Том Лоу - Ложный рассвет
Ступай аккуратно, шаг за шагом, – напомнил я себе. Вот только правильный ли под ногами лежал путь?
Глава 41
Когда Лесли открыла дверь, я онемел. Она была поразительно красива: длинные волосы распущены, макияжа совсем чуть-чуть, кожа на лице светится здоровьем; дизайнерские черные джинсы чуть выше щиколотки облегают ноги, будто нарисованные.
– Привет, – сказал я и про себя подумал: «Умеет же она встретить гостя!»
– Проходите, – улыбаясь, ответила Лесли.
– Надеюсь, вам понравится: каберне к стейкам в самый раз.
Приняв у меня бутылку, она глянула на этикетку.
– Отлично. Откроем – пусть подышит. Потом я принесу бокалы.
Домик у нее был небольшой, зато в обстановке преобладали яркие тона; много домашних цветов; мебель не постеснялся бы прихватить с собой из Бирмы или Африки Хемингуэй. Обстановка напоминала смесь азиатского и африканского искусства.
– Да у вас тут Восток и Черный континент, – сказал я. – Как на сафари.
– Я так и задумывала. Мне нравится Африка или скорее представления об Африке – я ведь там не бывала ни разу. Друзья, которые туда ездили, говорят: это место напоминает колыбель жизни на планете. Мне бы хотелось прикоснуться к ее пескам. Есть в них что-то древнее.
– То же я чувствовал в Техасе.
– Я и в Техасе-то не была, – улыбнулась Лесли. – Лучше я, наверное, сперва съезжу в Африку.
– А я бы смотался в Ирландию. Начал странствие с паба и закончил в Африке.
– Из паба можно и не выбраться.
– Ну и ладно, что такого?
Лесли рассмеялась и, зайдя за кухонную стойку, передала мне штопор:
– Окажете честь? Я пока салат закончу. Выпьем за Ирландию и Кению, потом приступим к жарке стейков.
Налив вина, я вручил ей бокал.
– За Черный континент и город, где варят самое темное пиво, за Дублин.
Закрыв глаза, Лесли посмаковала вино, насладилась послевкусием.
– М-м, как здорово.
Ее полные губы блестели. Она взглянула на меня слегка застенчиво, как бы ожидая, что я продолжу разговор.
– Рад, что понравилось, – сказал я наконец и мысленно ругнул себя. – Вам помочь?
– Салат готов. Стейки маринуются в холодильнике. Гриль я разожгла, когда услышала, что вы подъехали. Картошка – в духовке. – Достав из холодильника мясо, она сняла с миски фольгу. – Ну, время баек у костра.
– Дамы – вперед.
Стол во дворе уже был накрыт: приборы и свечи в самом центре. Гм, милый штришок. Потягивая вино, я смотрел, как Лесли жарит мясо. Настоящий профессионал: стейки у нее жарились, а не горели.
– У вас здорово получается.
– Мне нравится готовить, особенно стейки. Как вам подать?
– Люблю среднепрожаренный.
– Я тоже так ем. Раньше нравились с кровью, потом пришло коровье бешенство, и я стала прожаривать мясо.
– Коровки были не бешеные, просто устали от человеческой злобы.
Лесли расхохоталась. Улыбка у нее была теплая, как огонь. Она отпила еще вина. В глазах у нее отражалось пламя.
– Я готовлю на пекане и бухарнике.
– Вы точно не бывали в Техасе?
– Определенно.
– Так ведь бухарник оттуда.
– Правда?
– Да. По пути из Мексики стада жевали стебли бухарника. Все семена коровкам переварить не удавалось, вот кое-что и упало в почву Техаса. Вместе с естественным удобрением.
Лесли поморщилась и косо взглянула на меня:
– Так вот откуда у бухарника такой насыщенный аромат. Спасибо коровьим лепешкам по всему Техасу. Или ваша история – чушь собачья?
– Не чушь, а дерьмо, и не собачье, а коровье. К тому же нынешнее поколение бухарника довольно далеко отошло от предков.
– А вы еще тот знаток истории.
– Просто кладезь бесполезной информации.
– Присмотрите за мясом, я принесу тарелки.
В принципе, стейки не подгорали, однако древний хищник во мне – генетический предок – возобладал, и я перевернул куски мяса.
Мы с Лесли пили вино, ели не спеша и болтали, смеялись. Она мне нравилась все больше и больше. Она рассказала о детстве: о ссорах родителей, о том, как однажды отец чуть не ударил мать – замахнулся, но вовремя сдержался, возненавидев себя больше, чем супругу. Через день, когда Лесли вернулась из школы, на кухне ее ждала записка от отца: всего два предложения, дескать, пока, я ухожу. Спустя два года Мур-старший заново женился и переехал в Сиэтл, совершенно перестав общаться с дочерью.
– Может, – закончила она рассказ, – я потому и пошла работать в уголовку. Чтобы научиться, как выследить отца, найти его и спросить, почему он никогда не звонил, даже на день рождения? Хотя со временем стало плевать. – Она пила вино, и голос ее звучал как-то отстраненно, словно озвучка за кадром. – Он хотя бы жив. Когда вы сказали, что вашего отца убили, мне стало жаль…
Я не ответил.
– Не хотите рассказать, как все произошло? – спросила Лесли.
– Отец был в патруле и по рации сообщил на базу, что остановил машину, у которой перегорела задняя габаритка. Водитель застрелил папу: пуля вошла в живот. Отец еще пытался доползти до машины, вызвать помощь…
– Как несправедливо. Убийцу поймали?
– Он отбывает пожизненное.
– Зачем он вообще стрелял? Не из-за габаритки же?
– У тела отца нашли кокаин и где-то тысячу долларов разными купюрами. Пресса тогда знатно повеселилась: мы выяснили, что людям не так-то и жаль убитого копа. Его смерть преподнесли как результат сорвавшейся сделки по продаже наркотиков. Многие коллеги даже не пришли на похороны.
– Господи боже… Так ваша мать и впала в депрессию, и вам пришлось ухаживать за ней? Все детство…
– Еще вина? – перебил я ее.
Лесли допила что оставалось в бокале, зажмурилась и, посидев так немного, посмотрела прямо на меня:
– Шон, оставайтесь у меня на ночь.
Глава 42
Я вспомнил сегодняшний заплыв в океане. Вспомнил, как в шуме волн мне послышался голос Шерри: «Обрети мир, Шон».
В жаровне потрескивал бухарник.
– Щелк, пшик, – сказал я Лесли, – и вы уже решили, что история про коровий помет – выдумка.
Мы оба рассмеялись. Отпив еще вина, Лесли озабоченно и сочувственно взглянула на меня. Задумчиво покачала бокал.
– У вас украли детство, – сказала она.
– Может быть.
– Беды из детства вроде изнасилования и самоубийства родителей потом могут долго преследовать в кошмарах.
– На этот случай ирландцы изобрели виски.
– Хотите поговорить об этом?
– О чем именно?
– О шрамах, которые оставляют детские трагедии.
– Раз уж что похоронил, глупо это выкапывать.
– Может быть, – тихо согласилась Лесли, – но кое-что постоянно лезет на поверхность, пока не разберешься с ним окончательно и не примешь последствия. Вы ведь тогда были совсем ребенок и ничего не могли поделать.
– Не время и не место воскрешать старые призраки. Мои демоны – это лишь мои демоны. Я делал то, что мог, как и в первую войну в Персидском заливе. В общем, за ужином о таком не разговаривают.
Улыбнувшись, Лесли глубоко вздохнула. Пожевала нижнюю губу.
– Я, может, покажусь самоуверенной и наглой, – подумав, сказала она, – однако слушать умею, и очень даже хорошо. Если захотите, чтобы вас выслушали и поняли, то… я всегда готова. – Она посмотрела на тлеющие в жаровне угли, в глазах отразилось пламя. – Как ни печально, но именно благодаря судьбе вы стали хорошим детективом.
– Не уверен, что я был хорошим.
– То есть?
– Разум преступника – что психушка. Ловя убийц, я программировал себя, становился как они, по крайней мере, старался проникнуться их мотивами. Где грань между правосудием и местью? Для меня она всегда была четкой и ясной, пока однажды ночью я не настиг серийного убийцу. Педофила. Он начал с того, что заставил старшую – семилетнюю – дочь красить губы и носить туфли на шпильках. Она покончила с собой в двенадцать лет, после того как папаша пару раз оплатил карточные долги ее телом.
– Господи… Куда мать смотрела?
– Она все видела, но отрицала. Глотала таблетки, запивая их дешевым вином, так что чувства ее притупились. Сам педофил на дочери не закончил, оставил после себя цепочку трупов. Когда я настиг его на заброшенном складе в восточной части Майями, он как раз прикончил седьмую жертву: девятилетнюю девочку, которую выкрал из спальни. Ее окровавленное тельце лежало на холодном бетонном полу склада, принадлежавшего когда-то компании – импортеру бананов. Заметив меня, этот урод поднялся с девчушки. Никогда не забуду его мертвенно-бледного лица, возбужденного блеска глаз, окровавленных рук. Он походил на гиену, что смеется над трупом добычи. «Ты же не застрелишь меня», – крикнул он. Я сказал: «Ты прав» – и накинулся на него. Схватил за волосы и в исступлении принялся молотить его башкой о пол, рядом с телом девочки. В шаге от нас была шахта грузового лифта. Туда я подонка и сбросил. Не знаю, умер он от побоев или от падения, но в рапорте я написал: завязалась драка, преступник потерял равновесие и рухнул в шахту.
