Сара Джио - Последняя камелия
Миссис Диллоуэй искоса посмотрела на меня:
– Вы должны понять, мисс Льюис. Слуги никогда не предают своего хозяина, чего бы это ни стоило.
Глава 30. Эддисон
Тьма поглотила меня, как огромное темное покрывало. Я скосила глаза, пытаясь разглядеть, где я. Где я? Где-то стрекотали сверчки. Облака разошлись, пропуская поток лунного света, который просачивался сквозь деревья и освещал покрывшееся паутиной трещин ветровое стекло и кровавое пятно от раны на моей голове. Авария. Я прикоснулась к лицу и, ощутив теплую кровь, вздрогнула. Сколько я здесь пробыла? Несколько часов? Дней? Я попыталась приподнять ноги, но они по-прежнему не двигались, а потом я ощутила жжение в ступнях и тут же сильную боль в животе. Боже, меня придавило!
С трудом глотнув, я вздрогнула от сухой боли в горле. У моих ног стояла бутылка с водой, и я попыталась до нее дотянуться. Почти достала, еще немного. Мне вспомнились занятия пилатесом, на которые меня таскала подруга Эмма. Напрягись, Эддисон. Наконец кончики пальцев коснулись горлышка. Трясущейся рукой я ухватила бутылку, подняла, отвинтила крышку и поднесла к губам. Несколько капель воды попало мне в рот, но я не удержала ее, и бутылка упала и закатилась под сиденье, откуда ее уже было не достать.
Луна снова скрылась за облаками, в вышине прогремел гром.
– Боже милосердный! – крикнула я. – Если ты слышишь меня, пожалуйста, пожалуйста, не дай мне умереть вот так! Пожалуйста, верни меня Рексу. – Я зарыдала. – Пожалуйста, Боже, дай мне знак, что все будет хорошо.
Когда я открыла глаза, ветка, которая пробила ветровое стекло, осветилась лунным светом. Это была камелия, самая обычная камелия, со светло-розовыми цветами, усеянными желтыми тычинками. Я повидала сотни подобных камелий. Но в эту ночь я не могла отвести глаз от такой красоты. Окрестности снова оглушил гром, на этот раз он гремел громче, и я увидела, как один лепесток упал мне на колени. По крыше машины забарабанил дождь. Сначала капли вежливо постукивали сверху, потом стук стал громче, чаще и превратился в злобный непрерывный шум. Я плотно зажмурилась и начала думать об Анне, о Флоре, позволяя шуму дождя убаюкать меня.
Глава 31. Флора
5 ноября 1940 года
– А Америка, какая она? – спросил меня за ужином Николас.
Я ощутила приступ тоски по дому, вспомнив Нью-Йорк, каким он выглядел из окна булочной, подумав о папе за прилавком и маме, хлопочущей с булочками на витрине, и ответила:
– Это чудесное место.
– Вы нас когда-нибудь возьмете туда? – снова спросил он.
Я обняла его.
– Возможно, когда-нибудь. А сейчас вместе с сестрами беги наверх. Встретимся в детской.
Я несла тарелки на кухню и едва не наткнулась на мистера Хэмфри, который собирался бросить мешок в мусорный бак. Я задела его пальто.
– Извините, – сказала я, и в этот момент из его кармана выпал конверт.
Он нагнулся, чтобы поднять его, но, мгновенно узнав почерк, я опередила его и схватила первой: это было мое письмо родителям. Конверт был надорван.
– Мистер Хэмфри, – проговорила я пораженно, – как это понять? Это письмо следовало отправить неделю назад. Почему вы…
– Я очень виноват, мисс, – ответил он. – Я не хотел, чтобы вы узнали, но теперь ничего не остается, как признаться вам. Лорд Ливингстон просил меня не отправлять их.
Я покачала головой:
– Но почему?
Он виновато пожал плечами:
– Он просил меня придержать их. Это он прочел по дороге из Лондона.
– У меня нет слов! – рассердилась я.
– У вас есть все основания сердиться.
– Что ж, – сказала я, беря себя в руки, – я рада, что теперь знаю его истинное лицо.
– Телефон здесь, – сказал мистер Бердсли, указывая на стол в своей кладовке. Он виновато улыбнулся, зная о случившемся. – Если у лорда Ливингстона возникнут вопросы, я возмещу ущерб из своего жалованья.
– Вы слишком добры, – сказала я, прежде чем связаться с телефонисткой и попросить ее соединить меня с химчисткой, которая находилась рядом с булочной моих родителей. Эли передаст им от меня сообщение.
– Эли! – прокричала я в трубку. – Это я, Флора. Флора Льюис… Да, слушай, Эли, я звоню из Англии… Да, из Англии… Да, у меня все хорошо… Мне нужно, чтобы ты сходил за моей мамой. Можешь это сделать? – Я зажала ладонью микрофон. – Он сейчас приведет ее! Не могу поверить!
Чуть погодя трубку взяла мама:
– Флора?
Ее голос бальзамом пролился на мою душу. У меня подогнулись ноги, и мистер Бердсли пододвинул мне свой стул.
– Мама! – закричала я. – Я так рада тебя слышать!
– Ох, Флора! – сказала она. На линии что-то трещало, напоминая, что между нами океан. – Мы так волновались.
– Ой, мама, мне столько надо тебе рассказать! Не знаю, с чего начать.
– Ты где? – Я услышала ее приглушенные всхлипы. – Ты в безопасности?
– Да, да, в безопасности. Я работаю няней, ухаживаю за тремя детьми в английском поместье.
– Почему ты не писала?
– Я писала, но письма… – Я взглянула на мистера Бердсли. – Их так и не удалось отправить. Но, пожалуйста, знай, что я вспоминала о вас каждый день. Я просто подумала, что вы слишком заняты в булочной, чтобы написать ответ.
– Ох, милая, – сказала она. – Когда ты уехала, я так волновалась за тебя. Но надеялась, что тебе будет интересно попутешествовать. Папа верил, что все хорошо. А я, тупоголовая…
– Как папа? – спросила я.
– Мне очень жаль, но он болеет.
– Что с ним, мама?
– Легкие. Это оттого, наверное, что он столько лет вдыхал муку. Доктора говорят, что, если как следует отдохнуть, он может поправиться. – Она заплакала. – Ох, Флора, я молюсь, чтобы он поправился.
– Мама! – закричала я. – Я вернусь домой. Я сделаю все, чтобы вернуться.
– Но как же ты вернешься, милая? Война, пассажирские рейсы отменили.
– Я найду способ. Должна найти.
На следующее утро за детьми в детской присматривала миссис Диллоуэй, а я отправилась в кабинет лорда Ливингстона.
– А, Флора, – несколько удивленно произнес он, подняв взгляд от письменного стола. – Рад видеть вас этим прекрасным утром.
– Мне известно о письмах, – быстро проговорила я, сразу беря быка за рога.
Он вперил взгляд в стол.
– Как вы могли? – продолжала я. – А теперь я узнаю, что мой отец болен. Он, может быть, умирает, а я даже не знала об этом!
– Ну, тогда я, в свою очередь, должен спросить вас: как могли вы? – перешел в атаку он.
Я села на стул перед его столом.
– Вы знаете?
– Да.
– Давно?
– Уже некоторое время, – ответил он. – Конечно, подозрения у меня возникли, когда вы нашли альбом моей жены, тот самый, с гербарием. А потом мой человек в Лондоне проследил вашу связь с мошенником по имени Филип Прайс. – Он откинулся в своем кресле, осклабившись, словно я его забавляла. – Мне хотелось посмотреть, сможете ли вы справиться с его заданием. Хотелось посмотреть, найдете ли вы это. – Он выдвинул ящик, вытащил сложенный листок и развернул его, чтобы я могла видеть. – Вы ищете эту камелию?
Это была пропавшая страница из альбома леди Анны.
– Я давно решила, что никогда не смогу предать вас и ваших детей, – сказала я, мой подбородок дрожал.
Лорд Ливингстон холодно улыбнулся.
– Но вы думали об этом, правда? – Он смял листок и бросил в мусорную корзину под столом.
– Нет, – сказала я. – Это неправда. Я полюбила их, полюбила вас всех. И Десмонда.
– А что он подумает о вас теперь? – сказал он, снова протянув руку к ящику. – Когда узнает о вас правду?
Мое сердце заколотилось чаще.
– А как насчет правды о вас? – перехватила инициативу я. – Обо всех ваших женщинах, в том числе пропавших?
Когда я увидела его лицо, мне тут же захотелось взять свои слова обратно.
– Я не понимаю, о чем вы говорите. – Лорд Ливингстон покачал головой, потом заглянул в ящик стола и вытащил мои письма к родителям. Они были перехвачены шпагатом. Мои щеки вспыхнули, я схватила пачку писем и бросилась к двери.
– Постойте, Флора, – окликнул он меня.
Я бросилась в фойе.
Миновав подъездную дорожку, я побежала вниз по склону, сама не зная куда. А потом увидела камелии. Снова шел снег, но мне было наплевать. С каждым шагом я удалялась от этого дома, от его тоски. Я больше не могла ее выносить. Наверное, и Анна ощущала такую же тоску, когда убегала в любимый сад? Я посмотрела на камелии. Они были похожи на сладости, посыпанные сахарной пудрой.
Я продолжила свой путь и повернула к старому сараю. Подойдя, я потянула дверь, и на этот раз она оказалась не заперта. Внутри на крюках, вбитых в стену, висели веревка, пила, садовые ножницы и прочие инструменты. У дальней стены на земле рядом с маленькой внутренней дверцей лежал джутовый мешок. Я открыла дверцу, и когда заглянула внутрь, у меня перехватило дыхание. На обшивке дальней стены, написанная чем-то красным, виднелась загадочная надпись: «Да будут цветы окроплены ее кровью, чтобы проявить свою красоту».
