Гилберт Честертон - Убийства на улице Морг. Сапфировый крест (сборник)
– Не прыгайте, мистер Крук, – с некоторым беспокойством в голосе воскликнула она. – Тут слишком высоко.
Верхом на стене, за которой начинался соседский участок, сидел высокий нескладный молодой человек с темными торчащими ежиком волосами и правильным, даже утонченным, но необычайно бледным, почти бескровным лицом. Бледность его подчеркивал ярко-красный шарф, похоже, единственный предмет одежды, которому он уделял внимание. Возможно, это был какой-то символ. Не обратив внимания на взволнованное предостережение девушки, он, словно огромный кузнечик, спрыгнул на землю рядом с ней, хотя запросто мог при этом сломать ноги.
– Наверное, я должен был стать вором, – безмятежно произнес он. – И наверняка стал бы им, если бы мне не случилось родиться в этом милом доме за стеной. А жаль!
– Как вы можете говорить такое! – упрекнула его девушка.
– Ну, если ты родился не с той стороны стены, – ответил молодой человек, – нет ничего дурного в том, чтобы через нее перелезть.
– Никогда не знаешь, чего от вас ожидать, – заметило кареглазое создание в шубе.
– Да я и сам часто этого не знаю, – поддержал ее мистер Крук. – Хорошо, что сейчас я на правильной стороне.
– И какая же сторона правильная? – улыбнулась юная леди.
– Та, на которой находитесь вы, – сказал молодой человек по фамилии Крук.
Пока они шли под сплетающимися ветвями лавров к переднему саду, трижды прозвучал, приближаясь, сигнальный автомобильный гудок, и бледно-зеленая большая машина, словно птица, подлетела к парадной двери и остановилась, дрожа элегантным корпусом.
– О! А вот пожаловал и тот, кто родился с правильной стороны, – воскликнул молодой человек в красном шарфе. – А я и не знал, мисс Адамс, что ваш Санта-Клаус интересуется техническим прогрессом.
– Это мой крестный, сэр Леопольд Фишер. Он всегда приезжает на рождественские праздники. – Затем, немного помолчав, тоном, в котором не чувствовалось особенной радости, Руби Адамс добавила: – Он очень добрый.
Журналисту Джону Круку было знакомо имя этого известного в Сити дельца (и не вина молодого человека, что его имя этому дельцу знакомо не было), поскольку на страницах «Клариона» или «Нью Эйдж» появилось несколько довольно суровых статей о сэре Леопольде. Впрочем, он ничего не сказал, лишь стал исподлобья наблюдать за разгрузкой машины, что заняло немало времени. Сначала спереди вышел рослый аккуратный шофер в зеленом, потом сзади – невысокий аккуратный слуга в сером, и вместе они извлекли сэра Леопольда из машины, водрузили его на лестницу и принялись осторожно разворачивать, как какой-то тщательно запакованный ценный груз. Пледы, которых хватило бы, чтобы наполнить целый магазин, шкуры всех лесных зверей, шарфы всех цветов радуги снимались один за другим, пока не показалось некое подобие человеческой фигуры, фигуры дружелюбного, иностранного вида немолодого джентльмена, с седой козлиной бородкой и лучезарной улыбкой, который, обретя возможность двигаться, похлопал перед собой большими меховыми перчатками.
Задолго до этого большая двустворчатая дверь открылась, и на пороге появился сам полковник Адамс, отец юной леди в меховой шубе, чтобы проводить важного гостя в дом. Это был высокий, загорелый и молчаливый мужчина в красной похожей на феску курительной шапочке, которая придавала ему сходство с каким-нибудь британским военачальником из восточных частей или с египетским пашой. Рядом с ним стоял его шурин, недавно прибывший из Канады, рослый, крепкий и довольно непоседливый молодой джентльмен-фермер со светлой бородой, которого звали Джеймс Блаунт. Вместе с ними появилась и более незаметная фигура священника из соседней католической церкви (покойная жена полковника была католичкой, и их дети, как часто бывает в подобных случаях, унаследовали ее веру). В этом святом отце не было ровным счетом ничего примечательно, даже фамилия самая обычная – Браун, тем не менее полковник всегда находил его общество приятным и часто приглашал священника на подобные семейные встречи.
В просторной прихожей здания оказалось достаточно места даже для сэра Леопольда и снятых с него покровов. Прихожая вообще-то размерами своими не соответствовала остальным частям дома и образовывала что-то вроде большой комнаты, которая ограничивалась парадной дверью с одной стороны и началом лестницы с другой. Перед большим камином, над которым висела сабля полковника, процесс разоблачения был закончен, и вся компания встречающих, в том числе и мрачный Крук, выстроилась в ряд, чтобы приветствовать Леопольда Фишера. Однако сей почтенный финансист все еще возился с отдельными частями своего дорогого костюма. Наконец, приведя себя в порядок, из очень глубокого кармана фрака он извлек черную овальную коробочку и с сияющей улыбкой пояснил, что это рождественский подарок для его крестницы. С обезоруживающе простодушной гордостью он выставил ее вперед на раскрытой ладони, другой рукой прикоснулся к ней, и коробочка тут же открылась, ослепив всех, кто на нее смотрел. Как будто фонтан кристального света ударил им в глаза. На желтой бархатной подушечке, словно маленькие яички в гнезде, лежали три белых алмаза, сверкавшие так, что, казалось, горел сам воздух вокруг них. Фишер стоял, благодушно улыбаясь, и упивался изумлением и полнейшим восторгом девушки, сдержанным восхищением и скупыми благодарностями полковника, удивлением остальных.
– Пока что я их спрячу, дорогуша, – сказал Фишер, возвращая коробочку обратно в карман. – С ними нужно быть поосторожнее, ведь это те самые «Летучие звезды», знаменитые африканские алмазы, которые получили такое имя из-за того, что их слишком часто похищали. Все крупные преступники охотятся на них, но даже обычные люди на улицах или в гостиницах при удобном случае не устояли бы перед искушением. Я мог даже лишиться их по дороге сюда. Да-да, это было вполне возможно.
– Что ж тут удивляться? – проворчал юноша в красном шарфе. – Я бы не стал осуждать того, кто прибрал бы их к рукам. Если они просят хлеба, а вы не даете им даже камня, думаю, они могут и сами пару камешков взять.
– Что вы себе позволяете! – воскликнула девушка, глаза которой странно засветились, а щеки залились краской. – Это все влияние этих ужасных… как их? Ну, вы знаете, о ком я. Как называют того, кто с любым трубочистом готов обниматься?
– Святой, – подсказал отец Браун.
– По-моему, – сказал сэр Леопольд с презрительной усмешкой, – Руди имеет в виду социалиста.
– Консерватор не консервирует фрукты, – с некоторой запальчивостью заметил Крук, – а радикал – совсем не математик и корней не извлекает. И социалист, уверяю вас, – это не тот человек, который думает о светском вечере с трубочистом. Социалист – это тот, кто хочет, чтобы все трубы были прочищены, а всем трубочистам было за это заплачено.
– Но при этом, – тихо добавил священник, – сажу забирает себе?
Крук с интересом, даже с уважением посмотрел на него.
– А что, кому-то может понадобиться сажа? – полюбопытствовал он.
– Может, – ответил Браун. Брови его были задумчиво сдвинуты. – Я слышал, садовники используют ее. А я однажды с ее помощью развеселил на Рождество шестерых детишек, которые ждали фокусника, но он так и не приехал… Обмазал их лица сажей.
– Какая прелесть! – воскликнула Руби. – Вот бы у нас такое устроить.
Громогласный канадец, мистер Блаунт, одобрительно повысил свой и без того громкий голос, а удивленный финансист (протестующе) – свой, когда в двустворчатую парадную дверь постучали. Священник открыл ее, и снова показался передний сад, араукария, только на фоне великолепного фиолетового заката все теперь казалось немного темнее. Вся сцена выглядела настолько сочно и необычно, как настоящая задняя декорация в театре, что какое-то время никто не замечал неприметную фигуру на пороге. Человек этот имел вид довольно обшарпанный, на нем была старая потрепанная куртка – очевидно, это был обычный посыльный.
– Среди вас есть мистер Блаунт? – осведомился он и неуверенным жестом протянул письмо.
Мистер Блаунт вздрогнул и замолчал, оборвав одобрительный крик. В недоумении надорвав конверт, он прочитал письмо. Сначала его лицо немного омрачилось, но после просветлело. Он повернулся к своему зятю и хозяину.
– Простите, что я вечно доставляю вам неудобства, полковник, – жизнерадостно начал он, с обычной колониальной широкой улыбкой, – но вы не возражаете, если сегодня сюда по делу заедет мой старый знакомый? Вообще-то это Флориан, знаменитый французский акробат и комик. Я познакомился с ним давным-давно, еще на западе (он по рождению – франко-канадец), и у него ко мне какое-то дело, хотя я и ума не приложу какое.
– Конечно, разумеется, – не задумываясь, ответил полковник. – Приглашайте любого друга. Я думаю, с ним нам будет даже веселее.
