Карл-Йоганн Вальгрен - Тень мальчика
Данни замер и прислушался. По-прежнему все тихо. Дрозд за окном не унимается. Он сунул палец в горлышко и поднял бутылку. Закашлялся погромче, чтобы замаскировать звук, и ударил ее об пол. Горлышко с острыми краями осталось сидеть на пальце, как наперсток.
И в эту секунду снаружи послышался выстрел. Один, а за ним еще один, потише. Кто и в кого стрелял? Он изо всех сил напряг слух. Что же это может быть? Ждал криков, может быть, еще выстрелов, но все было тихо.
Он, согнув кисть как можно сильнее, начал пилить отломанным горлышком ремень, понимая – надо спешить. Нажал посильнее и резанул стеклом себя по запястью. Кровь ручейком стекала по руке, пальцы слиплись, но боли он не чувствовал.
Кто стрелял? В кого?
Дверь открылась, и вошел человек в капюшоне. Отвернув лицо, подошел к Данни и начал искать что-то в его куртке. Все тот же запах комариной мази.
Наконец, ремень лопнул. Катц оскалился и изо всех сил всадил горлышко бутылки ему в лицо. Мягкое, резиновое сопротивление – и горлышко застряло у того в щеке.
Но человек в капюшоне даже не среагировал. Продолжал копаться в куртке и, наконец, извлек бутылочку в шерстяной оплетке. Кровь с его лица капала Катцу на грудь. В нем нет жизни, опять, уже не в бреду, подумал Данни. Он мертв. Но кровь же капает…
Ерунда. Тот подержал игрушку в руке, быстро, точно она была из раскаленного железа, сунул назад и встал. Она, несомненно, внушала ему страх.
Горлышко по-прежнему торчало у него из щеки, но он, судя по всему, этого не осознавал. Вообще, что ли, не чувствовал боли? Явно накололся чем-то. Или его накололи – другого объяснения быть не может.
Снаружи что-то крикнули. Человек в капюшоне повернулся и вышел из комнаты.
У Катца потемнело в глазах, и он снова провалился в темноту.
Когда он очнулся, кровь на запястье свернулась. Был уже вечер. Он, оказывается, упал на пол – лежал рядом с креслом. С трудом встал, ноги почти не держали.
На площадке, где стояли машины, расплылась большая лужа крови, а чуть поодаль на утрамбованном гравии лежал его «Глок». Данни поднял его и сунул в карман. След колес на дороге… Данни присмотрелся. След ведет не в усадьбу, а в другую сторону, в лес в направлении Вингокера.
Он вернулся в бревенчатый дом и осмотрел его, комнату за комнатой. Никого. Мало того – никаких признаков, что здесь кто-то был. Все прибрано, мебель закрыта простынями. Ничто не указывало, что здесь держали заложника – Джоеля Клингберга.
Понять невозможно. Он пошел к усадьбе, пытаясь связать факты. Они хотели его убить, а потом ни с того ни с сего отпустили. Почему? И вернули пистолет… И кого подстрелили? Никакой логики… будто за ниточки дергал капризный ребенок, и правила игры могли в любой момент поменять знак на противоположный.
* * *Ее провели в холл с почерневшим мраморным полом. Стены обшиты ореховыми панелями, огромная десятирожковая хрустальная люстра на потолке. Направо – широкая лестница на второй этаж. В другом конце – изразцовая печь; на изразцах – ручная роспись: миниатюрные пейзажи, охотничьи сцены, цветы.
Дубовая дверь приоткрыта. Оттуда доносится потрескивание дров в камине. Она решилась, потянула ручку и прошла в гостиную. Окна выходили в купающийся в лунном свете сад, спланированный в виде ряда террас. На полу – толстый восточный ковер, мебель в стиле ампир, множество подсвечников и зеркальных бра с горящими свечами. Как в церкви. Храм, да и только.
С торцовой стены на нее уставились две лосиных головы с роскошными рогами. В гигантском камине, украшенном дворянским гербом, пылал огонь.
Понтус Клингберг сидел в кресле перед камином, положив ноги на обитый бархатом пуф. Он заметил ее, но не повернулся, продолжал смотреть в огонь.
– Герб рода Билке, – сказал он задумчиво, слегка кивнув в сторону орнамента. – Отец купил усадьбу у одного из этих аристократов… тому очень нужны были деньги. Густав всю свою жизнь придерживался принципа: купить подешевле, выждать, пока у продавца не будет другого выхода, когда он дойдет до черты… он называл это так: я использую мою доминирующую рыночную позицию.
На полу танцевали багровые отблески огня. И она только что заметила – рядом с камином валяются штук десять окровавленных салфеток.
– Кто вы?
– Знакомая Данни Катца.
– А вы знаете, где он?
– Я думаю, вы должны знать это лучше меня.
Она вдруг поняла, что вот-вот начнет заикаться. Давно это было, еще до рождения детей… Может, ей страшно? Наверное, страшно. Не может не быть страшно. Никто, кроме Йормы, не знает, что она здесь. Даниельссон мог бы помочь ей с табельным оружием, да и сама могла взять в сейфе в отделе – код известен. Оружием в отделе экономических преступлений пользовались редко, на ее памяти ни разу. Так что никто бы и не заметил. Но она помчалась сюда сломя голову, не думая и не готовясь.
– Если бы я знал, где он, я бы его задушил. Голыми руками, если понадобится.
Он вдруг начал плакать – странно, тихо, без всхлипываний, не меняя выражения лица. Слезы ручейками стекали по щекам.
– Он убил ее, поганый жид.
Голос тихий, почти шепот.
– Мы иногда встречались здесь, когда Джоель был в отъезде. Рискованно, конечно, но я даже угрызений совести не чувствовал, настолько был влюблен. И потом их брак шел к концу. Она хотела детей… я мог бы ей в этом помочь.
Он покивал, точно хотел придать особый вес собственным словам. Поднял стакан воды с пола, отпил немного и поставил на место.
– Мы собирались все ему рассказать. Даже день наметили. Понимали, конечно, что без осложнений не обойтись. Бедняга Джоель, легко себе представить… Жена тебя покидает и уходит к твоему дяде, в годах к тому же… Но мы не успели. Джоель исчез. Этот жидовский психопат его похитил и, скорее всего, убил. Так же, как убил Ангелу.
Понтус Клингберг говорил сам с собой. Ей даже показалось, что он забыл про ее присутствие, пытался облечь в слова горе, выговориться, справиться с нестерпимой болью.
– Она очень страдала, когда Джоель исчез. Он словно бы вырос в ее глазах, стал ей интересен… она даже не хотела со мной встречаться… приехала в Юрхольмен, только чтобы объявить, что между нами все кончено, нашла этого Катца, который притворился, что хочет ей помочь…
Внезапно из носа у него потекла кровь. Несколько капель упали на грудь сорочки. Он прижал к лицу бумажную салфетку и зажал ноздри.
– Родовое проклятие, – сказал он, остановив кровь. – Проходит так же внезапно, как начинается.
Понтус резко подвинулся в кресле, и она рефлекторно отступила на шаг. Но он и не собирался вставать. Сел поудобнее и уставился на огонь.
– Тысяча девятьсот семидесятый год, – сказала она. – Кристофера похитили с вашим участием?
– Вы с ума сошли?
– Джоель рассказывал, что весь этот день за ними следили. Какой-то пьяный, на самом деле вовсе не пьяный, еще какие-то люди.
– У Джоеля всегда была живая фантазия.
– Густаву посылали какие-то загадочные предметы незадолго до похищения.
– И не только тогда. Все время. Мать Яна наложила на наш род проклятие… И это как бы входит в правила игры… такого рода послания. Чтобы поддерживать страх. Вы никогда не бывали в тех краях, вы даже представить не можете, насколько сильна эта вера. Фуку, вуду… страхи, воображаемые и настоящие, самовнушение…
Из носа опять хлынула кровь. Он тихо выругался и откинул голову, зажав ноздри салфеткой.
– Эти игрушки приходили с почтой… Марасса, Эрзули Фреда и как там их еще… эти вуду-божки… но они никакого отношения к похищению Кристофера не имели. Хотя отец-то был убежден, что имели. Его похитила женщина. Скорее всего, с педофильскими наклонностями, и, скорее всего, импульсивно. Шанс подвернулся. Мы с Яном никогда особенно близки не были, но после похищения все изменилось. Нанимали частных детективов… даже парней из военной разведки, кто хотел подзаработать немного. Полиция зашла в тупик… вернее, папа постарался, чтобы она зашла в тупик. Он панически боялся этих карибских баек. Незадолго до смерти брата мы получили информацию из Голландии – якобы эта женщина сразу продала Кристофера какой-то педофильской лиге. Те попользовались им и вскоре убили. И это доконало брата. Через девять лет они с женой поняли, что никакой надежды нет, – и покончили с жизнью.
Понтус Клингберг замолчал. Сидел, уставясь на огонь, и молчал.
Я ошиблась, подумала Эва. Все мои теории разлетелись в пух и прах. И ведь Сандра Дальстрём тоже не поняла, что случилось.
– И еще один вопрос… одна из дочерних компаний «Клингберг Алюминиум» перевела недавно пятьдесят миллионов крон на счет на Виргинских островах. Можете вы рассказать, что это значит?
Понтус Клингберг поднял глаза и посмотрел на нее внимательно. Взгляд его похолодел.
– Мне кажется, вы забыли представиться. Вы ведь из полиции, не так ли?
Их холла послышался какой-то шум. Она повернулась и увидела там… Данни Катца с пистолетом в руке. Человека, которого она не видела с детства.
