Дай мне руку, тьма - Лихэйн Деннис

– Вы сможете помочь мне? – спросила Дайандра.

Мы с Энджи переглянулись. Ввязываться в какие-то отношения с типами вроде Кевина Херлихи и его босса, Джека Рауза, было опасно. В этом наши с Энджи мнения совпадали. Согласиться означало отправиться к ним на торжественный прием и просить их оставить наших клиентов в покое. Ну и потеха! Принять такое предложение было равносильно самоубийству.

Энджи будто читала мои мысли, потому что вдруг спросила:

– Ты что, собираешься жить вечно?

Глава 2

Когда мы покидали Льюис Уорф, поднимаясь по Торговой улице, то обнаружили, что безумная новоанглийская осень превратила ужасное утро в прекрасный полдень. Когда я проснулся, холодный ветер со свистом врывался в щели под моими окнами, как будто пуританский бог освобождал таким образом свои легкие. Небо бледно-стального цвета напоминало кожу бейсбольного мяча, а люди, шагающие по улице к своим машинам, укутанные в теплые куртки и толстые свитера, распространяли вокруг морозное дыхание.

К тому времени, как я вышел из дома, стало гораздо теплее, и безмолвное солнце, пытаясь пробиться сквозь пелену туч, выглядело как апельсин, попавший в ледяной плен замерзшего пруда.

Поднимаясь к дому Дайандры Уоррен в Льюис Уорф, я снял куртку, потому что солнце, наконец, пробилось и выглянуло, а теперь, когда мы возвращались, ртутный столбик термометра достиг почти летнего уровня.

Мы проехали Коппс Хилл, и теплый ветерок из гавани шелестел кронами деревьев, покрывающих холм, при этом некоторые из огненно-красных листьев, порхая, опускались сначала на гранитные могильные плиты и только потом, кружась, на траву. Справа от нас все пространство пристани и доков было залито солнцем, слева – коричневые, красные и грязновато-белые кирпичные дома Норд-Энда наводили на мысль о кафельных полах и старых темных дверных проемах, о запахе жирного соуса с чесноком и свежеиспеченного хлеба.

– В такой день нельзя ненавидеть этот город, – сказала Энджи.

– Невозможно.

Подхватив рукой свои густые волосы, Энджи скрутила на затылке небольшой хвостик и высунулась в открытое окно, подставив лицо и шею солнечным лучам. Наблюдая за ней, за ее лицом с полузакрытыми глазами и слегка заметной улыбкой на устах, можно было подумать, что она вполне здорова.

Но это было не так. После того как она ушла от своего мужа, Фила, – ушла под аккомпанемент грубой брани, изрыгаемой с парадного крыльца из-за того, что однажды она не позволила ему слишком глумиться на своим телом, – Энджи провела зиму в атмосфере постепенного спада интереса ко всему, в том числе к ритуальным встречам, что вызывало недоумение в стане мужчин. Забавно было наблюдать, как ее непринужденно-равнодушное прощание то с одним, то с другим вынуждало их озабоченно почесывать свой затылок.

Так как я не был образцом совершенства по части морали, то не мог и лицемерно поучать ее. Ранней весной она, наконец, пришла в себя. Перестала приводить домой кого попало и снова начала активно работать. Она даже убрала свою квартиру, а именно: вымыла плиту и купила веник. Но все равно она была не та, что раньше.

Более спокойна, менее дерзка. В свободное время она, бывало, звонила или приходила ко мне домой поговорить о прошедшем рабочем дне, хотя мы с ней только-только расстались. Она утверждала, что не видела Фила несколько месяцев, но я почему-то ей не верил.

Все осложнялось тем, что за все время нашего долголетнего знакомства я лишь второй раз не мог быть при ней по первому же требованию. Дело в том, что в июле я встретил Грейс Коул, и мы с ней проводили все дни и ночи, иногда полностью выходные, и вообще любую свободную минуту. Иногда я был задействован в качестве сиделки дочурки Грейс по имени Мэй, поэтому был вне пределов досягаемости для моей напарницы, за исключением случаев острой необходимости. Никто из нас не ожидал такого поворота дела, и однажды Энджи сказала:

– Легче увидеть темнокожего в фильме Вуди Аллена, чем поверить, что у Патрика с кем-то серьезные отношения.

Она поймала мой взгляд, открыла глаза и посмотрела на меня с легкой улыбкой, играющей на губах.

– Опять беспокоишься обо мне, Кензи?

Моя напарница все же психопатка.

– Просто оцениваю, Дженнаро. Наглый сексизм, не больше.

– Знаю я тебя, Патрик. – Покинув окно, она вернулась на свое место. – Ты все еще играешь в старшего брата.

– И?

– И, – сказала она, проводя тыльной стороной ладони по моей щеке, – пора бы тебе прекратить.

Я убрал прядь волос с ее глаза как раз в тот момент, когда зажегся зеленый огонек светофора.

– Нет, – сказал я.

Мы оставались в ее доме ровно столько, сколько ей требовалось, чтобы переодеться в короткие, обрезанные джинсовые шорты, а мне – достать из холодильника пару бутылок "Роллинг Рок". Затем мы уселись на заднем крыльце, прислушиваясь к хрусту и треску накрахмаленного соседского белья на ветру и наслаждаясь хорошим деньком.

Энджи облокотилась на локти, вытянув перед собой ноги.

– Итак, на нас неожиданно свалилось дело.

– Да, – сказал я, глазея на ее гладкие загорелые ноги, пока мой взгляд не дошел до джинсовых шорт. В нашем мире, конечно, не так уж много хорошего, но только сумасшедший не согласился бы, что джинсовые шорты – отличное изобретение.

– Есть идея, как подступиться к нему? – спросила Энджи, и затем: – Прекрати разглядывать мои ноги, ты, извращенец. Ты уже практически женат. На данный момент.

Я пожал плечами, отпрянул назад, взглянул на яркое мраморное небо.

– Не уверен. Знаешь, что меня раздражает?

– Помимо музыки в приемных, рекламы и нью-джерсийского акцента?

– Я о нашем деле.

– Выкладывай.

– Почему имя "Мойра Кензи"? То есть, если имя фальшивое, что вполне возможно, то почему именно моя фамилия?

– Существует такое понятие, как совпадение. Возможно, ты слышал. Это когда...

– Так. Еще кое-что.

– Да?

– Кевин Херлихи, кажется, приударял за тобой?

– Ну, нет. В конце концов, мы знаем его уже столько лет!

– И все-таки...

– Как знать? – сказала она. – Мне приходилось встречать много странных, неприятных мужчин в обществе красивых женщин и наоборот.

– Кевин не просто странный. Он садист.

– То же можно сказать о профессиональных боксерах. Но мы всегда видим их с женщинами.

Я пожал плечами.

– Предположим. Но как быть с Кевином?

– И Джеком Раузом, – сказала Энджи.

– Опасные ребята, – сказал я.

– Очень, – согласилась она.

– А кто общается с ними на бытовом уровне?

– Разумеется, не мы, – сказала она.

– Верно, – ответил я, – у нас хватает ума.

– И мы гордимся этим, – сказала она. – Остается только... – Она повернула голову и, бросив украдкой взгляд на солнце, посмотрела на меня. – Хочешь сказать... – проговорила она.

– Да.

– О, Патрик...

– Надо проведать Буббу, – сказал я.

– Думаешь?

Я вздохнул, так как на душе у меня было не очень весело.

– Думаю.

– Черт, – пробормотала Энджи.

Глава 3

– Влево, – сказал Бубба. – Теперь дюймов восемь вправо. Хорошо. Почти пришли.

Он пятился задом, идя немного впереди нас. Руки его находились на уровне груди, а пальцы двигались так, будто он сдавал назад на грузовике.

– О'кей, – сказал он. – Левой ногой примерно девять дюймов влево. Вот и пришли.

Бубба жил в старом складском помещении, и визит к нему всегда напоминал игру в догонялки на краю утеса. Дело в том, что первые сорок футов второго этажа он опутал проволокой в сочетании со взрывчаткой, которой хватило бы, чтобы опустошить все восточное побережье. Поэтому, если мы хотели дожить до конца своих дней и дышать без посторонней помощи, надо было в точности, до малейшей детали, следовать его инструкциям. Мы с Энджи уже не раз проходили сквозь эту ловушку, но не доверяли своей памяти настолько, чтобы пересечь эти сорок футов без помощи Буббы. Считайте нас мнительными.