Чарльз Камминг - Холоднее войны
– С тобой! – прокричала в ответ Рэйчел. – Я написала Райану, сказала, что хочу привести тебя, и он ответил, что слышал о тебе.
За двадцать лет Тому пришлось поработать с бесконечным множеством офицеров из ЦРУ. Джим Чейтер был шпионом самого высокого ранга в этой области. Имя Томаса Келла, возможно, было так же хорошо известно в Лэнгли, как и на Воксхолл-Кросс. Значит, заключил Том, никакой подоплеки в словах Клекнера, скорее всего, не было.
– Как он выглядит? – выкрикнул Том.
Мимо скользнула официантка, держа на вытянутой над головой руке поднос с коктейлями. Том под опасным углом отклонился назад, чтобы поднос не врезался в его голову.
– Я точно не помню! – почти завопила Рэйчел.
Музыка в баре – Том знал, что это Бейонсе, но не помнил песню – была апокалиптически громкой.
– Рэйчел!
А вот и он. Райан Клекнер. Подтянутый, мускулистый, загорелый красавец американец. В огнях бара его зубы отливали голубым. На нем были джинсы и ослепительно-белая рубашка, расстегнутая у ворота; очевидно, чтобы показать щедрую поросль волос на груди. Он казался магнитом, который притягивал к себе дюжины веселящихся вовсю девчонок и юных светских львов из разряда «европейская шваль». Здесь морем лились текила и кока-кола.
Клекнер обнял Рэйчел и расцеловал ее в обе щеки. Потом он встретился взглядом с Томом и широко улыбнулся, когда Рэйчел их представила.
– Том! Привет. Спасибо, что пришли. – Он улыбался, кивал, жал руку и прямо-таки излучал дружелюбие и очарование. – Это большая честь для меня. Я много о вас слышал.
Это был почти личный разговор, исключающий Рэйчел; один шпион воздавал должное заслугам другого. Рэйчел же тем временем рылась в сумочке.
– Я купила тебе кое-что в подарок.
Очередная официантка, извиваясь, протиснулась мимо с подносом коктейлей.
– Что это? – спросил Клекнер.
Рэйчел вручила ему небольшую книжку, завернутую в красную бумагу. К обертке была прикреплена поздравительная открытка.
– Открой же! – крикнула Рэйчел.
Тому было жарко, хотелось выпить и – почти невыносимо – покурить, но до выхода было примерно три дня пути. Толпа желающих получить свою порцию спиртного окружала бар кольцом человека в четыре, и пробиться сквозь них было абсолютно невозможно.
Сначала Клекнер взял открытку. Том заметил, на ней была изображена одна из карикатур Ларсона. Американец рассмотрел ее и громко расхохотался. Том не стал просить дать взглянуть и ему. Собственно же подарком оказалась книга «Хитч 22», мемуары умершего британского журналиста Кристофера Хитченса. Клекнер, судя по всему, был несколько разочарован. По его лицу даже пробежала тень раздражения – мгновенная и очень легкая, – но он тут же овладел собой и поблагодарил Рэйчел.
– Это тот парень, что написал «Бог как иллюзия»? – Клекнер еще раз взглянул на обложку. Том подумал, что смело поставил бы десять против одного – этот американец верующий и посещает службы. – Журналист?
– Да-да! – прокричала Рэйчел. – Только не «Бог как иллюзия», а «Бог без любви». Ну… практически то же самое.
Клекнер ничего не ответил. Было видно, что ему хочется отложить книгу в сторону – ну мало ли, неудачный подарок, хорошенькая английская девушка заблуждается в суждениях – и продолжить наслаждаться своим вечером. Рэйчел это поняла, и, когда высокая рыжеволосая женщина постучала Клекнера по плечу и отвлекла его, она наклонилась к Тому, иронично улыбнулась и сказала ему в ухо:
– Явно не поклонник Хитча.
– Точно, – так же в ухо ответил Том. – Я пойду принесу нам чего-нибудь выпить.
Но обещание оказалось выполнить трудно. Целых двадцать минут Том простоял в очереди у бара, распихивая соседей и по сантиметру приближаясь к заветной стойке, потом еще долго пытался поймать взгляд одного из дюжины барменов, с которых ручьями стекал пот и одеколон. Когда же, наконец, он заплатил за две «Кайпириньи» и, чудом не разлив их, пробрался обратно, выяснилось, что Рэйчел уютно утроилась на угловом диванчике рядом с Клекнером и еще одним, незнакомым мужчиной в гавайской рубашке и серебряной цепочке на шее. На столике перед ними стояли ведерко с приятно поблескивающими кубиками льда и две бутылки Laurent Perriers. Во льду серебрилась бутылка дорогой «дизайнерской» водки.
– Вам надо было выпить бокал шампанского! – крикнул Клекнер и положил крепкую руку Тому на плечо, приглашая его присоединиться.
Второй мужчина, лысый и квадратный, как Боб Хоскинс, представился Тэйлором, коллегой Райана. Том постарался запомнить имя для своей десятичасовой встречи.
– Мы как раз говорили об Эрдогане, – сообщил Тэйлор.
Этот разговор давал Тому возможность «измерить» политическую температуру Клекнера, хотя этот человек явно придерживался осторожных взглядов, не выходящих за рамки, установленные Госдепартаментом. Клекнер считал, что «Эрдоган мечтает, чтобы его профиль печатали на монетах, а анфас – на купюрах. Этот парень хочет, чтобы его именем называли улицы, дабы переплюнуть самого Ататюрка». Ничего нового в этих словах не было; и Том, и многие из его бывших коллег по МИ-6, в общем, думали примерно то же самое. По мнению Тома, самую интересную нотку в разговор внесла Рэйчел.
– А вам не кажется, что культ Ататюрка в некотором роде фатален для Турции? – спросила она, повернувшись к Тэйлору. Ее взгляд находился на одном уровне с его пропитанной потом рубашкой. – Я думаю, он мешает им развиваться, двигаться дальше, мыслить по-новому. Его так почитают, он вроде местного Нельсона Манделы, этакий духовный лидер нации. Но может, настало время идти вперед? А они не могут вырваться из-под тени этой гигантской статуи, отца народа. В этом смысле турки – все равно что дети.
По возрасту Тэйлор был ближе к Тому, и к тому же он здорово набрался шампанского и водки. Бесцветными глазами он уставился на Рэйчел, пытаясь, без видимого успеха, встряхнуть свой мозг, чтобы уложить в нем слова Рэйчел и подыскать им достойный ответ. У Клекнера, который пил вдвое больше Тэйлора, таких проблем не было.
– Я понимаю, о чем вы говорите, – самоуверенно, почти снисходительно заметил он. – Нечто вроде северокорейского промывания мозгов. Он их успокаивает. Они ему поклоняются. Они заходят на почту и видят его портрет на стене. И никто не хочет предать свое великое наследие, великое прошлое. Никто не желает подвергать критике его действия, задавать вопросы и вообще переходить на другую передачу.
– Кроме чертова Эрдогана, – пробормотал Тэйлор и выхлебал еще один бокал Laurent Perriers.
Он вывернул шею в сторону туалетов, как бы прикидывая тактические и стратегические возможности туда прорваться. Между диваном и вожделенными дверями толпилось невероятное количество людей. Тэйлор, по всей видимости, решил, что лучше туда не соваться, и вперил тяжелый взгляд в Тома.
– А как насчет вас, Том?
– Всех нас определяют и одновременно сдерживают наши национальные мифы, – ответил Том. В другой ситуации он уклонился бы от обсуждения, но чувство соперничества побуждало его переплюнуть Клекнера. – У русских, например, есть Родина. И все проистекает из этой концепции. Родина-мать, почти мазохистская склонность повиноваться сильному лидеру.
– Ага. Скажите еще, что они неспособны двигаться вперед, – пробурчал Тэйлор. – Скажите, что они портят собственное будущее.
Рэйчел улыбнулась, и Том снова поднажал:
– И у американцев тоже это есть. Земля свободных. Земля храбрых. Право на ношение оружия. Попробуйте-ка пообсуждать эти принципы всерьез, и вас выгонят из города как социалиста.
– У вас проблемы с этими принципами, Том? – спросила Рэйчел. Тому ужасно нравился ее насмешливый тон, но он заметил, что Клекнер пристально за ними наблюдает.
– Абсолютно никаких. Что я могу иметь против свободы? Или храбрости? – Тэйлор скривился и покачал головой, а затем решил хлопнуть еще шампанского. – Я просто пытаюсь донести следующую мысль: если политик, американский политик, в своих воззрениях слишком уж уклонится в сторону от этих идей – права отдельного индивидуума и все такое прочее, и будет продвигать идею коллективной, общей, а не индивидуальной ответственности, то его обольют грязью в прессе, он окажется на последнем месте в рейтингах.
Клекнер вроде бы хотел ответить, но в последний момент передумал. Возможно, беседа становилась чересчур уж серьезной для вечеринки в честь двадцать девятого дня рождения. Jay-Z начал исполнять Empire State of Mind, и рядом с Клекнером возникла загорелая блондинка даже не в мини, а в микроплатье. Тэйлор наконец-то решился на марш-бросок в туалет, и блондинка тут же скользнула на его место и цепко ухватила Клекнера за колено. Она прошептала что-то ему на ухо и бросила на Рэйчел оценивающий и одновременно враждебный взгляд. Трудно было сказать, приходится ли она Клекнеру приятельницей или кем-то посерьезнее. Скорее всего, блондинка была просто одной из гламурных стамбульских красоток, которые любят увиваться вокруг красивых американских дипломатов.
