Хью Лори - Торговец пушками
– И это все? – снова показала она зубы. – Вся ваша биография?
Я еще раз изобразил лукавую улыбку – с тем же эффектом.
– Погодите-ка, – сказала она резко, словно пораженная какой-то мыслью. – Вы ведь никуда не звонили? Так?
По здравом размышлении, да с учетом всех обстоятельств, ей скорее не девятнадцать, а все двадцать четыре.
– Вы хотите сказать…
Но она не дала мне закончить:
– Я хочу сказать, что никакая «скорая» сюда не едет! Господи.
Поставив бокал на ковер, она вскочила и направилась к телефону.
– Послушайте, – забубнил я, – прежде чем вы совершите какую-нибудь глупость…
Я двинулся в ее сторону, но девушка резко дернулась, и я остановился, не испытывая ни малейшего желания выковыривать осколки телефонной трубки из своего лица в течение ближайших недель.
– Стойте там, где стоите, мистер Джеймс Финчам, – прошипела она. – Это не глупость. Я вызываю «скорую», затем – полицию. Как и принято во всем мире. Сейчас приедут люди с дубинками и увезут вас отсюда. И абсолютно ничего глупого в этом нет.
– Постойте, – сказал я. – Я был с вами не совсем искренним.
Она сузила глаза. Если вы понимаете, что я имею в виду. Сузила горизонтально, а не вертикально. Полагаю, правильнее будет сказать «укоротила», но так ведь никто не говорит.
В общем, она сузила глаза.
– Что, черт возьми, означает это ваше «не совсем искренним»? Вы сказали мне всего лишь две вещи. Получается, одна из них – ложь?
А девица-то, судя по всему, калач тертый. Вне всякого сомнения, меня ждали серьезные неприятности. Хотя, опять же, пока она успела набрать лишь первую девятку.
– Меня зовут Финчам, – быстро сказал я, – и я действительно знаю вашего отца.
– Да? И какая же его любимая марка сигарет?
– «Данхилл».
– Он никогда в жизни не курил.
Да ей все двадцать пять. Или даже тридцать. Я сделал глубокий вдох, пока она набирала вторую девятку.
– Ну хорошо, я не знаком с ним. Но я хотел помочь.
– Ага. Пришли починить нам душ.
Третья девятка. Пора выкладывать козырную карту.
– Его хотят убить.
Послышался слабый щелчок, и я услышал, как на другом конце провода спрашивают, с какой службой соединить. Очень медленно она повернулась ко мне, держа трубку на расстоянии от уха.
– Что вы сказали?
– Вашего отца хотят убить, – повторил я. – Не знаю – кто, и не знаю – почему. Но я пытаюсь помешать им. Вот кто я такой, и вот что я здесь делаю.
Она смотрела на меня, взгляд был долгим и мучительным. Где-то тикали часы – опять же, уродливо.
– Этот человек, – я указал на Райнера, – был в этом как-то замешан.
Я догадывался, о чем она в тот момент подумала: мол, так нечестно, ведь Райнер все равно не может возразить. В общем, я слегка смягчил интонацию и принялся с беспокойством оглядываться вокруг, словно сам был озадачен и нервничал ничуть не меньше ее.
– Я не могу утверждать, что он пришел сюда именно с целью убийства. Нам ведь так и не удалось нормально поговорить. Но возможность такую я не исключаю.
Она все так же пристально смотрела на меня. Телефонистка на линии продолжала пискляво «аллёкать», вероятно пытаясь одновременно отследить звонок.
Девушка ждала. Непонятно – чего.
– «Скорую», пожалуйста, – наконец произнесла она, по-прежнему не отводя взгляда. После чего, чуть отвернувшись, продиктовала адрес. Кивнув, медленно, очень-очень медленно она положила трубку на рычаг и повернулась ко мне.
Наступила одна из тех пауз, про которые можно с уверенностью сказать заранее: пауза будет долгой. Так что я вытряхнул очередную сигарету и предложил ей пачку.
Она подошла. Она оказалась ниже ростом, чем виделось мне из другого угла комнаты. Я снова улыбнулся. Она взяла сигарету из пачки, но закуривать не стала. Задумчиво повертев сигарету в руках, снова нацелилась в меня парой серых глаз.
Я говорю «парой», естественно имея в виду «ее парой». Она не доставала пару ничьих других глаз из ящика стола и не прицеливалась ими в меня. Она нацелилась парой своих собственных огромных, прозрачных, серых, прозрачных, огромных глаз – и прямо в меня. Глаз, от которых взрослый человек вдруг начинает лепетать всякую чушь, будто слюнявый младенец. Да возьми же ты себя в руки, в конце-то концов!
– Вы лжец, – произнесла она.
Без злобы. Без испуга. Сухо и прозаично. «Вы – лжец».
– Ну да, – ответил я, – вообще говоря, так оно и есть. Хотя в данный момент так уж получается, что я говорю чистую правду.
Она смотрела на меня не отрываясь. Точно так же я сам иногда смотрю на себя в зеркало, когда заканчиваю бриться. Похоже, сегодня ей не светило добиться от меня иного ответа. Тут она моргнула, и что-то между нами как будто изменилось к лучшему. Что-то расцепилось, или отключилось, или, по крайней мере, слегка поубавилось. Я немного расслабился.
– Зачем кому-то понадобилось убивать моего отца?
Ее голос явно смягчился.
– Честное слово, не знаю, – ответил я. – Ведь я только сейчас узнал, что он не курит.
Но она продолжала давить, будто не слышала моих слов:
– И вот еще что, мистер Финчам. Какое отношение ко всему этому имеете вы?
Коварно. Очень коварно. Коварно в кубе.
– Дело в том, что эту работу сначала предложили мне.
Она вдруг перестала дышать. Нет, серьезно, она действительно перестала дышать. И не похоже, чтобы в ближайшем будущем собиралась реанимировать свои дыхательные навыки.
Я продолжал как можно спокойнее:
– Кое-кто предложил мне кучу денег за то, чтобы я убил вашего отца. (Она недоверчиво нахмурила брови.) Но я отказался.
Мне не следовало этого добавлять. Ох не следовало.
Третий закон Ньютона о ведении разговора, если бы таковой существовал, непременно утверждал бы, что любое заявление предполагает равное по силе и диаметрально противоположное по смыслу ответное заявление. Сказав, что я отказался убивать, я одновременно подтвердил, что мог и не отказаться. А подобное предположение было на тот момент не самым уместным. Но ее снова била дрожь, так что, возможно, она ничего и не заметила.
– Почему?
– Почему что?
В ее левом глазу зеленая прожилка уходила от зрачка куда-то на северо-восток. Я все пялился на этот ее глаз, хотя, по большому счету, были в тот момент дела и поважнее, поскольку положение мое было хуже некуда. Во многих смыслах.
– Почему вы отказались?
– Потому что… – начал я, но остановился. Ошибаться мне было нельзя.
Повисла пауза, во время которой она явно пыталась распробовать мой ответ на вкус, катая его языком во рту. Затем мельком взглянула на тело Райнера.
– Я же говорил вам, – сказал я. – Он первый начал.
Она пристально вглядывалась в меня лет еще, наверное, триста, после чего, все так же медленно разминая сигарету между пальцами, направилась к дивану, явно вся в глубочайших раздумьях.
– Честное слово, – продолжал я, стараясь взять в руки и себя, и ситуацию. – Я хороший. Я жертвую в фонд голодающих, сдаю макулатуру и все такое.
Поравнявшись с телом Райнера, она остановилась.
– И когда же это произошло?
– М-м… только что, – пробормотал я, прикидываясь идиотом.
На мгновение она прикрыла глаза.
– Я имею в виду – когда вам предложили?
– Ах, это! Десять дней назад.
– Где?
– В Амстердаме.
– В Голландии, верно?
Ну слава богу. Я незаметно перевел дух, почувствовав себя значительно лучше. Приятно, когда молодежь время от времени посматривает на тебя свысока. Нет, совсем ни к чему, чтобы так было всегда, но время от времени – пусть будет.
– Верно, – согласился я.
– И кто же предложил вам работу?
– Я этого человека не видел ни до, ни после того.
Она наклонилась за бокалом, пригубила и недовольно поморщилась.
– Вы и в самом деле полагаете, что я вам поверю?
– Ну…
– Постойте. Давайте-ка попробуем еще раз. – Ее голос вновь набирал силу. Кивок в сторону Райнера. – Итак, что мы имеем? Человека, который не сможет подтвердить вашу историю? И почему же я должна вам верить? Потому что у вас такое милое лицо?
Ту т я не смог удержаться. Знаю, надо было, но я просто не смог.
– А почему бы и нет? – Я изо всех сил старался выглядеть очаровашкой. – Вот я бы, например, поверил любому вашему слову.
Непростительная ошибка. Ужасно непростительная. Одна из самых нелепейших ремарок, выданных мною за всю мою долгую, набитую нелепейшими ремарками жизнь.
Она повернулась ко мне, внезапно разозлившись:
– Прекратите эту хрень!
– Я всего лишь хотел сказать… – начал было я. К счастью, она тут же обрезала меня, а то, честное слово, я и сам не знал, что хотел сказать.
– Я сказала – прекратите. Здесь человек умирает.
Я виновато кивнул, и мы оба склонили головы перед Райнером, словно отдавая ему последние почести. Но тут она будто захлопнула молитвенник и встряхнулась. Плечи ее расслабились, а рука с пустым бокалом протянулась ко мне.
– Я – Сара, – сказала она. – Налейте мне, пожалуйста, колы.
