Дева в голубом - Шевалье Трейси

женился на Изабель дю Мулен 28 мая 1563 г.

Жан, р. 1 января 1563 г.

Якоб, p. 2 июля 1565 г.

Мари, р. 9 октября 1567 г.

Сюзанна, р. 12 марта 1540 г.

вышла замуж за Бертрана Було 29 ноября 1565 г.

Дебора, р. 16 октября 1567 г.»

Четыре пары глаз остановились на мне: Жан Поль, Матильда, месье Журден — который, к моему удивлению, оказался здесь же и сидел рядом с Матильдой, отпивая что-то из высокого бокала, — и девочка со светлыми волосами, оказавшаяся дочерью Матилды Сильвией; пристроившись на табурете со стаканом кока-колы в руках, она смотрела на меня расширившимися от возбуждения глазами.

Меня слегка подташнивало, тем не менее, прижимая Библию к груди, я улыбалась.

— Oui, — только и повторяла я, — oui.

Глава 5

ТАЙНЫ

Прежде всего здесь были совсем другие горы.

Изабель вглядывалась в окружающие ее со всех сторон склоны; обнаженный каменный козырек у самой вершины выглядел так, что казалось, будто он может оторваться и рухнуть в любой момент. Деревья тоже были другие, они жались друг к другу, словно мох, оставляя между собой редкие ярко-зеленые прогалины.

«Наши Севенские горы, — думала Изабель, — напоминают живот женщины. А эти скорее похожи на плечи. Более острые, более определенные по форме, более строгие. Жить в таких горах будет нелегко». Изабель вздрогнула.

Они остановились у реки, на границе Мутье, часть большой группы путников, оставивших Женеву в поисках местожительства. Изабель с трудом удерживалась, чтобы не умолять их не задерживаться здесь, продолжить путь, пока не попадется что-нибудь более привлекательное. Но никто не разделял ее тревоги. Этьен и еще двое мужчин отправились в деревню, на постоялый двор, справиться насчет работы.

Река, пересекающая долину, была узкой и темноводной, с обеих сторон ее окаймляли березы. Во всем остальном Бирз ничем не отличался от Тарна, но выглядел неприветливо. Сейчас он почти обмелел, однако к весне сделается в три раза глубже. Пока взрослые спорили, дети побежали к реке. Маленький Жан и Мари окунули руки в воду, а Якоб встал на четвереньки и принялся разглядывать гальку на дне. Он медленно наклонился, вытащил черный камешек в форме расширенного сердца и, зажав его между пальцами, показал брату и сестре.

— Eh, bravo, mon petit, — воскликнул Гаспар, жизнерадостный одноглазый мужчина. Вместе со своей дочерью Паскаль он держал постоялый двор в Лионе и бежал, прихватив тележку с едой, которой делился со всеми, кто в ней нуждался. Семейство Турнье встретило их по дороге из Женевы, когда каштаны вышли, а картошки осталось только на один день. Гаспар и Паскаль накормили их, отмахнувшись от благодарностей и слышать не желая о возмещении.

— Такова воля Божья, — сказал Гаспар и рассмеялся, словно пошутил чрезвычайно остроумно. Паскаль же просто улыбнулась, напомнив Изабель Сюзанну с ее спокойным выражением лица и мягкими манерами.

Вернулись с постоялого двора мужчины; лицо Этьена выражало явную растерянность, широко раскрытыe глаза его, лишенные ресниц и бровей, дико блуждали.

— О герцоге де Эгле тут и не слышали, — сказал он, покачивая головой. — И землю не у кого взять в аренду, и работы нет.

— А сами-то местные на кого работают? — спросила Изабель.

— На себя, — неуверенно откликнулся Этьен. — Кое-кому из здешних фермеров работники нужны, но только на сбор урожая конопли. Так что на какое-то время мы можем остаться.

— Папа, а что такое конопля? — поинтересовался Маленький Жан.

Этьен пожал плечами.

«Не хочет признаваться, что сам не знает», — подумала Изабель.

Они остановились в Мутье. До наступления заморозков семья Турнье нанималась то к одному фермеру, то к другому. В первый же день их отвели на поле конопли, которую они должны были срезать, а затем собирать на просушку. Они молча разглядывали жесткие волокнистые растения высотой с Этьена.

Наконец Мари задала вопрос, который у всех вертелся на языке:

— Мама, а как это едят?

Фермер расхохотался:

— Non, non, ma petite fleur, [42] это не для еды. Мы расплетаем эти растения на нити для одежды и веревок. Посмотри на мою рубашку. Она сшита из конопли. Иди сюда, потрогай!

Изабель и Мари провели пальцами по ткани. Она оказалась на ощупь плотной и грубой.

— Эту рубашку будут носить дети моего внука!

Он объяснил новым работникам, что им предстоит делать: сначала обрезать стебли, потом просушить, вымочить, чтобы стали мягче, отделить волокна, снова просушить, и выколотить растения, чтобы волокна отслоились окончательно. Теперь их можно вычесывать и сплетать.

— Этим вы будете заниматься всю зиму. — Он повернулся к Изабель и Анне: — Знаете, какими сильными руки будут!

— А что вы все-таки едите? — настойчиво спросила Мари.

— Да мало ли что! На рынке в Бьене мы меняем коноплю на пшеницу, овец, свиней и многое другое. Не бойся, fleurette, [43] с голода не умрешь.

Этьен и Изабель промолчали. В Севене они редко ездили на рынок: излишки продавали герцогу де Эглю. Изабель нахмурилась. Неправильно выращивать то, что не годится в пищу.

— У нас есть огороды, — успокоил их фермер. — Кое-кто выращивает зимние сорта пшеницы. В общем, не беспокойтесь, тут всего много. Возьмите хоть нашу деревню — много вы здесь голодающих видели? Или просто бедняков. Бог милостив. Мы упорно трудимся, и Он воздает нам.

Это правда, Мутье на вид была деревней более процветающей, чем их родные края. Изабель взяла косу и направилась в поле. Чувство у нее было такое, словно, лежа на спине, покачивается она на водной поверхности и просто вынуждена верить, что не пойдет ко дну.

К востоку от Мутье Бирз поворачивал на север, рассекая горный кряж и оставляя позади себя могучий утес из желто-серого камня, крепкого посредине и крошащеюся по краям. Когда Изабель увидела его впервые, ей захотелось опуститься на колени, настолько он напоминал формой церковь.

Ферма, где они сейчас жили, находилась в стороне от Бирза, восточнее, на одном из притоков. Всякий раз, отправляясь в Мутье либо возвращаясь оттуда, они проходили мимо утеса. Когда Изабель оказывалась одна, она неизменно осеняла себя крестом.

Дом был сложен из камня неизвестной им породы, более светлого и не столь твердого, как севенский гранит. На месте отслоившейся извести появлялись щели, отчего внутри становилось ветрено и промозгло. Оконные рамы и дверные стояки были сделаны из дерева, как, впрочем, и низкий потолок, и Изабель опасалась пожара. Старый фермерский дом, в котором жила семья Турнье, был целиком сложен из камня.

Но самое удивительное, в их доме, как и во всех других, не было дымохода. Его как бы заменял ложный потолок: дым собирался в пространстве между ним и крышей, просачиваясь сквозь небольшие отверстия, проделанные под навесом. Здесь также коптилось мясо, но это, похоже, было единственное преимущество такото рода конструкции. Все в доме было покрыто слоем сажи, и при закрытых дверях и окнах воздух становился мутным и спертым.

В первую зиму на новом месте, когда Изабель, покрыв голову какой-нибудь сальной, потемневшей от сажи тряпкой, сплетала веревки, стараясь, чтобы окровавленные пальцы не оставляли пятен на грубой пеньке, и знала, что снаружи нависает низкое серое небо и снег падает хлопьями и так будет в течение долгих месяцев, она порой думала, что вот-вот сойдет с ума. Ей не хватало солнца, освещающего скалистые горы, промерзшего ракитника, ясных морозных дней, огромного камина в доме Турнье, источающего тепло и выдувающего дым наружу. Но она молчала. Хорошо хоть какая-то крыша над головой есть.

— Когда-нибудь я сложу камин, — посулил Этьен одним сумрачным зимним полуднем под непрекращающийся кашель детей.

Он перевел взгляд на Анну. Та согласно кивнула.

— Дому нужны камин и нормальная печь, — продолжал он. — Но сначала надо вырастить урожай. А уж потом при первой же возможности займусь домом. И нам здесь будет хорошо и покойно. — Он посмотрел куда-то в угол, избегая взгляда Изабель.