Стивен Кинг - Заклятие параноика (сборник)
Портрет с его неестественными тонами никак не уживался с любимыми репродукциями Уистлера, Хоумера и Уайета. Глаза Лины были полуприкрыты, а тяжелый изгиб пухлых губ застыл в неком подобии улыбки. «Я еще здесь, Ричард, – словно говорила она. – И никогда об этом не забывай».
Ричард напечатал:
...ФОТОГРАФИЯ МОЕЙ ЖЕНЫ ВИСИТ НА ЗАПАДНОЙ СТЕНЕ КАБИНЕТА.
Он взглянул на появившийся на экране текст. Слова нравились ему не больше, чем сам фотопортрет, и он нажал клавишу «ВЫЧЕРКНУТЬ». Слова исчезли, и на экране не осталось ничего, кроме ровно пульсирующего курсора.
Ричард взглянул на стену и увидел, что портрет жены тоже исчез.
Очень долго он сидел не двигаясь – во всяком случае, ему показалось, что долго – и смотрел на то место на стене, где только что висел портрет. Из оцепенения, вызванного приступом шокового недоумения, его вывел запах процессорного блока. Запах, который он помнил с детства так же отчетливо, как то, что Роджер разбил «Волшебный шар», потому что игрушка принадлежала ему, Ричарду. Запах трансформатора от игрушечной железной дороги. Когда появляется такой запах, нужно выключить трансформатор, чтобы он остыл.
Он выключит его.
Через минуту.
Ричард поднялся, чувствуя, что ноги его стали словно ватные, и подошел к стене. Потрогал пальцами обивку. Портрет висел здесь, прямо здесь. Но теперь его не было, как не было и крюка, на котором он держался. Не было даже дырки в стене, которую он просверлил под крюк.
Исчезло все.
Мир внезапно потемнел, и он двинулся назад, чувствуя, что сейчас потеряет сознание, но удержался, и окружающее вновь обрело ясные очертания.
Ричард оторвал взгляд от того места на стене, где недавно висел портрет Лины, и посмотрел на собранный его племянником текст-процессор.
«Вы удивитесь, – услышал он голос Нордхофа, – вы удивитесь, вы удивитесь… Уж если какой-то мальчишка в пятидесятых годах открыл частицы, которые движутся назад во времени, то вы наверняка удивитесь, осознав, что мог сделать из кучи бракованных элементов от текст-процессора, проводов и электродеталей ваш гениальный племянник. Вы так удивитесь, тут даже с ума можно сойти…»
Запах трансформатора стал гуще, сильнее, и из решетки на задней стенке дисплея поплыл дымок. Гудение процессора тоже усилилось. Следовало выключить машину, потому что, как бы Джон ни был умен, у него, очевидно, просто не хватило времени отладить установку до конца.
Знал ли он, что делал?
Чувствуя себя так, словно он продукт собственного воображения, Ричард сел перед экраном и напечатал:
...ПОРТРЕТ МОЕЙ ЖЕНЫ ВИСИТ НА СТЕНЕ.
Секунду он смотрел на предложение, затем перевел взгляд обратно на клавиатуру и нажал клавишу «EXECUTE».
Посмотрел на стену.
Портрет Лины висел там же, где и всегда.
– Боже, – прошептал он. – Боже мой…
Ричард потер рукой щеку, взглянул на экран (на котором опять не осталось ничего, кроме курсора) и напечатал:
...НА ПОЛУ НИЧЕГО НЕТ.
Затем нажал клавишу «ВСТАВКА» и добавил:
...КРОМЕ ДЮЖИНЫ ДВАДЦАТИДОЛЛАРОВЫХ ЗОЛОТЫХ МОНЕТ В МАЛЕНЬКОМ ПОЛОТНЯНОМ МЕШОЧКЕ.
И нажал «EXECUTE».
На полу лежал маленький, затянутый веревочкой мешочек из белого полотна. Надпись, выведенная выцветшими чернилами на мешочке, гласила: «Уэллс Фарго» [18] .
– Боже мой, – произнес Ричард не своим голосом. – Боже мой, Боже мой…
Наверно, он часами взывал бы к Спасителю, не начни текст-процессор издавать периодические «бип» и не вспыхни в верхней части экрана пульсирующая надпись:
...ПЕРЕГРУЗКА.
Ричард быстро все выключил и выскочил из кабинета, словно за ним гнались черти.
Но на бегу он подхватил с пола маленький завязанный мешочек и сунул его в карман брюк.
Набирая в тот вечер номер Нордхофа, Ричард слышал, как в ветвях деревьев за окнами играет на волынке свою протяжную заунывную музыку холодный ноябрьский ветер. Внизу репетирующая группа Сета старательно убивала мелодию Боба Сигета. Лина отправилась в «Деву Марию» играть в бинго.
– Машина работает? – спросил Нордхоф.
– Работает, – ответил Ричард. Он сунул руку в карман и достал тяжелую, тяжелее часов «Ролекс», монету. На одной стороне красовался суровый профиль орла. И дата: 1871. – Работает так, что вы не поверите.
– Ну почему же, – ровно произнес Нордхоф. – Джон был талантливым парнем и очень вас любил, мистер Хагстром. Однако будьте осторожны. Ребенок, даже самый умный, остается ребенком. Он не может правильно оценивать свои чувства. Вы понимаете, о чем я говорю?
Ричард ничего не понимал. Его лихорадило и обдавало жаром. Цена на золото, судя по газете за тот день, составляла 514 долларов за унцию. Взвесив монеты на своих почтовых весах, он определил, что каждая из них весит около четырех с половиной унций и при нынешних ценах они стоят 27 756 долларов. Впрочем, если продать коллекционерам, можно получить раза в четыре больше.
– Мистер Нордхоф, вы не могли бы ко мне зайти? Сегодня? Сейчас?
– Нет, – ответил Нордхоф. – Я не уверен, что мне этого хочется, мистер Хагстром. Думаю, это должно остаться между вами и Джоном.
– Но…
– Помните только, что я вам сказал. Ради Бога, будьте осторожны. – Раздался щелчок. Нордхоф положил трубку.
Через полчаса Ричард вновь очутился в кабинете перед текст-процессором. Он потрогал пальцем клавишу «ВКЛ/ВЫКЛ», но не решился включить машину. Когда Нордхоф сказал во второй раз, он наконец услышал. «Ради Бога, будьте осторожны». Да уж. С машиной, которая способна на такое, осторожность не повредит…
Как машина это делает?
Он и представить себе не мог. Может быть, поэтому ему легче было принять на веру столь невероятную сумасшедшую ситуацию. Он преподавал английский и немного писал, к технике же не имел никакого отношения, и вся его жизнь представляла собой историю непонимания того, как работает фонограф, двигатель внутреннего сгорания, телефон или механизм для слива воды в туалете. Он всегда понимал, как пользоваться, но не как действует. Впрочем, есть ли тут какая-нибудь разница, за исключением глубины понимания?
Ричард включил машину, и на экране, как и в первый раз, возникли слова:
...С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ДЯДЯ РИЧАРД! ДЖОН.
Он нажал «EXECUTE», и поздравление исчезло.
«Машина долго не протянет», – неожиданно осознал он. Наверняка ко дню гибели Джон не закончил работу, считая, что время еще есть, поскольку до дядиного дня рождения целых три недели…
Но время ускользнуло от Джона, и теперь этот невероятный текст-процессор, способный вставлять в реальный мир новые вещи и стирать старые, пахнет, как горящий трансформатор, и начинает дымить через минуту после включения. Джон не успел отладить. Он…
…был уверен, что время еще есть?
Нет. Ричард знал, что это не так. Спокойное внимательное лицо Джона, серьезные глаза за толстыми стеклами очков… В его взгляде не чувствовалось уверенности в будущем, веры в надежность времени. Какое слово пришло ему сегодня в голову? Обреченный. Оно действительно подходило Джону, именно это слово. Ореол обреченности, нависший над ним, казался таким ощутимым, что Ричарду иногда неудержимо хотелось обнять его, прижать к себе, развеселить, сказать, что не все в жизни кончается плохо и не все хорошие люди умирают молодыми.
Затем он вспомнил, как Роджер изо всей силы швырнул его «Волшебный шар» об асфальт, вспомнил, снова услышав треск разбившегося пластика и увидев, как вытекшая из шара «волшебная» жидкость – всего лишь вода – сбегает ручейком по тротуару. И тут же на эту картину наложилось изображение собранного по частям фургона Роджера с надписью на боку «Хагстром. Доставка грузов». Фургон срывался с осыпающейся пыльной скалы и падал, с негромким отвратительным скрежетом ударяясь капотом о камни. Сам того не желая, Ричард увидел, как лицо жены его брата превращается в месиво из крови и костей. Увидел, как Джон горит в обломках, кричит, начинает чернеть…
Ни уверенности, ни надежды. От Джона всегда исходило ощущение ускользающего времени. И в конце концов время действительно от него ускользнуло.
– Что все это может означать? – пробормотал Ричард, глядя на пустой экран.
Как бы на этот вопрос ответил «Волшебный шар»? «Спросите позже»? «Результат неясен»? Или «Наверняка»?
Процессор снова загудел громче и теперь раньше, чем в первый раз, когда Ричард включил машину после полудня. Уже чувствовался горячий запах трансформатора, который Джон запихал в дисплейный блок.
Волшебная машина желаний.
Текст-процессор богов.
Может, Джон именно это и хотел подарить ему на день рождения? Достойный космического века эквивалент волшебной лампы или колодца желаний?
Он услышал, как открылась от удара дверь, ведущая из дома во двор, и тут же до него донеслись голоса Сета и остальных членов группы. Слишком громкие, хриплые голоса. Видимо, они выпили или накурились.
