Кэрол Дуглас - Танец паука
– Она поднимала шум всюду, где появлялась, а американцы тогда не были столь космополитичны, – объяснил клерк. – Приезд европейских знаменитостей всегда вызывал восторг. Ну, когда приезжал поэт Оскар Уайльд, я был еще ребенком, но помню, его турне с Востока на Запад всколыхнуло тогда всю страну.
– Он вообще-то не из Европы, – заговорила я тем же холодным тоном, что и Ирен. – Он из Британии. Англия – это отдельный остров, а не часть Европы.
– Но довольно близко, мэм, да и Европа – огромный континент. Что же тогда Британия, по-вашему, – форпост?
– Ах, если бы, – ответила я. – К несчастью, не настолько прочный, чтобы в тысяча шестьдесят шестом году сдержать французов[52].
Юноша с удивлением нахмурился:
– О чем вы, мэм? В любом случае прошло всего около десяти лет с тех пор, как Оскар прошелся по Бродвею, но я подозреваю, что говорить о нем и его бархатных панталонах мы будем не меньше, чем сплетничаем о Лоле и ее хлысте.
Я вздохнула. Тяжело вздохнула.
– Мы возьмем все, что у вас есть про нее, – сказала Ирен другим тоном, который я бы описала как мученический.
Клерк без оглядки умчался в подсобку. Вот это мне больше всего нравится и одновременно не нравится в Америке: если у вас в руках ридикюль или сумочка, то можете смело зайти в любое учреждение, и везде к вам отнесутся с полной серьезностью. Деньги решают всё.
Когда спустя полчаса мы покинули магазин, наши кошельки стали намного легче, избавившись от довольно большого объема монет и банкнот, зато обе руки были нагружены завернутыми в бумагу свертками.
На лице примадонны застыло мрачное выражение.
– Придется потрудиться. Из всех этих книг вполне получился бы парус, как мне кажется.
– Не волнуйся, Ирен. – Стопка была такой огромной, что пришлось прижимать ее подбородком за неимением третьей руки. – Такая знаменитость, как Женщина в черном, вряд ли могла остаться незамеченной за кулисами варьете.
– Будем надеяться. Но существуют же вуали. Надо нанять экипаж.
– У меня руки заняты, да и извозчики никогда не обращают на меня внимания.
– Я могу попробовать частично высвободить правую, – сказала Ирен и помахала рукой в перчатке над пачкой завернутых в бумагу книг, которые тоже прижимала подбородком.
Логично было рассчитывать, что кто-то из джентльменов заметит наше затруднительное положение и предложит помощь, но все спешили мимо с озабоченным видом, словно мальчишки газетчики, которым надо распродать свежий выпуск.
Ирен сунула два пальца в рот и свистнула во всю силу своих оперных легких, так громко, что остановились все экипажи в радиусе сотни ярдов.
Один из извозчиков подъехал первым, и мы сначала свалили на сиденье наши свертки, а потом уже забрались сами. А в поездке посвятили время тому, чтобы разделить добычу на стопки, которые можно нести в руках. Нам едва хватало места в экипаже на самом краешке сиденья, но едва мы успели все разложить, как уже выехали на Бродвей и оказались у входа в «Астор».
Ирен порылась в сумочке.
– Мне нечем заплатить извозчику.
Тут дверца экипажа открылась и коричневые свертки высыпались прямо к ногам портье. Пока я давала указания прислать носильщиков, чтобы перетащить книги в номер, Ирен сбегала в отель и достала деньги из сейфа.
К тому моменту, как экипаж освободили от нашей поклажи, она уже вернулась и сунула в неряшливую перчатку извозчика целый доллар.
Следующую пару дней нам предстояло провести наедине с литературным наследием Лолы Монтес, самой известной куртизанки века.
Для Ирен это было мрачное путешествие в прошлое, проливающее свет на жизнь женщины, которой моя подруга, возможно, была обязана своим рождением.
Для меня же не слишком приятное времяпрепровождение гарантировало ценную возможность удержать Ирен как можно дальше от Шерлока Холмса, вычурного дворца Вандербильтов на Пятой авеню и изуродованного трупа, который она увидела там в бильярдной.
С тех пор как Брэм Стокер много лет тому назад продемонстрировал Ирен тело утонувшего матроса на столе в своей столовой, она проявляла неестественное любопытство к подобным отвратительным вещам.
Я надеялась, что чудовищные преступления Потрошителя, по следам которого примадонна мчалась недавней весной, хоть как-то охладят ее неподобающее любопытство, но, боюсь, Ирен не из тех, кого останавливают приличия.
Это была еще одна общая черта, помимо курения и театральной карьеры, роднящая мою подругу с презираемой ею Лолой. Оставалось только надеяться, что настоящая мать Ирен умерла при родах или же была чахоточной домохозяйкой, чей овдовевший супруг вынужден был отдать единственную дочь тем, кто лучше умеет управляться с детьми. Почему в качестве воспитателей он выбрал бродячих артистов варьете, я понятия не имела. На самом деле, если бы семья Вандербильтов не фигурировала в деле, которым занимается ненавистный мне Шерлок Холмс, то я была бы счастлива поощрять надежды Ирен на то, что она давно потерянная наследница многомиллионного состояния. Быть незаконнорожденной дочерью промышленного магната куда как перспективнее, чем потомком дамы с сомнительным прошлым.
Глава двадцатая
Танец паука
Первые чувства всегда остаются нашими последними воспоминаниями.
Лола МонтесМогла ли я подумать, что время, которое мы провели с Ирен, роясь в груде бумаг в поисках информации о Лоле Монтес, будет самым замечательным? Наверное, оно лишь представлялось таковым по сравнению с тем, какие катаклизмы ждали нас в дальнейшем.
Но в этот период затишья перед бурей страшный телефонный аппарат стал нашим новым союзником, поскольку мы сначала заказали в номер ужин, потом завтрак и обед, устроив пикник прямо на берегу моря книг, рассыпанных по ковру, разложенных на стульях и столе.
Нам ничего не оставалось, кроме как слоняться по номеру прямо в халатах, поглощая пирожные, фрукты, вино, сарсапарель (безалкогольный шипучий напиток, к которому я очень пристрастилась) и изрядные порции невероятных приключений этой необыкновенной женщины.
С радостью отмечу, что Ирен всегда первой зачитывала вслух какой-нибудь особенно нелицеприятный пассаж. Дошло до того, что я вопреки первоначальному своему настрою сочла должным как-то смягчить неприглядную картину жизни той, кого мы практически оживили.
Однако я с готовностью бросила первый и самый тяжелый камень в Лолу:
– Посмотри сюда! Она была ирландкой, Ирен, а вовсе не испанкой!
– Ирландкой? Тогда ей не стоит претендовать на роль моей матери. – Выражением лица примадонна попыталась как-то смягчить свои слова. – Прости, Нелл, но я считаю ирландцев прекрасными и смелыми людьми. В моей книге о ней такого не говорится. Ищи дальше!
– Ага! Я нашла, откуда на могиле взялось такое имя. При рождении ее назвали Элизабет Розанна, но мать всегда звала ее Элизой.
– Странно. Зачем указывать на надгробии уменьшительное имя? В этой книге написано, что она ненавидела мать за то, что та собиралась выдать дочь в возрасте четырнадцати лет за шестидесятичетырехлетнего генерал-майора, командира ее нового мужа. Боюсь, здесь я целиком и полностью на стороне юной Элизы. Собственная мать продает дочку начальнику отчима!
– Но такой брак дал бы Элизе статус в обществе и гарантии.
– Нелл! Четырнадцатилетняя девочка и старик шестидесяти четырех лет? Неужели ты не понимаешь, что это огромная разница в возрасте. Четырнадцатилетняя девочка, юная, пусть и рано созревшая, младше на… – Математика никогда не была сильной стороной Ирен, а потому она сосчитала на пальцах. – Боже, на целых пятьдесят лет! Подросток и старик, приближающийся к семидесятилетию! Это противоестественно!
– Ну да, – вяло согласилась я, хотя меня и саму неприятно удивило, что столь юную девушку сватали за старика. – Поэтому она сбежала с молодым солдатом?
– Но даже если бы ему было почти тридцать, он был бы вдвое старше ее.
– Но не могла же она выйти за четырнадцатилетнего!
– Если бы только жила в Средние века, когда дети из благородных семей были помолвлены едва ли не с пеленок. Может, ты и не видишь опасности в такой огромной разнице в возрасте, но, поверь моему опыту, нет ничего хорошего, когда у мужчины куда больше знаний и власти, чем у женщины.
– Но ведь у всех мужчин больше знаний и власти, разве нет? – спросила я, подумав о Квентине, который намного искушеннее меня, хотя и не настолько старше, разумеется. Кстати, сколько ему лет? Надо выяснить.
– Никакой справедливости! – воскликнула Ирен. – Однако именно такой порядок стремится поддерживать большинство мужчин.
– Ты говоришь как суфражистка!
– Но ею не являюсь. Я не столь смела.
– Ты-то? Да ты самая смелая из знакомых мне женщин.
Она покачала головой:
– Я признаю, что голодовка в определенных случаях – это отважный шаг, но не смогла бы пережить насильственное кормление[53]. Только представь отвратительный аппарат, который расширяет горло, разрывая нежные ткани, голосовые связки растягиваются… нет, я не смогла бы!
