Торговец пушками - Лори Хью
Не знаю почему, но я ожидал, что он отправится прямо домой. Я живо представлял себе домик с террасой где-нибудь в Патни и многострадальную женушку, что встретит его рюмкой хереса и запеченной треской, а затем вернется к утюгу и его рубашкам. Сам же О’Нил, устроившись перед телевизором, примется похрюкивать и качать головой, будто лишь одному ему известен тот истинный и мрачный подтекст, что скрывается за каждым словом диктора новостей. Однако вместо этого О’Нил проскакал по ступенькам мимо здания Института современного искусства, направляясь к Пэлл-Мэлл и клубу «Травеллерз». [10]
Мне не было никакого резона соваться внутрь. Поэтому я просто стоял и наблюдал сквозь стеклянные двери, как О’Нил просит консьержа проверить почтовый ящик. Тот оказался пуст. Увидев, что О’Нил скидывает пальто и направляется к бару, я рассудил, что могу спокойно оставить его там на некоторое время.
В киоске на Хеймаркет я купил гамбургер с жареной картошкой и принялся бродить по улице, жуя на ходу и наблюдая за людьми в ярком тряпье, что толпились перед заведениями, в которых шли музыкальные шоу, — по-моему, они шли здесь со дня моего появления на свет. Мало-помалу мною овладело уныние. Я вдруг сообразил, что поступаю точь-в-точь как О’Нил: начинаю смотреть на ближнего свысока, с тем устало-циничным чувством, что можно выразить одной фразой: «Болваны вы несчастные, если бы вы только знали». Встряхнувшись, я взял себя в руки и зашвырнул гамбургер в урну.
О’Нил вышел в половине девятого и направился по Хеймаркет в сторону Пикадилли. Дальше — вверх по Шафтсбери-авеню, откуда свернул налево, в Сохо, где звонкое щебетание театралов уступало дорогу басовой пульсации баров с девочками и стриптиз-клубов. В дверях торчали огромные усищи с подвешенными к ним здоровенными харями; когда я проходил мимо, хари с усами принимались призывно нашептывать что-то про «супер-секси-шоу».
О’Нила тоже пытались заманить то в одну, то в другую дверь, но, судя по всему, шагал он вполне целенаправленно, а потому ни разу даже не повернул головы. Пару раз он вильнул — сначала вправо, потом влево — и наконец достиг вожделенного оазиса. Назывался оазис «Шала». Свернув к двери, О’Нил уверенно шагнул внутрь.
Я дошел до конца улицы, минуту послонялся без дела, затем повернул назад — полюбоваться интригующим фасадом «Шалы». Вокруг двери, разбросанные в случайном беспорядке, красовались слова «Шоу», «Девочки», «Эротика», «Танцы» и «Секс» — точно приглашая попробовать свои силы и составить из них предложение. За стеклом у входа было пришпилено с полдюжины выцветших снимков женщин в нижнем белье. В дверях лениво торчала какая-то пигалица в обтягивающей кожаной юбочке. Я улыбнулся ей так, чтобы сразу стало понятно: сам я из Норвегии и, да, «Шала» — как раз то место, где усталый норвежец может расслабиться после тяжелого лондонского дня. С тем же успехом я мог проорать, что сейчас поднимусь к ним с огнеметом наперевес, — сомневаюсь, чтобы она сподобилась хоть глазом моргнуть. Точнее, смогла бы моргнуть, учитывая количество туши на ее ресницах.
Выложив пятнадцать фунтов, я заполнил членскую карточку на имя «Ларс Петерсен, отдел по борьбе с проституцией, Нью Скотленд-Ярд» и спустился в подвал, сгорая от нетерпения увидеть собственными глазами, что же за шоу, девочек, эротику, танцы и секс обещает эта самая «Шала».
«Шала» оказалась заурядной забегаловкой. Самого что ни на есть низкого пошиба. Похоже, руководство сего развлекательного заведения давным-давно решило сэкономить на уборщицах и просто убавить свет: я никак не мог отделаться от ощущения, что ковровые дорожки липнут к подошвам моих башмаков. Штук двадцать столиков теснились вокруг маленькой сцены, на которой под оглушительную музыку энергично изгибалась троица девиц с абсолютно стеклянными глазами. Потолок был таким низким, что самой длинной девице приходилось выплясывать, скособочившись. Поразительно — особенно если учесть, что все три были абсолютно голыми, а изгибались они под писклявости «Би Джиз», — но проделывали они это с изрядной степенью достоинства.
О’Нил сидел за столиком у самой сцены. Похоже, он положил глаз на девчонку слева — бледного заморыша, которому явно не помешал бы большой стейк, пирог с почками и часов десять крепкого сна. Стеклянный взгляд девушки приклеился к стене бара.
— Что будем пить? — Человек с фурункулами на шее перегнулся через стойку.
— Виски, пожалуйста, — сказал я и повернулся к сцене.
— Пять фунтов.
Я развернулся к нему:
— Не понял?!
— Пять фунтов за виски. Деньги вперед.
— Обойдешься, — отрезал я. — Сперва — виски. Потом — деньги.
— Деньги вперед.
— Пошел ты в жопу!
Я улыбнулся, чтоб сгладить обиду. Он налил мне виски. Я заплатил ему пять фунтов.
Просидев у бара еще минут десять, я сделал вывод: О’Нил пришел полюбоваться шоу, ни для чего больше. Он не смотрел ни на часы, ни на дверь и потягивал свой джин с такой развязностью, что у меня не осталось никаких сомнений: человек просто отдыхает. Я прикончил выпивку и подсел за его столик:
— Можно, я сам догадаюсь? Она ваша племянница и занимается этим только для того, чтобы получить актерский профбилет и попасть в Королевский шекспировский театр.
О’Нил вытаращился на меня.
— Здрасьте, — сказал я, устраиваясь поудобнее.
— Что вы здесь делаете? — спросил он раздраженно.
По-моему, он чувствовал себя немного неловко.
— Минуточку, — сказал я. — Все как раз наоборот. Это вы должны сказать «здрасьте», а я — спросить «что вы здесь делаете?».
— Черт бы вас побрал, Лэнг! Где вы пропадали?
— Ох, где я только не пропадал! Вы же знаете, «я просто лепесток, гонимый ветром осенью ненастной». Разве этого нет в моем деле?
— Вы шпионили за мной.
— Фу-у. «Шпионил» — какое гадкое слово. Мне больше по душе «шантаж».
— Что?
— Хотя нет, вы правы, оно означает нечто совершенно другое. Ладно, пусть будет «шпионил».
О’Нил нервно зыркнул по сторонам, выглядывая моих подельников. А может, он озирался в поисках своих подельников. Прекратив озираться, он наклонился ко мне и зашипел:
— У вас очень, очень серьезные неприятности, Лэнг. И по справедливости я должен вас об этом предупредить.
— Да, наверное, вы правы. И одна из неприятностей — этот вонючий гадюшник. Да еще в компании государственного чиновника высокого ранга, который, как я понимаю, хотел бы оставаться инкогнито, по меньшей мере часок-другой.
О’Нил откинулся на спинку стула, лицо его расползлось в ехидной гримасе. Брови полезли вверх, губы оттопырились. Я вдруг сообразил, что это такая улыбка. Только министерско-оборонного извода.
— О господи, — сказал он. — Вы и вправду пытаетесь меня шантажировать. Как это трогательно.
— Да что вы?
— У меня здесь назначена встреча. И не я выбирал место для рандеву. — Он заглотнул третью по счету порцию джина. — Так что я буду вам невероятно признателен, Лэнг, если вы свалите куда-нибудь в другое место, пока я не позвал вышибалу.
Визгливые песенки «Би Джиз» сменились психоделическим грохотом, и О’Нилова племянница, выдвинувшись вперед, затрясла вагиной прямо перед нашими носами, почти попадая в такт музыке.
— Ну, даже не знаю, — протянул я. — Мне, в общем-то, и тут неплохо.
— Я должен предупредить вас, Лэнг. В данный момент ваш кредит в моем личном банке и так практически на нуле. У меня очень важная встреча, и, если вы попытаетесь ее сорвать или причините мне иные неудобства, я закрою его вам окончательно. Я достаточно ясно выразился?
— Капитан Мэйнуоринг. [11] Вот кого вы мне сейчас напомнили.
— Лэнг, я последний раз…
Он осекся, увидев «вальтер» Сары. Думаю, на его месте я поступил бы точно так же.
— Кажется, вы говорили, что не носите оружие, — сказал он после долгой паузы.
О’Нил явно нервничал, однако виду пока не подавал.