Джон Коннолли - Любовники смерти
Те, кто был в состоянии, встали и заняли позицию у стены. Уилл пошевелил ногой одну коматозную девицу.
– Вставай, спящая красавица. Тихий час закончен.
В конце концов, все девять поднялись. Уилл обыскал восьмерых, так как девятого парня уже обыскал раньше. Кое-что нашлось только у девицы с волосами в полоску: три косяка марихуаны и пакетик героина. Она была одновременно пьяна и под кайфом, но уже прошла через худшую стадию.
– Что это? – спросил ее Уилл.
– Не знаю, – ответила она. Язык у нее слегка заплетался. – Дружок дал мне, чтобы я сохранила для него.
– Сказка. Как зовут твоего дружка? Ганс Христиан Андерсен?
– Кто это?
– Не важно. Это твоя квартира?
– Да.
– Как твое имя?
– Сандра.
– А фамилия?
– Хантингдон.
– Ну, Сандра, ты арестована за хранение с целью распространения. – Он надел на нее наручники и прочитал ее права, потом сделал то же с парнем, которого обыскал раньше. Джимми записал имена остальных и сказал, что они свободны остаться или уйти, но если он увидит их снова на улице, то арестует за праздношатание, даже если они в это время будут участвовать в забеге. Все опять уселись. Они были молоды и напуганы и начали постепенно осознавать, как им повезло, что на них не надели наручники, как на их товарищей, но еще не пришли в себя настолько, чтобы смыться.
– Ладно, пора уходить, – сказал Уилл двоим в наручниках. Он повел Хантингдон из квартиры, а Джимми за ним повел парня, которого звали Говард Мэйсон, но вдруг что-то как будто вспыхнуло у Хантингдон в голове и пробило туман.
– Моя малышка, – сказала она. – Я не могу оставить мою малышку!
– Какую малышку? – спросил Уилл.
– Мою девочку. Ей два годика. Я не могу оставить ее одну.
– Мисс, в квартире нет никакого ребенка. Я сам ее обыскал.
Но она продолжала вырываться.
– Говорю вам, моя малышка здесь! – кричала она, и он видел, что она не притворяется и не бредит. Ее тревога была искренней.
Один из оставшихся в комнате, негр лет двадцати пяти, недавно начавший отращивать шевелюру для афро, сказал:
– Она не врет, мужики. У нее в самом деле ребенок.
Джимми посмотрел на Уилла.
– Ты точно все осмотрел?
– Это же не Центральный парк.
– Черт. – Он развернул Мэйсона обратно в комнату. – Ты, сядь на кушетку и не двигайся. А ты, Сандра, говоришь, что у тебя дочка. Давай ее искать. Как ее зовут?
– Мелани.
– Хорошо. Мелани. Ты точно не попросила кого-нибудь приглядеть за ней сегодня вечером?
– Нет, она здесь. – Хантингдон уже плакала. – Я не вру.
– Ну, скоро мы это выясним.
Обыскивать было особенно нечего, но они все же стали звать девочку. Двое полицейских заглянули за кушетки, в ванну, в кухонные шкафы.
Нашел ее Уилл. Она была под кучей пальто на кровати. Он убедился, что девочка мертва, как только коснулся ее ноги.
Джимми отпил из бокала.
– Девочка, наверное, хотела полежать на кровати матери, – сказал он. – Может быть, она заползла под первое пальто, чтобы согреться, а потом уснула. На нее стали складывать прочие пальто, и она под ними задохнулась. До сих пор помню, какой звук издала ее мать, когда мы нашли дочку. Он исходил откуда-то из глубины. Как от умирающего животного. А потом рухнула на пол со сцепленными сзади руками в наручниках. Она на коленях подползла к кровати и стала зарываться головой в кучу пальто, чтобы быть ближе к своей дочурке. Мы не мешали ей. Мы просто стояли и смотрели.
Она не была плохой матерью. Работала на двух работах, и ее тетя присматривала за ребенком, пока она была на работе. Может быть, она приторговывала на стороне, но вскрытие показало, что ее дочь была здорова и получала хороший уход. Кроме той ночи, никто никогда не имел причин жаловаться на нее. То есть я хочу сказать, что такое может случиться с каждым. Это была трагедия, вот и все. Никто не виноват.
Но твой старик воспринял это тяжело. На следующий день он пошел на пьянку. Тогда еще твой отец позволял себе выпить. Когда ты узнал его, он почти полностью завязал с этим, кроме случайных вечеринок с ребятами. Но в прежние времена он это дело любил. Все мы любили.
Впрочем, тот день был не таким, как все. Я никогда не видел, чтобы он так пил, как после того, как нашел Мелани Хантингдон. Думаю, это из-за его собственных обстоятельств. Он и твоя мать отчаянно хотели ребенка, но, похоже, им это не светило. И тут он видит маленького ребенка под кучей пальто, и что-то в нем ломается. Он верил в бога. Ходил в церковь. Молился. В тот вечер ему, должно быть, показалось, что бог издевается над ним без всякой причины, заставляя человека, видевшего выкидыш своей жены, снова и снова находить тело мертвого ребенка. Хуже того, возможно, он на время перестал верить, как будто кто-то отогнул краешек мира и показал черную пустоту за ним. Не знаю. Во всяком случае, малышка Хантингдон изменила его – вот все, что я могу сказать. После этого он и твоя мать прошли поистине тернистый путь. Думаю, она хотела уйти от него или он хотел ее бросить, не помню точно. Но, наверное, это не важно. Конечный результат был бы тем же.
Он поставил бокал и дал огню свечи поиграть на вине, отбрасывая на поверхность стола красные блики, как рубиновые призраки.
– И вот тогда он встретил ту девушку.
* * *Ее имя было Каролина Карр, или так она говорила. Они приехали по вызову в связи с попыткой проникновения в ее квартиру. Таких маленьких квартирок они еще не видели – здесь еле умещались односпальная кровать, шкаф, стол и стул. На кухне стояла газовая плита на две горелки, а санузел был такой крохотный, что даже не имел двери, его отгораживали только унизанные бусами нити. Было трудно представить, чтобы кто-то задумал сюда проникнуть с целью ограбления. Один взгляд вокруг говорил, что у этой девушки нет ничего, что стоило бы красть. Если бы было, она бы продала это, чтобы снять квартиру побольше.
Но, как ни странно, такое пространство ее устраивало. Она сама была миниатюрная – эдакая тень чуть выше пяти футов ростом, и соответственно худенькая. У нее были длинные черные очень тонкие волосы и прозрачно-бледная кожа. Джимми казалось, что она в любой момент может испустить последний вздох, но когда посмотрел ей в глаза, то увидел внутри настоящую силу и жесткость. Она могла казаться хрупкой, как кажется шелковая нить, пока не попытаешься ее порвать.
Впрочем, она была напугана, в этом он не сомневался. В тот раз он списал это на счет попытки проникновения в ее жилище. Кто-то явно пытался с пожарной лестницы открыть шпингалет окна. Она проснулась от шума и сразу бросилась к телефону в прихожей, чтобы вызвать полицию. Ее соседка миссис Рот, пожилая женщина, услышала ее крики и предложила убежище у себя до прибытия полиции. Как оказалось, Джимми и Уилл находились всего в квартале, когда пришло сообщение о вызове. Взломщик, вероятно, все еще был у окна, когда раздался сигнал полицейской сирены. Они заполнили форму 61, но больше ничем не могли помочь. Злоумышленник сбежал, никакого ущерба нанесено не было. Уилл предложил поговорить с владельцем квартиры, чтобы тот поставил на окно замок покрепче или, может быть, какую-нибудь решетку, но Карр только покачала головой.
– Я не останусь здесь, – сказала она. – Я уезжаю.
– Это большой город, – сказал Уилл. – Такие вещи случаются.
– Я понимаю. Но мне придется уехать.
Ее страх был осязаем, но не казалось, что ею управляет страх. Это не было безрассудной, чрезмерной реакцией на заурядный, хотя и тревожный инцидент. То, что ее пугало, отчасти относилось к событиям той ночи.
– Твой отец, должно быть, тоже ощутил это, – продолжал свой рассказ Джимми. – Когда мы уезжали, он был спокоен. Мы остановились выпить по чашечке кофе, и когда сели, он спросил:
– Что ты можешь сказать об этом?
– Полицейский код 10–31 – преступление не раскрыто. Вот и все.
– Но женщина была напугана.
– Она живет одна в обувной коробке. Кто-то попытался к ней проникнуть, и у нее не было большого выбора, куда бежать.
– Нет, что-то еще. Она не все нам сказала.
– Ты что, вдруг стал экстрасенсом?
Тут он повернулся ко мне. И ничего не сказал. А просто уставился на меня.
– Ладно, – сказал я. – Ты прав. Я тоже это ощутил. Хочешь вернуться?
– Нет, не сейчас. Может быть, позже.
Но мы так и не вернулись. По крайней мере, я. А твой отец – да, вернулся. Возможно, в ту же ночь после дежурства.
И с этого все началось.
Уилл сказал Джимми, что не спал с Каролиной до их третьей встречи. Он заявлял, что у него никогда не было намерения иметь с ней такие отношения, а просто в ней было что-то – что-то такое, от чего ему хотелось помочь ей, защитить ее. Джимми не знал, верить ему или нет, и не думал, что, так или иначе, это имеет значение. У Уилла Паркера была сентиментальная струнка, и Джимми любил повторять, цитируя Оскара Уайльда, что «сентиментальность – это выходной для цинизма». У Уилла были проблемы дома, и он все еще был под впечатлением от смерти Мелани Хантингдон, так что, возможно, в Каролине Карр он увидел возможность своего рода выхода, что ли. Он помог ей переехать. Подыскал жилье в Верхнем Ист-Сайде, более просторное и безопасное. На две ночи он поселил ее в мотеле, договорившись, что будет платить за нее, потом поехал в город на машине вместо электрички, забрал все ее пожитки, которых было не так много, и перевез ее в новую квартиру. Роман длился не дольше шести или семи недель.
