Эдмунд Криспин - Убийство в магазине игрушек
– А ее сумочка? Что сталось с ней? – спросил Фен.
– Россетер забрал ее с собой. Не знаю, что он с ней сделал.
– Продолжайте.
– Я промок и перепачкался, но мне еще предстояло вернуться, увезти эти игрушки, заменить их на бакалейные товары и все переделать в квартире. К тому времени, как я закончил, уже почти рассвело. Я слышал, как вы ушли, – сказал он, обращаясь к Кадогану, – и, запихнув часть товара в кладовку, вышел сам. Не думаю, что меня кто-нибудь видел. – С монотонной интонации он перешел на хныканье: – Никто не сможет ничего доказать…
– Что вы имеете в виду под словами «все переделать в квартире»? – потребовал ответа Кадоган.
– Я убрался в ней, передвинул мебель и смазал дверь маслом. Я знал, что вы видели только одну комнату, и подумал: вы решите, что перепутали квартиру.
– Ваш расчет оправдался, – признал Кадоган, – некоторое время я так и думал. Но почему дверь оставалась открытой?
Хейверинг помрачнел.
– Это по вине остальных. Эти идиоты не закрыли ее, когда ушли. Я не знал, что она открыта. Если бы не это, дело бы не приняло своего нынешнего оборота…
Фен вытянул свои длинные ноги и пригладил волосы.
– Раз уж мы заговорили о вашем возвращении домой, мог ли кто-нибудь знать, что вы не ночевали дома?
– Никто, – мрачно ответил Хейверинг. – У меня приходящая прислуга. Она уходит в 9 часов вечера и приходит обратно к 7.30 утра.
– И к этому часу вы, несомненно, спали в своей постели. А что вы делали между 4.30 и 5 часами вечера?
– Что? – уставился на него Хейверинг. – Что вы имеете в виду?
– Не важно. Отвечайте на вопрос!
– Я… я возвращался домой после дневного посещения больных на дому.
– Когда вы пришли домой?
– Чуть позже пяти. Не помню точно.
– Кто-нибудь видел, как вы входили?
– Служанка. Но куда вы кло…
– Когда вы ушли от последнего пациента?
– Да пропади оно пропадом, не помню! – воскликнул Хейверинг. – Что все это значит, в конце концов? Это не имеет никакого отношения к прошлой ночи. Послушайте: я не убивал старушку, и вы не можете доказать обратное. Я не собираюсь на виселицу. Я больной человек и больше не могу все это выносить.
– Успокойтесь, – сказал Фен. – Это вы послали тех двоих следить за Кадоганом и мной?
– Да.
– Откуда они появились?
– У меня есть знакомый в Лондоне, который прислал мне их. Они были готовы выполнить любое поручение без лишних расспросов, лишь бы им хорошо заплатили.
– И что дальше?
Хейверинг обратился к Кадогану:
– Россетер позвонил мне и сказал, что вы заходили к нему. Он описал вашу внешность и спросил меня, знаю ли я, как случилось, что вы вмешались в это дело. Я понял, что речь идет о человеке из магазина, то есть о вас. Это меня насторожило. Я послал Уивера и Фолкса следить за вами, приказав им препятствовать вашим разговорам с кем-либо, кто мог разболтать секрет, в особенности с девицей.
– Поэтому, когда мы почти догнали ее, они отделались от нас и увезли девушку, чтобы заткнуть ей рот раз и навсегда.
– Я не давал приказа убивать…
– Не спорьте, пожалуйста. Коттедж, в который они привезли ее, принадлежит мисс Уинкворт. Как они догадались привезти ее туда?
– Я был с ней знаком. Я узнал ее прошлой ночью, несмотря на маску, а она узнала меня. Я позвонил ей и сказал, что девица опасна и что нужно заставить ее замолчать на несколько часов. Она предложила свой коттедж неподалеку от Вуттона к моим услугам.
– Понимая, несомненно, что означает эвфемизм «замолчать на несколько часов».
– Это ложь.
– Девушка могла бы потом отыскать владелицу дома. Разве не так?
– Мы договорились с Уивером и Фолксом разыграть незаконное вторжение в жилище. Поэтому на нее не могло упасть подозрение.
– Пусть так. Отговорка не хуже прочих. А теперь, – сказал Фен, наклоняясь вперед, – мы подходим к самому важному моменту. Что именно, когда вы обследовали тело, заставило вас тогда утверждать, что никто из присутствовавших не мог убить мисс Тарди?
Хейверинг глубоко вздохнул.
– А, вы внимательно слушали, не правда ли? Да, это правда. Я был полицейским врачом, как я уже говорил вам. Никогда нельзя в точности сказать, как давно человек мертв, но чем раньше вы осмотрите тело, тем точнее сможете определить время. Я обследовал тело примерно без девяти минут двенадцать. И я готов поклясться, что женщина умерла не позже 11.45 и не раньше 11.35. Вы понимаете, что это означает?
– Разумеется, – спокойно ответил Фен. – Просто интересно, сообщили ли вы об этом факте другим?
– Я сказал Россетеру.
– Ах да, – несмотря на темноту, было видно, что Фен улыбнулся, – между 11.35 и 11.45 вы все вместе были в другой комнате. И никто не мог проникнуть в дом снаружи.
Хейверинг дрожал и был на грани истерики.
– Так что, если только девушка не убила ее, – сказал он, – то ее не убивал никто, потому что это невозможно.
Глава 12
Недостающее звено
– Черт! – воскликнула Салли. – Дождь начинается.
К сожалению, она оказалась права. Темные дождевые тучи еще более омрачили ночное небо, и теперь уже не было видно звезд. Капли шуршали и плескались в листве.
– Помнится, в этом конце сада был летний домик, – откликнулся Кадоган. – Быстрей, бежим туда!
Летний домик все еще был на прежнем месте, и они, запыхавшись и спотыкаясь, поспешили подняться туда по лестнице. Кадоган чиркнул спичкой, огонек выхватил из тьмы пыльную неуютную обстановку: сложенные у стен шезлонги, кое-какие садовые инструменты и большую коробку с набором шаров для кеглей. Напротив двери была дубовая скамья, и они уселись на нее. Кадоган огляделся вокруг в темноте.
– У меня мурашки по спине, – заметил он, добавив ни к селу ни к городу: – Когда я был студентом, то как-то занимался здесь любовью с одной девицей.
– Хорошенькой?
– Нет, не особенно. У нее были довольно толстые ноги, а звали ее… Ее звали… Фу-ты! Забыл начисто. Tout lasse, tout casse, tout passe[123]. Помнится, я неважно себя чувствовал и не проявлял большого энтузиазма. Не думаю, что бедняжка получила от этого особенное удовольствие.
Прошел уже час с тех пор, как Хейверинг сделал свое признание на реке, и сейчас, апатичный и как будто одурманенный, он был временно заперт в комнате, прилегающей к кабинету Фена. Сам Фен выгнал их на улицу, потому что, как он объяснил, ему надо подумать. С лужайки, по которой они слонялись, им был виден свет в его комнате и все освещенные окна Сент-Кристоферс, обращенные в сад. Мистер Хоскинс ушел туда вместе с Уилксом выпить, так как оказалось, что запасы виски Фена истощились. Некоторое время вокруг все было тихо, если не считать джаза, доносившегося иногда из комнаты какого-то студента.
– Некоторые совершают необычные поступки, – сказал задумчиво Кадоган, – но в общем не такие необычные, как другие. Взять хоть мисс Снейт. Или мистера Россетера. Или, – он немного помрачнел, – Фена.
– Вы все свое время тратите на то, чтобы с ним за компанию бегать за убийцами?
– Я? – внезапно усмехнулся Кадоган. – Нет, слава богу! Но, вообще говоря, смешно…
– Что смешно?
– Вчера вечером, всего лишь вчера вечером я страстно хотел приключений, напряжения душевных сил: чего угодно, что отсрочит наступление среднего возраста. Гёте говорил, что с желаниями следует быть поосторожней, потому что они могут осуществиться. Как он был прав! Мне хотелось, чтобы меня увезли от скуки, и боги исполнили мою просьбу.
– Никогда бы не подумала, что ваша жизнь была скучна.
– И тем не менее она именно такова. Видишь одних и тех же людей, делаешь одно и то же. Пытаешься устроить так, чтобы любимое дело хотя бы отчасти пересекалось с занятиями, за которые в этом мире принято платить деньги…
– Но вы знамениты, – возразила Салли. – Профессор Фен так говорил, а тут я и сама вспомнила, где видела ваше лицо раньше. Это было в «Рэдио таймс»[124].
– А! – сказал Кадоган без особого энтузиазма. – Лучше бы они не пускали в эфир такие вещи без спроса. Я получился похожим на мистика, который пытается в одно и то же время вступить в контакт с Бесконечным и сопротивляться жестокому расстройству желудка.
– Что вы там делали?
– Делал? О, понимаю… Я читал стихи.
– Какие стихи?
– Кое-что собственного сочинения.
В полутьме было видно, как Салли усмехнулась.
– Я все еще не могу себе представить вас пишущим стихи. Во-первых, вы слишком просто держитесь для такого занятия.
Кадоган приободрился.
– Знаете, это меня утешает. А я уж боялся, что превращаюсь в банального рифмоплета, этакого Вормиуса[125].
– Конечно, то, как вы говорите, скорее опровергает ваши опасения.
– Извините. Я цитировал Поупа.
– Мне все равно, откуда эта цитата. Довольно невоспитанно с вашей стороны цитировать то, чего я не пойму. Все равно что говорить с кем-то на языке, которого тот не знает.
– О, простите, – раскаялся Кадоган. – Честно, это всего лишь привычка. Но было бы еще более невежливо, если бы я разговаривал с вами, как с ребенком.
