Дневник жертвы - Кендал Клэр

– Позволь мне проводить тебя, Кларисса. Я лучше с тобой прогуляюсь, чем пойду на какой-то занудный ужин.

Через минуту мы оказываемся на улице. Вдыхаем свежий, по-осеннему прохладный воздух. Благодаря вину мне теперь море по колено; и все же я не сразу решаюсь задать следующий вопрос:

– Ты когда-нибудь думал о первой жене Синей Бороды?

Почему в сказке про нее ничего не говорится? Ведь ее труп тоже должен был висеть в запретной комнате.

Ты снисходительно улыбаешься. Можно подумать, я одна из твоих студенток. Одет ты сегодня непривычно: твидовый пиджак, мягкие коричневые вельветовые брюки, рубашка в тонкую бело-голубую полоску, темно-синяя безрукавка… выглядишь как типичный американский профессор.

– Поясни, пожалуйста.

Вот так ты, наверно, разговариваешь на семинарах по английской литературе. Властным, не терпящим возражений тоном.

– Ну, если тайная комната существовала с самого начала и он запретил первой миссис Синяя Борода входить туда, то тогда там еще не висело ни одной мертвой бывшей жены. Она не могла уронить ключ в лужу крови, не могла его испачкать и выдать себя. Так какой же предлог он придумал, чтобы убить первую жену? Для меня это всегда было загадкой.

– Думаю, тест с комнатой он изобрел уже для второй жены. А первая совершила нечто еще более ужасное и непростительное, чем вторжение в запретную комнату. Проявила высшую степень неповиновения. Быть может, она изменила ему, как первая царская жена в «Тысячи и одной ночи», и за это он ее убил. А после решил испытывать каждую следующую жену, чтобы понять, можно ли ей верить. Вот только ни одна из них не смогла пройти испытание.

Твой беспечный, шутливый тон не насторожил меня. Я должна была догадаться, что это не шутка, потому что ты никогда не бываешь беспечным. Если бы не третий бокал, я бы обязательно догадалась и сумела предотвратить все, что случилось потом.

– Ты как будто считаешь, что она это заслужила?

– Конечно нет! – Слишком быстро. Слишком эмоционально. Я знаю, что ты врешь. – Разумеется, я так не считаю!

– Да? Но ты сказал «неповиновение». Жуткое слово! – Мне кажется или меня правда шатает? – И потом, это нечестно: ведь дом принадлежит им обоим. Он не может запрещать ей входить в какие-либо комнаты.

– Мужчинам нужны тайники, Кларисса.

– Серьезно? – Ты киваешь, и я продолжаю: – Я думаю, этой комнате довелось быть свидетелем страшных, отвратительных сцен. Думаю, он реализовывал там свои самые извращенные фантазии.

– Ты досконально изучила «Синюю Бороду», Кларисса. Лучше любого критика. Вот кому нужно было профессора давать! Не стоило тебе бросать аспирантуру.

Энергично мотаю головой в знак протеста. Постепенно движение сходит на нет, но все вокруг продолжает раскачиваться. Не припомню, чтобы я кому-нибудь говорила о неоконченной аспирантуре. Вяло изумившись твоей осведомленности, я застываю на месте, зачарованно глядя на выставленное в витрине кольцо – платиновое, витое, усыпанное бриллиантами. Я все мечтала, что однажды Генри решит сделать мне сюрприз и купит его. Но он не купил. Камешки искрятся и то и дело вспыхивают в танцующих лучах подсветки, как морская гладь в яркий солнечный день. Не могу оторваться от волшебных желтых и белых лампочек, которые перемигиваются по периметру окна.

Ты тянешь меня дальше, прочь от витрины, и я растерянно моргаю, будто спросонок. Мы оставляем позади золотисто-коричневые георгианские дома и приютившиеся в них магазинчики, давно закрытые в такой час. Я больше не могу идти самостоятельно. Твоя рука обвивает мою талию и направляет меня в нужную сторону.

Не помню, как мы прошли по переходу; теперь мы взбираемся по крутому холму. Я хватаю ртом воздух. Ты не отпускаешь меня от себя, то подталкивая вперед, то подтаскивая. Ты практически несешь меня. Перед глазами пляшут блестящие точки: те самые бриллианты и волшебные огоньки. Мы останавливаемся у входа в старинный дом. Я здесь живу. На третьем этаже. Не понимаю, как мы умудрились добраться так быстро.

Кровь стучит у меня в висках. Я слегка покачиваюсь, как тряпичная кукла. Ты помогаешь мне найти ключи. Ведешь меня по лестнице. Помогаешь вставить еще два ключа и открыть дверь квартиры. Я стою, не зная, что делать дальше. Сильно кружится голова.

– Ты не пригласишь меня выпить кофе?

Сыграть на моей вежливости – беспроигрышный вариант. Я думаю о Белоснежке с наивными кукольными глазами, которая отворила дверь злой королеве и чуть ли не вырвала у нее из рук отравленное яблоко. Потом о Джонатане Харкере, сумевшем покинуть замок Дракулы. Потом опять всплывает Синяя Борода и его кровавая комната. Интересно, он переносил своих новоиспеченных жен через порог замка? Как они, наверно, радовались, бедные, когда запрыгивали к нему на руки. Они даже не представляли, какие чудовищные пытки их ожидают.

Пытаюсь улыбнуться, но лицо меня совсем не слушается.

– О, разумеется! Конечно, приглашу. Ты просто обязан зайти и выпить кофе и согреться, а потом я вызову тебе такси. Это было ужасно любезно с твоей стороны – проводить меня домой, да еще в такой особый вечер… – Я понимаю, что меня понесло. – Извини, – бормочу я, стоя у раковины с чайником в руках и глядя на льющуюся воду. Такое чувство, словно я пытаюсь говорить на незнакомом языке. – Голова очень кружится.

Все силы уходят на то, чтобы устоять на ногах. Я как будто на карусели. Или это комната кружится? Мое тело перестало быть твердым. Оно стекает вниз, – ноги с готовностью подгибаются. Теперь я сижу на темно-сером плиточном полу своей встроенной кухни – рядом с чайником, у которого из носика выплескивается вода.

– Умираю от жажды, – жалуюсь я, отчаявшись придумать, как добыть воду из чайника, несмотря на что она уже залила мне все платье.

Ты берешь стакан и наливаешь в него воду. Опускаешься рядом со мной на колени и поишь меня, как маленького ребенка. Стираешь указательным пальцем каплю, повисшую у меня на подбородке, потом проводишь этим пальцем по своим губам. Я по-прежнему сижу, вцепившись в чайник.

Ты встаешь, чтобы выключить воду и вернуть стакан на место. Перегнувшись через мою голову, наклоняешься и забираешь у меня чайник.

– Мне так больно от мысли, что ты не доверяешь мне, Кларисса, – произносишь ты, дыша мне в волосы.

Ты поднимаешь меня с пола, и я повисаю на тебе – ноги как чужие. Мы уже в спальне. Усадив меня на край кровати, ты садишься передо мной на корточки. Я валюсь назад: спина совсем не держит. Слезы катятся у меня по щекам.

– Не надо, – шепчешь ты, и гладишь меня по голове, и приговариваешь, какие мягкие у меня волосы, и осушаешь поцелуями выступающие слезы. – Давай-ка я уложу тебя в постель. Я знаю, как с тобой нужно обращаться.

– Генри… – начинаю я. Не думала, что произносить слова так трудно. Кажется, я разучилась разговаривать.

– Забудь о нем! – Ты злишься. Закрываю глаза, не в силах больше выносить этот пронизывающий взгляд. – Признайся: ты ведь думала о нас, когда разглядывала ту картину Мунка? Ты представляла нас вместе. Вдвоем. Я тоже об этом думал.

Мое тело растеклось, как кисель; я чувствую, что умру, если останусь сидеть. Обессиленно падаю на спину. В голове бушует цунами, в ушах гремят барабаны. Я понимаю, что это стучит мое сердце. Все громче и громче, громче и громче.

Талия, живот, бедра, поясница: твои руки ползают по мне, расстегивая платье.

Я хотела, чтобы к этому платью прикасался только Генри. Я сшила его для праздничного ужина в честь дня моего рождения. Семь месяцев назад. Мы оба знали, что все кончено, но Генри не позволил мне встречать тридцать восьмую годовщину одной. Последний вечер вместе. Прощальный ужин, прощальный секс… Это платье я шила не для тебя!

Я отбиваюсь, слабо и безрезультатно. Сил у меня сейчас не больше, чем у младенца. Ты тянешь на себя расстегнутое платье, и оно соскальзывает с моих плеч. Потолок валится прямо на меня. Дальше – чернота. Засвеченные кадры из кошмарного сна, который я не желаю помнить.