идеального цвета лица мне больше ни у кого видеть не приходилось, и обязана им она была не косметике. Волосы черные, как уголь, темные глаза, пухлые губы, тело, ну просто в самый раз, и она щедро его показывала. Кто попытался бы уединиться с ней в укромном уголке и подбросить угля в топку ее локомотива, когда Ас был поблизости? Никто в здравом уме, вот кто.
Я влюбился в нее по уши. Не так, как позже в ту или в Нону, хотя Бетси и выглядела ее более юной копией, но, по-своему, столь же отчаянно и столь же серьезно. Если вам доводилось заболеть телячьей любовью в очень тяжелой форме, то вы понимаете, что я чувствовал. Ей было семнадцать, на два года больше, чем мне.
Я начал ходить туда все чаще и чаще, даже в те вечера, когда Билли там не было, – просто чтобы увидеть ее. Я чувствовал себя как любитель наблюдать птиц в бинокль, но только для меня это была отчаянно рискованная игра. Я возвращался домой, врал Холлисам о том, где был, и поднимался к себе в комнату. Я писал ей длинные письма обо всем, что мне хотелось бы сделать с ней, а потом рвал их. В классе я мечтал о том, как попрошу ее выйти за меня замуж, чтобы мы могли вместе убежать в Мексику.
Должно быть, она догадалась, и это ей польстило, потому что она была очень мила со мной, когда Аса не оказывалось рядом. Она подходила, заговаривала, позволяла мне купить ей кока-колы, сидела на табурете и слегка терлась ногой о мою ногу. Я просто с ума сходил.
Однажды вечером в начале ноября я, чтобы как-то провести время, играл на бильярде с Билли в ожидании, чтобы она пришла. В зале было пусто – шел только восьмой час, и тоскливый ветер похрюкивал снаружи, грозя приближением зимы.
– Бросил бы ты, – сказал Билл, загоняя шар в лузу.
– Что бросил?
– Сам знаешь.
– Ничего я не знаю. – Я скиксовал, и он загнал шар в лузу. А потом положил еще шесть, а я тем временем пошел сунуть монету в проигрыватель.
– Клеиться к Бетси Молифент. – Он тщательно прицелился и послал шар вдоль бортика. – Чарли Хоген натрепал Асу, как ты ее обнюхиваешь. Чарли думал – обхохочешься, она ведь старше, но Ас не засмеялся.
– Нужна она мне, – сказал я побелевшими губами.
– Вот и хорошо, – сказал Билл, и тут вошли двое посетителей, так что он пошел к стойке за разбивочным шаром для них.
Ас явился около девяти – один. Прежде он меня вполную не видел, а я почти забыл о словах Билли. Когда ты невидим, то начинаешь считать себя неуязвимым. Я играл на механическом бильярде и так сосредоточился, что не заметил наступившей тишины – ни стука падающих кеглей, ни щелканья бильярдных шаров. Я сообразил, что происходит, только когда кто-то швырнул меня на автомат. Я сполз на пол. Ас наклонил автомат, сбросив мой выигрыш. Он стоял и смотрел на меня – ни один волосок не выбился из его кока, гарнизонная парка была наполовину расстегнута.
– Не отсвечивай, – сказал он негромко, – не то придется мне подправить твое личико.
Он вышел. Все смотрели на меня, и мне захотелось провалиться сквозь пол, но тут я заметил невольное восхищение во многих глазах. А потому я беззаботно отряхнулся и сунул еще монету в автомат. Сигнальная лампочка погасла. Двое-трое, уходя, молча похлопали меня по плечу.
В одиннадцать, после закрытия Билли предложил подвезти меня до дома.
– Сильно хлопнешься, если не поостережешься, – сказал он.
– За меня не беспокойся.
Он промолчал.
Вечера через два-три Бетси пришла одна часов около семи. В зале был еще только один парень, этот чокнутый очкарик Верн Тесьо, которого выгнали из школы за неуспеваемость года два назад. А я его и не заметил даже – он был невидимкой почище меня.
Она прошла прямо туда, где я бил по шару, встала так близко, что на меня пахнуло свежим чистым запахом ее кожи. И у меня голова пошла кругом.
– Я слышала про то, что Ас с тобой сделал, – сказала она. – Мне запрещено с тобой разговаривать, и я не собираюсь, но вот, чтобы все зажило. – И она меня поцеловала.
А потом ушла, прежде чем я отлепил язык от гортани. Я вернулся к игре в полном ошалении. Я даже не видел, как Тесьо ушел поделиться новостью. Я был не способен видеть что-нибудь, кроме ее темных-темных глаз.
Ну и позднее я завершил этот вечер на автостоянке с Асом Меррилом, и он сделал из меня фарш. Было холодно, люто холодно, и под конец я начал всхлипывать – мне было уже все равно, кто смотрит и слушает, а к тому времени смотрели и слушали все. Единственный натриевый фонарь лил сверху беспощадный свет. А мне не удалось хотя бы раз толком его ударить.
– Ну, ладно, – сказал он, присаживаясь на корточки рядом со мной. У него даже дыхание не участилось. Он вытащил из кармана пружинный нож и нажал хромированную кнопку. Воздух пронзили семь дюймов облитого лунным светом серебра.
– В следующий раз получишь вот это. Я распишусь на твоих яйцах.
Потом он выпрямился, дал мне прощальный пинок и ушел. А я продолжал лежать там минут, наверное, десять, трясясь в ознобе на утрамбованной земле. Никто не подошел помочь мне встать или похлопать меня по спине. Даже Билл. И Бетси не явилась сделать так, чтобы все зажило.
Наконец я кое-как встал сам и проголосовал, чтобы добраться до дома. Миссис Холлис я сказал, что подвозил меня пьяный, а он съехал в кювет. Больше я ни разу не был в кегельбане.
Насколько мне известно, Ас очень скоро бросил Бетси, и она со все большей скоростью покатилась под уклон – словно старый пикапчик, у которого отказали тормоза. По пути она подхватила триппер. Билли сказал, что как-то видел ее вечером в «Мэноре», на окраине Льюстона – подсаживалась к клиентам, клянча выпивку. Половины зубов недосчитывается, и нос ей кто-то успел перебить, сказал он. Он сказал, что я ни за что бы ее не узнал. Но к тому времени меня это совсем не интересовало. Так или эдак.Покрышки на пикапе были без шипов, и перед тем как мы доехали до съезда в Льюистон, меня начало заносить на пороше. На двадцать две мили у нас ушло сорок пять минут.
Дежурный у съезда взял мою пошлинную карточку и шестьдесят центов.
– Скользковато, а?
Ни я, ни она не ответили ему. Мы уже приближались к тому месту, куда ехали. Даже если бы не этот наш безмолвный контакт, я все равно понял бы, просто видя, как она сидит на пыльном сиденье, судорожно скрестив руки на сумочке, устремив глаза прямо вперед с яростным напряжением. Меня пробрала дрожь.
Мы свернули на шоссе 136. Машин на нем почти не было; ветер усиливался, и снег уже не падал, а валил. За Харлоу-Виллидж мы проехали мимо большого бьюика «Ривьера», который занесло и выбросило на насыпь за обочиной. Его аварийные сигналы спереди и сзади деловито мигали, и я увидел, как на него наложился призрачный образ «импалы» Нормана Бланшетта. Ее, конечно, уже завалило снегом – призрачный сугроб во мраке.
Водитель «бьюика» замахал мне, но я проехал мимо, не затормозив, обдав его снежной слякотью. Мои дворники увязали в снегу. Я высунул руку и поддернул свой. Снежный валик распался, и я опять увидел шоссе впереди.
Харлоу был призрачным городом: все закрыто, все темно. Я просигналил правый поворот, чтобы спуститься по эстакаде, ведущей в Касл-Рок. Задние колеса начало заносить, но я справился. Впереди за рекой я различал темное пятно – Дом Молодежной лиги Касл-Рока. Он выглядел запертым, заброшенным. Внезапно меня охватило сожаление – сожаление, что было столько боли. И смертей. И вот тут Нона заговорила в первый раз после того, что произошло у съезда в Гардинер.
– Позади тебя полицейский.
– Он?..
– Нет. Маячок он не включил.
Но я занервничал, и, возможно, потому-то это и произошло. Шоссе 136 на том берегу реки, где Харлоу поворачивает на девяносто градусов, а дальше ведет прямо через мост в Касл-Рок. В поворот я вписался, но за мостом оно обледенело.
– ЧЕРТ…
Задние колеса занесло, и прежде чем я успел выровнять пикап, он ударился задним крылом о стальной столб ограждения моста. Нас завертело, и первое, что я увидел потом, были яркие фары полицейской машины позади нас. Он нажал на тормоза (я увидел отблески красного света тормозных фонарей на падающих снежных хлопьях), но лед взял верх. Он врезался прямо в нас. Лязгающий сотрясающий удар, когда нас снова швырнуло на стальное ограждение. Меня отбросило на колени Ноны, и даже в эту хаотичную секунду я успел насладиться мягкой упругостью ее бедра. Затем все замерло. Вот теперь он включил маячок, и по капоту пикапа заскользили, гоняясь друг за другом, голубые тени, и такие же тени скользили по заснеженному переплету стальных балок моста Харлоу – Касл-Рок. Полицейский вылез, и внутри патрульной машины вспыхнул плафончик.
