Слеза дьявола - Дивер Джеффри

– Она его выгнала? – спросил Паркер.

– Нет. Он в научно-технической библиотеке, замаливает грех.

Паркер бросил взгляд на Геллера – тот не отрывал глаз от дисплея, на котором компьютер безуспешно пытался восстановить утерянные буквы после слова «черной».

– С малышом все в порядке? – спросила Лукас.

– Держится молодцом, просто чуть-чуть испугался.

Она кивнула. Ближайший компьютер объявил: «Вам поступила почта». Лукас прочла сообщение и покачала головой:

– Ничего утешительного.

Паркер не отрывал взгляд от экрана.

– Электронная почта превращает мою профессию в вымирающую. Конечно, с ее появлением люди стали чаще писать друг другу, но…

– Но реже – от руки?

– Вот именно. Мне от этого грустно. Почерк – это часть личности. Одна из тех немногих, что и вправду остаются от человека после смерти. Ближе к бессмертию нам, пожалуй, не подобраться.

– Часть личности? – переспросила Лукас. – Но вы же сами называли графологию чушью.

– Не совсем так. Я имел в виду, что написанное безотносительно к его содержанию отражает натуру писавшего. Сами слова не важны, важен тот факт, что они пришли человеку в голову и он запечатлел их на бумаге. Для меня это граничит с чудом.

Маргарет Лукас поспешила отвести взгляд. Повернув голову, она увидела свое отражение в экране, и ей показалось, что на глазах у нее блестят слезы.

Паркер хотел спросить, что с ней, но тут Геллер оторвался от компьютера и сказал:

– С анаграммой ничего не выходит. На буквы уже не хватает пепла.

Паркер принялся расхаживать, глядя на доску:

– «К черной…»

– Какая-то организация афроамериканцев? – предположил Эванс.

– Возможно. Но не забудьте – шантажист был образованным человеком.

– Что ты хочешь сказать? – хмуро поинтересовался Кейдж, но на его вопрос ответила Лукас:

– Слово «черной» написано с маленькой буквы. Начинайся им название группы, он бы написал его с большой.

– Совершенно верно, – сказал Паркер. – Так что, по-моему, это обычное прилагательное.

Он подошел к смотровому столу, опустил взгляд на «слезу дьявола» над буквой «i» в письме шантажиста. «Что тебе известно? – мысленно обратился он к документу. – Какие тайны ты хранишь?»

– Я тут кое-что раскопал, – объявил с порога детектив Харди, быстрым шагом входя в лабораторию с пачкой бумаг под мышкой. – Выяснил, откуда взялось прозвище «Копатель». – Он положил бумаги на стол и обратился к доктору Эвансу: – По каким базам данных вы его искали?

– По стандартным, – словно оправдываясь, ответил тот.

– По базам данных правоохранительных структур?

– Само собой.

– Все правильно, но я подумал – а не обратиться ли к другим источникам? И нашел. В базе данных кафедры истории религии Кембриджского университета. – Харди открыл блокнот: – Послушайте, это интересно. В семнадцатом веке в Англии существовала секта диггеров, то есть копателей. Они выступали за отмену частной собственности на землю. Сами копатели занимались по большей части теорией, но при этом находились в близких отношениях с другой сектой, более воинственной. Эти назывались левеллерами, то есть уравнителями. Они боролись против угнетения народа знатью. – Харди посмотрел на Паркера. – Ведь доктор Эванс посчитал, что преступник сделал своей мишенью богатых.

– Ну и что это нам дает? – спросила Лукас.

– Мотив, – ответил Харди. – Преступник хочет «уравнять» наше капиталистическое общество.

– Но зачем? – удивилась Лукас.

– Может, у него на кого-то зуб, – предположил Паркер. – Кто-то ему навредил, вот он платит той же монетой.

– Но кто? Кто ему навредил? – размышлял вслух Харди.

– Уволили? – прикинул Кейдж. – Обиженный рабочий?

– Нет, – возразил Эванс. – Психотик мог бы за такое убить, но наш шантажист психотиком не был.

– Большой бизнес, корпорации, денежные мешки… – прохрипел Геллер.

– И что он взял на мушку? – спросил Харди.

– Правительство, – ответил Паркер.

Окинув группу взглядом, Эванс произнес:

– Быть может, правительство сделало что-то такое, что его уязвило? Есть соображения по этой части?

– Идеология? – предположил Кейдж. – Он коммунист или член правоэкстремистской вооруженной группировки.

– Нет, – покачал головой Эванс. – Будь это так, мы бы уже имели соответствующее заявление. Тут скорее что-нибудь личное.

Лукас и Харди встретились глазами, и Паркеру показалось, что у них одновременно родилась одна и та же мысль.

– Смерть любимого человека, – первым произнес детектив.

– Не исключается, – согласился психолог.

– Ладно, – сказал Кейдж, – попробуем развить сценарий. Кто именно умер?

– Или был казнен? – предположил Эванс. – Автоавария по вине государственного чиновника, случайная пуля почтового служащего…

– Армия, – подхватила Лукас. – Кто-то погиб в бою.

– Да, – откликнулся Харди. – Сами подумайте: низшие слои общества – вечные жертвы капитализма, поставщики пушечного мяса. Это, кстати, объясняет, почему Копатель выбрал мишенью богатых.

– Но вооруженные силы ежегодно теряют не одну сотню человек, – заметила Лукас. – Гибель из-за несчастного случая? Или в бою?

– «Буря в пустыне»? – предположил Кейдж.

– Сколько лет было шантажисту? – спросил Паркер.

– Между сорока и пятьюдесятью.

– Черная стена! – осенило Паркера.

– Мемориал ветеранов Вьетнама, – подхватила Лукас.

– Кто-то из его близких был убит во Вьетнаме, – сказал Эванс. – Брат, сестра. Может, его жена воевала или служила медсестрой.

– Но с тех пор тридцать лет прошло, – заметил Кейдж. – Неужели обида может всплыть и сегодня?

– Еще как может, – заверил Эванс.

– Господи, – произнесла Лукас, – я только что сообразила: Мемориал расположен на Эспланаде. Двести тысяч человек придут туда полюбоваться на фейерверк. Надо закрыть этот участок парка.

– Там уже полно народа, – сказал Паркер. – Бейкеру придется действовать крайне осмотрительно, в противном случае начнется паника и давка.

– Понадобится подкрепление, – заявил Кейдж.

Он позвонил Арти, ночному охраннику на служебном входе, и тот передал по системе оповещения, что всех находящихся в здании агентов ждут в вестибюле в связи с чрезвычайным заданием.

Лукас позвонила Джерри Бейкеру и распорядилась, чтобы тот послал своих агентов на Эспланаду. Затем она отправила сообщение на пейджер заместителю директора ФБР. Он немедленно позвонил, она обменялась с ним парой фраз, положила трубку и обвела взглядом группу:

– Замдиректора скоро будет, я введу его в курс и присоединюсь к вам у Мемориала.

Кейдж натянул пальто, Геллер поднялся и проверил свое оружие.

– Не спеши, Тоуб, – сказала Лукас, – ты поедешь домой.

– Я могу…

– Я приказываю. Ты свое дело сделал.

Он принялся возражать, но Лукас настояла на своем. Затем она подошла к Харди:

– Спасибо, детектив, за хорошую профессиональную работу. Вы все еще хотите заняться делом?

– А то, – ухмыльнулся молодой полицейский.

– О'кей, но впредь не высовываться.

Ну, пошло-поехало… Только полюбуйтесь на них! Дюжина, нет, две дюжины агентов высыпали из штаб-квартиры ФБР.

Они подбежали к машинам, машины сорвались с места и укатили, а Генри Чисмен напоследок глотнул виски и положил бутылку на заднее сиденье взятого напрокат автомобиля. Он не спешил пускаться следом и ждал с терпением затаившейся змеи. Вышел, толкнув парадную дверь, высокий седой агент Кейдж. Ага! Вот и он – Паркер Кинкейд.

Чисмен, большую часть жизни проработавший журналистом, раскалывал человека с проницательностью патрульного полицейского. Пока фэбээровцы сканировали его радужную оболочку и анализировали напряжение голосовых связок, он и сам устроил им проверку. Выводы его по точности не уступали выводам ФБР. Одним из его окончательных заключений было: агент Джефферсон на самом деле никакой не Джефферсон. Чисмен отправил номер его машины одному частному детективу в Коннектикут и узнал настоящее имя агента: Паркер Кинкейд. Элементарный поиск в базах данных позволил установить, что в свое время он возглавлял в ФБР отдел документов. Если уж Бюро приглашает консультантом своего бывшего служащего, значит, он хороший специалист. Стало быть, именно за ним и стоит следить.