День четвертый - Лотц Сара

Лучше вместе.

Элен не была уверена, что сможет решиться на это сама.

К глазам подступили слезы, но это были бы слезы жалости к себе, а она не могла опускаться до этого.

Все правильно. Встряхнись, девочка, – прозвучал в голове голос Грэхема. – Ты сильная, ты сможешь пройти через это. Ты даже сильнее, чем думаешь.

Боль в груди усилилась, и внезапно Элен охватил острый приступ тоски по дому.

Нет у тебя дома, куда можно было бы возвратиться.

Одной из задач, которую она заставила себя выполнить за неделю до отъезда в Майами, было упаковать все свидетельства их совместной жизни с Грэхемом. Сначала ей была невыносима мысль о том, чтобы выбросить хоть что-то, к чему он когда-то прикасался, – Элен потребовалось все ее мужество и решимость, чтобы заставить себя просто разобрать содержимое его письменного стола или убрать что-то, на чем могла быть хотя бы частичка его запаха. Однако после того, как она смогла сложить его рубашки в коробки для передачи Оксфордскому обществу помощи голодающим – пусть в процессе этого и проплакала полдня, – Элен уже переступила критическую черту, и закончилось тем, что она принялась выбрасывать вещи с неуемной импульсивностью. В любом случае, это было лучше, чем оставлять все племянникам Грэхема, которые, скорее всего, унаследуют их дом.

Она немного успокоилась, вымыла руки и умылась, после чего вернулась в комнату. Она знала, что подвергается реальной опасности заражения. Медсестра, приходившая сегодня утром посмотреть Элизу, – настырная и порывистая рыжеволосая дама, от которой слегка тянуло застоявшимся запахом алкоголя, – объяснила ей, как легко передается норовирус. Элен была аккуратна, но сомневалась, что сможет продержаться долго без того, чтобы не подхватить его. Она настаивала на том, чтобы Элизу забрали в медпункт, где за ней можно было бы наблюдать, но медсестра сказала, что в каюте ей будет лучше, чем у них в лазарете. Здесь, по крайней мере, был балкон и имелся какой-то доступ свежего воздуха.

– Элен… – прохрипела Элиза, пытаясь нащупать ее руку. Кожа у нее была горячая и липкая, а ночная сорочка промокла от пота.

– Тебе нужно в туалет?

– Не-ет… Пить хочется.

Элен поднесла к ее губам стакан. Та смогла сделать три маленьких глоточка – все лучше, чем ничего. Нужно было переодеть Элизу в сухую сорочку. Когда Элен делала это в первый раз, то была шокирована тем, как много из жизни Элизы она не знала. Ее обнаженное тело хранило секреты. Страшный шрам после удаления молочной железы, вздыбленный кусок плоти, от вида которого она содрогнулась. Элиза никогда ей об этом не рассказывала, а сама Элен не замечала, что подруга носит протез, – или была слишком поглощена собой, чтобы заметить это. Тело Элизы было по-своему прекрасно: гладкие бедра и живот, полные, но совершенно лишенные целлюлита, который одолевал Элен, сколько бы она ни ходила пешком.

Пропищал громкоговоритель, сигналя об очередном сообщении Дамьена. До этого было выступление капитана (она еще тогда подумала, что это будет насчет того, что времена наступили тяжелые), где он сказал, что все системы связи по-прежнему бездействуют и что отправлен посыльный катер, чтобы предупредить береговую охрану об их положении. Было ясно, что они находятся в гораздо большей беде, чем об этом говорит команда. Элен пыталась не вслушиваться в обычные извинения и пошлые банальности от Дамьена, однако один момент привлек ее внимание:

– …чтобы поднять вам настроение, наша знаменитая почетная гостья, потрясающая Селин Дель Рей, со свойственной ей щедростью через полчаса устроит еще одно выступление в театре «Позволь себе мечтать». Приглашаются все желающие, милости просим!

Элен передернуло. Одна только мысль о Селин вызывала у нее тошноту и недомогание. Эта женщина была обманщицей. Ненормальной мошенницей, манипулирующей людьми.

Кто-то постучал в дверь – наверное, пришла Мэдди, чтобы узнать, как у них дела. Селин могла быть монстром, но Мэдди была доброй девушкой. Она взглянула в глазок и увидела доктора – того самого, который приходил к Селин накануне Нового года. Очень вовремя.

– Могу я осмотреть больную? – спросил доктор, когда она жестом пригласила его войти. Белки его глаз, покрытые сеткой красных набухших сосудов, пожелтели; на шее безвольно болталась марлевая повязка. – Если я не ошибаюсь, вчера к ней приходила медсестра.

– Все верно.

Он с трудом сдержал зевок.

– Как больная себя чувствует?

– Неважно.

– Рвота есть? Диарея?

– Да. Но вот уже час, как ничего этого не было. Это ведь хороший признак, да?

Он издал какой-то неопределенный звук.

– Ее имя? Простите, я знаю, что вы уже говорили это вчера вечером… то есть позавчера. Я совсем потерял чувство времени.

Доктор попытался улыбнуться, но ему это не удалось. Элен стало его жаль. Почти.

– Ее зовут Элиза. Элиза Мэйберри.

– Простите.

– Доктор, пожалуйста, осмотрите ее.

Пока он прослушивал грудь Элизы и измерял давление, обернув манжету тонометра вокруг ее руки, Элен внимательно и с тревогой наблюдала за ним.

– И как она?

Вновь какое-то невнятное бормотание.

– Доктор, я должна знать. Может быть такое, что… что она от этого умрет?

Не оставляй меня, Элиза. Только не оставляй меня!

– Это очень маловероятно. Пульс у нее четкий и наполненный. Насчет кровяного давления я бы не слишком переживал, но вы должны следить, чтобы она пила достаточно жидкости. Если состояние ее не улучшится, я, возможно, помещу ее под капельницу.

– А когда все это закончится?

Он тяжело вздохнул и встал.

– Хотел бы я сказать что-то определенное… Все это, должно быть, очень тяжело для вас. Вы успеваете отдыхать?

– Я в порядке.

Это неправда. С тех пор как заболела Элиза, она почти не спала. Но сейчас речь шла не о ней.

Элен проводила доктора и прилегла на кровать. Это будет очень просто сделать. Таблетки снотворного лежали в сумочке Элизы, которая висела на спинке стула. Но теперь они не могли прыгнуть за борт, даже если бы Элиза и была способна на это. Даже если бы они убедились, что никто их обратно не выловит. Вода вокруг судна напоминала застоявшийся пруд, а вся ее поверхность была усеяна красными пластиковыми пакетами. Если она прыгнет туда, то захлебнется в чьих-то испражнениях. Нет. Она должна быть отважной. Осталось уже недолго…

На балконе кто-то был. Мужчина. Она тихо вскрикнула, вспомнив темную фигуру, которую видела в каюте Селин в канун Нового года. Щурясь от яркого света, она пыталась рассмотреть его. Мужчина показался Элен знакомым, а потом она узнала его. Джако, музыкант. Она поспешила к балконной двери и успела захлопнуть ее как раз в тот момент, когда он подал руку высокой блондинке, которая перелазила с металлической лестницы, ведущей к спасательной шлюпке, висевшей прямо перед их окном. Элен никогда и в голову не приходило, насколько легко можно попасть в их люкс с находившейся ниже палубы.

Джако постучал в стекло и широко улыбнулся ей.

– Привет. Мы можем войти?

– Что… Почему вы здесь?

– На палубе настоящее светопреставление. Мы просто ищем спокойное, прохладное местечко. Я Джако, а это Лулия. Она танцовщица.

– Здравствуйте. Приятно познакомиться, – сказала Лулия.

Длинные отбеленные волосы, полная боевая раскраска… У этой женщины были «бегающие глазки», как выразился бы Грэхем. Он всегда судил о людях по их внешности и, насколько она знала, никогда не ошибался.

– Вам нельзя здесь находиться. Моя подруга очень больна. Ей необходим покой.

Женщина попятилась, однако Джако схватил ее запястье.

– Мы хотели спросить, можно ли немного посидеть у вас на балконе. Может быть, попить чего-нибудь.

– Как я уже сказала, моя подруга себя очень плохо чувствует.

– Мы ненадолго.

– Прошу вас, – сказала Лулия. – Люди болеют повсюду. Мы просто хотим где-нибудь посидеть и подождать, пока все это закончится.