Джорджетт Хейер - Убийство в Эшли-Грин. Осторожно, яд! (сборник)
– И все-таки эта версия вам не нравится. Осмелюсь спросить, сэр, может, тут у вас родственные чувства?
Джайлс покачал головой. Тело уже вынесли на носилках, и суперинтендант Ханнасайд, отпустив инспектора, задумчиво смотрел на письменный стол. Секунду спустя он повернулся и оживленно заговорил:
– Ну, что скажете… мистер Холмс? Не буду тратить время на выражение сочувствия в связи со смертью вашего кузена, так как уже достаточно знаю вашу семью, чтобы понимать – никто из вас не испытывает ни малейшего сожаления. Что вы об этом думаете?
– Очевидно, самоубийство, – медленно и отчетливо произнес Джайлс.
– Хм-м! Я невысокого мнения о вас как о детективе. Не видите ли вы чего-нибудь необычного? – Он приподнял бровь. – Или видите и надеетесь, что не увижу я?
Джайлс улыбнулся:
– Три вещи – это на первый взгляд.
– Три? – Ханнасайд оглядел комнату. – А вот я обнаружил только две. Интересно. Первая – на письменном столе стакан с виски и содовой. Я вполне могу представить Роджера Верекера, выпивающего перед тем, как застрелиться. Но не могу представить, чтобы он наполнил стакан и оставил его нетронутым. Вторая – хотя не знаю, много ли это значит, – его поза. Она показалась мне такой неестественной, что я приказал сделать фотографию. Он отвернулся от стола. Посмотрите на угол, под которым стоит его кресло. Почему он сдвинул его? Если он сидел за письменным столом, то предположительно писал. Но он не мог писать, сидя почти боком к столу.
– Верно, – согласился сержант. – Вы имеете в виду – он повернул кресло так, чтобы разговаривать с кем-то в комнате?
– Думаю, это возможно.
Ханнасайд вынул носовой платок и раскрыл им кожаную папку на письменном столе. В папке лежал лист бумаги. Он взял его, прочел и передал Джайлсу.
– Ну? – спросил он.
Письмо, написанное корявым почерком Роджера, было датировано вчерашним днем и не закончено.
«Уважаемые джентльмены, – начиналось оно. – Прилагаю чек на пятнадцать фунтов шесть шиллингов три пенса в оплату вашего счета. Буду рад, если пришлете мне…»
На этом краткое письмо обрывалось.
– Вам это не кажется странным? – спросил Ханнасайд.
– Кажется, – ответил Джайлс. – Оплачивающий счет Роджер кажется мне более чем странным.
– Кое в чем вы очень похожи на своих кузенов, – съязвил Ханнасайд.
– Его прервали, – сказал сержант, в свою очередь, прочтя письмо. – Ясное дело, вряд ли он хотел, чтобы ему что-то присылали, если решил совершить самоубийство. Но его могло вынудить к этому какое-то событие, которое произошло уже после того, как его прервали. Что там было, неизвестно. Но прервали его наверняка. Например, раздается звонок в дверь. Он кладет письмо в папку – или нет! Папка была раскрыта, он в ней писал. Он только закрывает ее и идет посмотреть, кто у двери. Делает инстинктивное движение, если вы понимаете меня.
– Да, что-то в этом роде, – сказал Ханнасайд. – Но мы не слышали третьего пункта мистера Каррингтона.
Джайлс, добродушное выражение лица которого сменилось угрюмым, спросил:
– Вы стреляете из пистолета, Ханнасайд?
– Нет, не стреляю.
– Я так и подумал. Вашему эксперту не понравится вот что.
Он указал на пол у своих ног, где, полускрытая в ворсе коврика перед камином, поблескивала стреляная гильза.
Оба полицейских посмотрели вниз.
– Да, я уже видел ее, – сказал Ханнасайд. – Она не должна лежать здесь? Дело в этом?
– В этом, – кивнул Джайлс. – Если Роджер Верекер, сидя в кресле, приставил ствол пистолета к правому виску и нажал на спуск, пустая гильза должна находиться где-то между столом и окном, но не здесь, у камина. – Он закурил сигарету и бросил горелую спичку в топку. Измерил взглядом расстояние между собой и креслом у письменного стола. – Думаю, когда будет произведено вскрытие, вы обнаружите, что дуло не было прижато к голове, – заметил он.
– Спасибо, – сказал Ханнасайд, посмотрев на него с любопытством. – Кажется, я был к вам несправедлив. Подозревал, что вы хотите больше мешать, чем помогать в этом исключительном деле.
– Одно убийство я переварю, – лаконично ответил Джайлс. – От двух у меня, оказывается, начинает сводить желудок. Более того, Роджер был хотя и темной личностью, но безобидным человеком. Для убийства Арнольда могут существовать несколько простительных причин; для убийства Роджера только одна, и она непростительна. Нет, определенно непростительна.
– Верно, – сказал Ханнасайд. Внезапно он, прищурясь, посмотрел на что-то позади Джайлса. – Ваш кузен курил трубку?
– Не думаю.
Ханнасайд подошел к камину и внимательно оглядел трубку на полке.
– Пенковая, с одной стороны потерта сильнее, чем с другой. Кажется, я ее уже видел.
– Возможно, – сказал Джайлс. – Это трубка Кеннета. Но я не считал бы ее уликой. Кеннет был участником вечеринки, происходившей здесь три-четыре дня назад.
– Неужели он не хватился бы трубки? – спросил сержант. – Я быстро заметил бы, что моей нет. Более того, в ней остатки табака. Надо полагать, Роджер Верекер увидел бы ее, выколотил и отослал брату.
– Наоборот, – сказал Джайлс. – Я не ожидал бы от Роджера ничего столь энергичного.
– Возможно, вы правы, – сказал Ханнасайд, – но, как видите, из трубки высыпалось немного пепла. Как по-вашему, разве служанка, убирающая квартиру, не стерла бы его?
– Это зависит от служанки, – ответил Джайлс.
Ханнасайд взял трубку и сунул в карман.
– Хемингуэй, я хочу поговорить со швейцаром, – сказал он. – Будь добр, попроси его подняться.
Джайлс улыбнулся:
– Насколько я понимаю, вы хотели бы, чтобы я остался и не приехал в Челси раньше вас?
– Совершенно верно, хотел бы, – ответил Ханнасайд. – Не думаю, что вы сделали бы это, однако на данной стадии не хочу рисковать. Как вы думаете, Роджер Верекер был способен покончить с собой?
– Нет, – ответил Джайлс, – не способен. Да, он жаловался, что детективы на каждом шагу действуют ему на нервы, но не выглядел особенно встревоженным. Хотя я мало знаю его, так что, может быть, ошибаюсь.
– Вряд ли ошибаетесь, – неторопливо произнес Ханнасайд. – Помните тот день, когда он рассказывал мне нелепую историю о поездке в Монте-Карло? Я хорошо запомнил его слова: «Разве я похож на человека, который способен застрелиться? Разумеется, нет!»
– Да, я тоже помню, – ответил Джайлс. – Только никогда не знаешь, как поведет себя человек, пьющий так много. Стреляная гильза существеннее, и, на мой взгляд, она свидетельствует о неопытности. К примеру, если бы это сделал я, то после выстрела отыскал бы гильзу.
– В таких обстоятельствах люди не всегда сохраняют самоконтроль. Иначе нераскрытых преступлений было бы больше.
– Верно, но разве мы только что не решили, что убийца в данном случае должен быть очень хладнокровным человеком?
– Полагаете, что убийца Арнольда Верекера и убийца Роджера Верекера одно и то же лицо? – с легким унынием спросил Ханнасайд. – Я сам почти не сомневаюсь в этом, но удастся ли мне это доказать – другой вопрос. Кстати, где вы были вчера вечером?
– Я так и думал, что вы об этом спросите, – заметил Джайлс. – С семи часов, когда зашел за ней в студию, и примерно до без четверти двенадцать, когда привел ее обратно в студию, я был с мисс Верекер. Мы поужинали у Фаволи, потом отправились к Уиндему. Проводив мисс Верекер, я поехал на такси обратно в Темпл – это же такси везло нас из театра. Проверить это легко. Приехав в Темпл, я лег спать. Полагаю, мой слуга уже спал, так что не могу представить вам доказательств, что до утра находился в постели. Когда, по мнению полицейского врача, был убит мой кузен?
– По словам инспектора Дэвиса, около полуночи, возможно, раньше. Насколько я понимаю, он видел тело этим утром в половине восьмого.
– Что ж, пожалуй, я все же успел бы это сделать, – задумчиво сказал Джайлс. – Только, зная Роджера, сильно сомневаюсь, что застал бы его пишущим письмо за столом в час ночи.
– В данный момент вы не являетесь одним из моих подозреваемых, – ответил Ханнасайд с легкой улыбкой и обратился к швейцару, которого привел сержант Хемингуэй:
– Доброе утро. Вы здесь швейцар?
– Да, сэр, – ответил тот, испуганно оглядывая комнату. – Точнее, ночной швейцар.
– Как ваша фамилия?
– Флетчер, сэр. Генри Джордж Флетчер.
– Суперинтендант, – вмешался сержант, – я записал его фамилию и адрес.
– Хорошо. Флетчер, когда вы заступаете на дежурство?
– В восемь вечера и остаюсь до восьми утра.
– И все время находитесь на месте?
Флетчер слегка откашлялся:
– Видите ли, сэр… официально… вы понимаете. Иногда выхожу пройтись, подышать свежим воздухом. Минуты на две, не больше. И не часто.
– Вчера ночью выходили?
– Нет, сэр.
– Совершенно уверены в этом?
– Да, сэр. Вчера вечером завернул такой холод, что не хотелось выходить, я очень чувствителен к холоду. Разжег огонь в своей комнатке внизу, сержант видел ее.
