Квинканкс. Том 2 - Паллисер Чарльз

— Ты не спишь?

Захваченный врасплох, из опасения, что Эмма через неплотно сомкнутые веки увидит мои глаза, я ответил:

— Нет.

Мне это померещилось, или же она вздрогнула при звуке моего голоса?

— Как ты себя чувствуешь? — сухо спросила Эмма.

— Не слишком хорошо.

— А чего еще ожидать, — вдруг вырвалось у нее, — если ты не желаешь есть, глупый мальчишка!

В этот миг, когда я глядел на Эмму и слышал тон, каким были произнесены эти слова, на поверхность моего сознания всплыло что-то давно смутно мне знакомое и слилось с тем сном, который я видел ночью: молодая женщина в карете, лицо под вуалью, сердитая фраза… Эмма — вот кто пытался похитить меня много лет назад!

Теперь мне стало ясно все. Все, что озадачивало меня во время вчерашнего судебного заседания — слова мистера Барбеллиона об «узах родства и привязанности», упоминание судьей мистера Портьюса как моего дяди, — все теперь встало на свои места: Мистер и миссис Портьюс — это мои дядюшка и тетушка! Дэниел Клоудир и его вторая жена!

Меня охватил такой ужас, что скрыть его было невозможно: я увидел, что Эмма сразу поняла, какое чудовищное открытие я сделал. Не сводя с меня глаз, она улыбнулась — вернее, попыталась улыбнуться, но у нее мало что из этого вышло:

— Теперь, Джонни, ты догадался об истинной причине, почему мы так ласково с тобой обходились?

Я кивнул.

— Назови ее.

— Ваш отец — Дэниел Клоудир, старший брат моего отца.

— Да, — подтвердила она. — Мы и вправду твоя семья. Отец при повторном браке взял фамилию своей нынешней жены. Как видишь, я немного лучше приемной сестры: я — твоя настоящая кузина!

Эмма наклонилась и поцеловала меня, но голова у меня шла кругом. Значит, она — Эмма Клоудир! Именно так Генри Беллринджер собирался к ней обратиться! (Хотя я и представить себе не мог, откуда он ее знает.)

— Тебе, должно быть, непонятно, почему мы это от тебя скрывали, — продолжала Эмма. — Я все тебе объясню — и ты поймешь. Но здесь должны присутствовать мои родители. Я их позову. Как они рады будут узнать, что теперь мы можем открыть тебе правду.

По-прежнему улыбаясь, Эмма вышла из комнаты. Немного погодя она вернулась, ведя с собой родителей, и с порога воскликнула:

— Какой умница Джонни, что сам обо всем догадался!

— Отлично, дружище, — проговорил мой дядя, шагнув вперед и протягивая мне большую розовую руку. Я коснулся ее, внутренне содрогнувшись при воспоминании о том, что писала мне о дяде матушка. — Сообразительности тебе не занимать.

Супруга дядюшки обняла меня и расцеловала, а я задался вопросом, знает ли она о том, что известно двум другим.

— Удивление на нем так и написано! — воскликнула миссис Портьюс.

— Тебе, вероятно, любопытно, почему я переменил фамилию, — сказал дядюшка, бросив взгляд на Эмму. — Меня слишком взволновало то, как мой отец обращался с братом.

— То есть с моим отцом? — спросил я.

Дядюшка опять посмотрел на Эмму.

— Видишь ли, Джонни, — вмешалась Эмма, беря пожилую леди за руку, — моя мама на самом деле мне не мама, а просто вторая жена отца.

Значит, трогательную историю об умершем брате она выдумала!

— Тебе, конечно, интересно, почему мы это от тебя скрывали, — проговорил дядюшка.

Я кивнул.

Дядюшка вновь повернулся к Эмме:

— Мы собирались в самом скором времени обо всем тебе рассказать, но условились подождать, пока ты окрепнешь. Возможно, мы поступили неверно, однако опасались последствий: ты был еще очень слаб.

— Вы были правы, вы были правы, — пробормотал я.

— Ты ведь понимаешь, чего мы опасались, так? — спросила Эмма.

Я снова кивнул. Больше всего мне хотелось остаться одному, чтобы хорошенько надо всем подумать.

— Мы предположили, что твоя бедная матушка настроила тебя против нас, — пояснила Эмма. — И доказательство тому — твой рассказ о злых, несправедливых словах, которые она написала о моем дорогом папе.

Еще одна новость: Эмма слушала меня часами, возмущаясь тем, что я рассказывал о поведении ее отца, и тут же в соседней комнате передавала ему все мои слова!

— Твою матушку прискорбным образом ввели в заблуждение, — заметил дядя. — Мы разъясним тебе всю подноготную, как только ты окончательно выздоровеешь.

— Тебе, должно быть, непонятно, каким образом могло выйти, — проговорила Эмма, — что ты с нами воссоединился. Как могло случиться, что из всех лондонских домов ты в поисках милости выбрал именно этот, а он оказался домом твоего давно потерянного неведомого дядюшки!

Я выразил на лице недоумение.

— Это воля Провидения, — вскричала тетушка. — Хвала Господу!

— Да, Джонни, — подхватила Эмма. — Хоть это и кажется необычным, но к нашим дверям тебя привела простая случайность. Такое ожидаешь только в романах, да и то, если знаешь, что автор ленится придумать что-нибудь получше.

Случайность? Нет, этому я не мог поверить. Если некий Автор и выстраивает мою жизнь, то я не в силах был подумать о нем так плохо.

— Я очень скоро обо всем догадалась. Помнишь, как я вздрогнула, когда ты назвал свое имя «Клоудир»? — спросила Эмма.

Я кивнул: мне вспомнилось, как я сказал, что это имя для меня — самое ненавистное.

— Я тогда поняла, кто ты есть, потому что отец часто говорит о жене своего бедного брата и ее ребенке. О своих подозрениях я не смела заикнуться — боялась, как ты будешь потрясен, когда обнаружишь, что находишься в доме «врагов». — Я вспыхнул, а Эмма продолжала: — У меня не было оснований не верить мнению твоей матери. Но мы тебе все объясним: ты поймешь, где правда, и избавишься от страхов и недоверия. Помни, Джонни: у нас впереди уйма времени.

— Нам пора уходить, Джонни устал, — вставила тетушка.

— Да, мне хотелось бы уснуть, — сказал я.

— Конечно, конечно, — заторопилась Эмма. — Поспи, а попозже я принесу тебе овсянки.

Я остался один за запертой дверью, терзаемый страхами и сомнениями. Можно ли было верить тому, что семейство скрывало свое родство со мной из желания меня уберечь? Неужели матушка заблуждалась, когда писала мне о дядюшке? Необходимо было принять решение: если она права, то мне грозит страшная опасность; предположим, кодицилл представлен в канцлерский суд, и если ему дан ход, тогда единственным препятствием для унаследования Клоудирами (или все-таки Портьюсами?) имения Хафем является существование непресекшейся линии Хаффамов. Этим, несомненно, и объяснялось все то, что происходило в моем присутствии на заседании суда: факт кончины моей матушки был засвидетельствован с тем, чтобы утвердить мой статус наследника собственности Хаффама! И дабы удостоверить мою личность, упоминалось, что в приходских списках Мелторпа моим отцом был записан «Питер Клоудир».

Таким образом, только моя жизнь мешала Сайласу Клоудиру немедленно вступить во владение поместьем! Более того, поскольку ему следовало меня пережить (а возраст его, надо думать, уже весьма преклонный), то его наследники — Эмма и мой дядюшка — должны с величайшим нетерпением ожидать подобного поворота событий. Неудивительно, что мистер Гилдерслив делал такой упор на состоянии моего здоровья! А мистер Барбеллион возражал против учреждения надо мной опеки в лице моего дядюшки!

Какая удача, подумалось мне, что во сне мне было послано предостережение. Я вдруг понял, почему меня посетили видения: что-то было подмешано мне в пищу! Сердце у меня заколотилось, когда я вспомнил, как однажды мисс Квиллиам рассказывала о лаудануме: в малых дозах он вызывает глубокий сон, с увеличением дозы провоцирует необузданное буйство фантазии, а в больших дозах служит ядом, следы которого нельзя обнаружить. Не подмешала ли Эмма опиум в мой ужин и снотворный напиток? И я остался в живых только потому, что едва его пригубил? Или же я схожу с ума, заподозрив нечто подобное?

Не успел я дойти до этой мысли, как в дверь тихонько постучали. Ключ в замке повернулся почти бесшумно — и вошла Эмма, улыбаясь с прежней непринужденностью; в руках она держала тарелку овсянки.