Диана Чемберлен - Супруга без изъяна, или Тайна красной ленты
– Я это знаю, – кивнула Оливия.
– Но он очень молчаливый человек, замкнутый.
– Не всегда. – Хотя Оливия легко могла представить, насколько замкнутым становился Пол в присутствии мужа Анни. – Есть кое-что еще… – Она должна выразиться очень осторожно. Ей не хотелось, чтобы Алек легко сложил части мозаики в единое целое. – Вы знаете, что именно он написал ту статью об Анни для журнала «Морской пейзаж»?
– Пол? Я даже не обратил внимания на подпись под статьей. Я знал, что у Анни несколько раз брали интервью… Так это был ваш муж?
– Да. – Оливия замерла. Только бы он ни о чем не догадался.
– Статья получилась просто замечательная. Я немного беспокоился о том, что из этого всего получится, потому что прошлой осенью Анни была сама не своя. Она пребывала в самом мрачном настроении. – Алек помолчал. – Я очень давно не видел ее такой отрешенной от всего, так что у меня просто камень с души свалился, когда я прочитал написанное и понял, что Пол сумел разглядеть настоящую Анни. – Он отпил немного чая, потом снова посмотрел на Оливию, на этот раз удивленно. – Почему же Пол не сказал мне, что это он автор той статьи?
– Вы же сами только что сказали. Он человек замкнутый и скромный. – Оливия проглотила кусочек горячей курицы в остром соусе. – Мы вместе написали книгу, – продолжала она. – Вы помните ту страшную катастрофу на железной дороге в Вашингтоне в 1981 году?
– Это когда почти все вагоны упали в Потомак?
Оливия кивнула:
– Там мы и познакомились. Пол тогда работал корреспондентом в «Вашингтон пост». Он писал о том, как работает отделение неотложной помощи в той больнице, где я тогда была ординатором.
В те дни Оливия даже не заметила Пола, а он обратил на нее внимание и представился ей, когда кризис был уже позади, спустя два дня после крушения поезда. Пол сказал, что влюбился в нее. Она была такой уверенной в себе, такой спокойной, так умело обращалась с пациентами и проявила максимум участия к семьям пострадавших. Он показал ей статьи о катастрофе в «Пост», формальные и сухие, написанные другими журналистами, и свои статьи о молодой женщине-враче, работавшей в отделении неотложной помощи. Оливия была поражена его романтическим идеализмом, но не могла отрицать, насколько взволнована тем, что он видел ее такой, какой она была на самом деле, и смог полюбить ее.
– Так вот, несколько лет спустя мы решили написать об этом книгу, – продолжила Оливия. – Мы собрали воспоминания о крушении и пассажиров, и спасателей, и медиков. У нас неплохо получилось. Мы участвовали в ток-шоу и даже получили пару национальных премий.
– Мне бы хотелось прочитать ее.
Оливия встала, прошла в гостиную, сняла с полки потрепанное издание «Крушения «Восточного духа», вернулась на веранду и протянула Алеку книгу.
– Боже мой! – воскликнул он, разглядывая обложку, на которой издатели поместили снимок места катастрофы, сделанный с самолета. Сначала было даже сложно разглядеть между цветущими берегами реки упавшие вагоны, унесшие жизнь сорока двух человек.
Алек открыл книгу, просмотрел титульный лист, потом закрыл и внимательно прочитал то, что было написано об Оливии и Поле на обложке.
– У Пола еще вышла книга стихов? – спросил он.
– Да. Она называется «Сладкое пришествие».
– И что он имел в виду? – полюбопытствовал Алек.
– Меня. – Оливия покраснела. – Пол сказал, что его жизнь приобрела смысл, когда я вошла в нее.
Алек сочувственно посмотрел на нее. Он потянулся через стол и сжал ее пальцы. Золотое обручальное кольцо вспыхнуло в неярком свете, лившемся из кухонного окна. Потом Алек снова принялся рассматривать книгу. С того места, где сидела Оливия, их с Полом улыбки на фотографиях казались гримасой печали.
Алек покачал головой:
– Должно быть, это был настоящий кошмар. Как вы справляетесь с такой работой и не разваливаетесь на части?
– К этому привыкаешь. Думаю, душа немного черствеет. Я плачу на грустных фильмах и иногда за обедом в ресторане, но на работе я почти никогда не лью слезы. – Она посмотрела на книгу, лежащую на столе рядом с тарелкой Алека. – Но в ту ночь, когда умерла Анни, я плакала.
– Почему? – спросил он.
– Из-за вас. – Оливия сказала ему только часть правды. – Ваши глаза… Вы выглядели таким потерянным. Я как раз теряла Пола и… Я не сравниваю то, через что пришлось пройти мне, с вашими переживаниями, только я очень остро почувствовала ваше горе. Еще долго ваше лицо вставало у меня перед глазами…
Алек опустил глаза. Он взялся было за вилку, но потом снова посмотрел на Оливию.
– Вы помните мою дочь? – поинтересовался он.
Оливия кивнула:
– Девочка тогда попыталась меня ударить.
– Правда? Я этого не помню. – Алек отвернулся и посмотрел на берег. – Она так изменилась… Я этого не замечал, потому что вообще не обращал внимания на детей после смерти Анни. Мой сын как-то справляется. Он работает, готовится осенью отправиться в колледж в Даке. А вот Лэйси… – Алек покачал головой. – Она начала курить. Понимаю, что это не трагедия, многие дети в ее возрасте пробуют курить. Но Лэйси так часто плачет. Недавно она вернулась вечером домой в слезах, блузка была застегнута кое-как. Я не хочу думать о самом плохом…
– Сколько ей лет? – прервала его Оливия.
– Три… Четырнадцать. Только что исполнилось.
Оливия отложила вилку и сложила руки на груди.
– Девочки в этом возрасте очень уязвимы, – сказала она. – Особенно те, кто растет без матери.
– Я не знаю, чем помочь ей. Лэйси всегда была хорошим ребенком, очень ответственная, умная. Я уверен, что она не занимается сексом или чем-то плохим, только…
– Возможно, против ее воли, – осторожно предположила Оливия.
– Что вы хотите этим сказать?
– Она ведь плакала. Одежда была не в порядке. Может быть, кто-то… Я не хочу сказать, что ее изнасиловали на улице. Но вы же знаете, как парни иногда себя ведут. Ваша дочь могла пойти на вечеринку, и кто-то воспользовался ею.
У Алека округлились глаза.
– Вы меня утешили.
– Простите. Я работаю в больнице, и у меня не самый радужный взгляд на мир. Почему бы вам не поговорить с ней об этом? Выскажите все прямо.
– Лэйси не станет говорить со мной. Я пытаюсь убедить себя, что подростки всегда так себя ведут, но с Клаем таких проблем не возникало, поэтому я не слишком уверенно себя чувствую. Мы с Анни просто не мешали детям. Не было никаких правил, которым они должны были бы следовать. Мы им доверяли, и все было отлично.
– Никаких правил? – удивилась Оливия. – Что вы хотите этим сказать?
– Не существовало точного времени для возвращения домой, никаких ограничений. Они сами решали, куда пойти, что делать. – Алек отодвинул от себя тарелку. – Даже когда дети были совсем маленькими, мы позволяли им самим решать, что надеть и что есть. Анни пыталась научить их отвечать за себя, и они отлично с этим справлялись. Но теперь Лэйси сидит за столом в наушниках и продолжает слушать музыку. Мне хочется ей сказать: «Да сними ты, к черту, эти наушники и послушай меня!» – Алек стукнул кулаком по столешнице. – Я хочу, чтобы она перестала грубить, чтобы откровенно поговорила со мной. Но Анни никогда не стала бы требовать этого от Лэйси. И я даже представить не могу, как бы моя жена поступила, если бы наша дочь при ней вела себя так, как сейчас.
Оливия откинулась на спинку стула.
– Сейчас бессмысленно гадать, как повела бы себя Анни, – заметила она. – Делайте то, что хочется делать вам. Скажите дочери, что она не должна сидеть в наушниках за едой. Скажите ей…
– Я не могу. Я боюсь потерять и ее тоже. Я… – Алек закрыл глаза на мгновение и тут же встал. – Простите. – Он сложил свою салфетку, положил ее на стол и ушел в дом.
Оливия закрыла картонки, составила их на поднос и поймала себя на странной мысли. Что бы сделала сейчас Анни? Анни никогда бы не позволила расстроенному гостю вот так взять и уйти. Она бы пошла за ним, постаралась бы успокоить и поддержать. Оливия оставила еду на столе и вошла в кухню. Алек стоял у окна и смотрел на залив. Она коснулась его руки.
– Алек?
– Я боюсь своей дочери, – тихо признался он. Песок пляжа отражался в его глазах, превращая их из светло-голубых в молочно-серые. – Я боюсь смотреть на нее, потому что всякий раз, глядя на Лэйси, я вижу перед собой Анни. – Он перевел взгляд на Оливию, и она тут же опустила руку. – Лэйси была с матерью в тот вечер в приюте.
– Я об этом не знала.
– Лэйси помогала раздавать еду. Она стояла рядом с Анни, когда ту застрелили. Все произошло на глазах у нашей девочки.
– Вот откуда она знала, что крови совсем не было, – догадалась Оливия. – Я никак не могла понять ее слова. Как это ужасно для нее, Алек.
– Я мог потерять и ее тоже. Теперь-то я понимаю, как легко можно потерять человека. Я стараюсь не давать воли своим чувствам. Если с Лэйси или Клаем что-то случится… Этого я уже не переживу. Я боюсь, что дочь меня возненавидит, если я попытаюсь оказать на нее давление. Кажется, она уже меня ненавидит. – Алек оперся о мойку и снова посмотрел на Оливию. – Я забыл о дне ее рождения. Отвратительный из меня отец, верно?
