Далекое эхо - Макдермид Вэл

В каком бы направлении они ни двигались, все заканчивалось тупиком. С начала ноября ни единый свидетель не видел Рози с каким-либо мужчиной. К счастью для этого таинственного ухажера, зима была суровой, когда людей больше интересует квадратный метр тротуара у них под ногами, чем то, кто с кем гуляет. К счастью для него и к несчастью для полиции. Они разыскали двух ее предыдущих дружков. Один расстался с нею ради девицы, с которой проводил время до сих пор. Ему было нечего делить с погибшей подавальщицей бара. Другого Рози бросила сама в первых числах ноября, и поначалу он показался многообещающим подозреваемым. Он никак не хотел примириться с ее отказом, пару раз появлялся в баре и устраивал небольшие скандалы. Но на ночь убийства у него было твердое алиби. До полуночи он находился у себя на работе, где происходила рождественская вечеринка, затем отправился провожать секретаршу своего босса и остаток ночи провел с ней. Он признался, что обиделся на Рози, когда она так с ним порвала, но, по правде говоря, получил больше удовольствия от новой своей пассии, гораздо более щедрой на сексуальные радости.

Когда же Макленнан на него поднажал, уточняя, что именно он имеет в виду, у парня взыграла мужская гордость, и он замкнулся как устрица. Тем не менее при дальнейшем допросе он признался, что у него с Рози настоящего полового сношения ни разу не было. Они ласкали друг друга, и только. Рози была не то чтобы ханжой, но не желала идти до конца. Он бормотал насчет того, что именно они делали ртом и руками, но утверждал, что этим все и ограничивалось.

Так что Брайан Дафф был в каком-то смысле прав, когда говорил, что его сестра порядочная девушка. Пожалуй, в этом отношении Рози далеко было до настоящей разбитной девицы. Но все эти сведения о ее сексуальных предпочтениях ничуть не приближали его к обнаружению убийцы. В глубине души он предполагал, что, скорее всего, встреченный Рози в ту ночь мужчина — тот же самый, что взял ее силой, а затем убил. Это мог быть Алекс Джилби или кто-то из его друзей. Но мог и не быть.

Его коллеги-детективы спорили о том, почему этот неведомый ухажер так и не объявился.

— Что, если он женат, — предположил Бернсайд.

— А может, боится, что мы пришьем ему статью, — цинично добавлял Шоу.

Все это были достаточно разумные соображения, но, они не меняли внутренней убежденности Макленнана. Несмотря на все теории Лоусона о сатанистских ритуалах, ни один из священников, с которыми беседовал Бернсайд, ни о чем подобном в округе не слышал — притом что уж местные священники получили бы такую информацию в первую очередь. В каком-то смысле он даже почувствовал облегчение: не было нужды отвлекаться на ложные следы. Он был уверен, что Рози знала своего убийцу, что она спокойно, без малейшего страха отправилась с ним в ночь.

Точно так же, как поступили нынче тысячи других женщин по всей стране. Макленнан отчаянно надеялся, что они затем мирно уснут в своих постелях.

А в трех милях от них в Страткиннессе Новый год встречали совсем в ином настроении. Здесь не было елки и рождественских украшений. Поздравительные открытки кучей валялись на полке. Телевизор, обычно не выключавшийся весь день первого января, молчаливо темнел в углу мертвым экраном. Эйлин и Арчи Дафф съежились в своих креслах перед нетронутыми стаканчиками с виски. Тягостное молчание было исполнено уныния и горя. В душе Даффы знали, что никогда больше не испытать им радости и счастья на Новый год. Зимние праздники отныне навек омрачены для них смертью дочери. Пусть другие веселятся, но им оставалось лишь горевать.

В закутке для мытья посуды на пластмассовых стульях сгорбились Брайан и Колин. В отличие от родителей напиться на Новый год трудности для них не составило. Со дня смерти Рози им вообще оказалось легче легкого вливать в себя спиртное до тех пор, пока рука может донести стакан до рта. Их ответом на трагедию стал не уход в себя, а, наоборот, выплеск эмоций. Все держатели пабов в Сент-Эндрюсе уже смирились с пьяными выходками братьев Дафф, опасаясь вызвать ярость у своей пьяной клиентуры, придерживающейся того мнения, что Колин и Брайан заслуживают исключительного сочувствия.

Сегодня бутылка «Беллз» уже опустела наполовину, когда Колин посмотрел на часы и сказал:

— Мы его пропустили.

Брайан поднял на него затуманенный взгляд:

— Ну и что? Рози теперь вообще никогда не встретит Новый год.

— Да. Но где-то там ходит по земле тот, кто ее убил, и, наверное, бокал поднимает, празднует, что не попался.

— Это они. Я уверен, что это были они. Видел снимок в газете? Ты видел более виноватые рожи?

Колин осушил до дна свой стакан и, согласно кивнув, потянулся за бутылкой.

— Рядом никого другого не было. Притом они сказали, что она еще дышала. Так что если это не они, куда же делся убийца? Не растаял же в воздухе?

— Мы должны принести новогоднюю клятву.

— Какую? Ты что, собираешься снова бросить курить?

— Я серьезно. Мы должны дать торжественное обещание. Это самое меньшее, что мы можем сделать для Рози.

— Что ты имеешь в виду? Какое торжественное обещание?

— Все просто, Кол. — Брайан налил стакан доверху и выжидающе поднял его. — Если копы не добьются от них признания, добьемся мы.

Колин на миг задумался, затем поднял свой стакан и чокнулся с братом:

— Если копы не добьются признания, добьемся мы.

11

Мощные руины замка Рэйвенскрэйг высятся на скалистом мысу между двумя песчаными бухточками, с которого открывается великолепный вид на Фортский залив и его окрестности. К востоку тянется каменная стена — защита от моря и разбойных нападений. Она идет до гавани Дайсарт, теперь сильно обмелевшей, но когда-то представлявшей собой богатый и оживленный порт. В глубине бухты, где берег изгибом отходит от замка, за голубятней, в которой до сих пор гнездятся голуби и морские птицы, там, где стены сходятся под острым углом, находится маленькая дозорная вышка с крутой крышей и узкими бойницами в стенах.

С одиннадцати-двенадцати лет бравые керколдийцы считали это место своим неоспоримым владением. Лучшим способом укрыться от надзора взрослых было отправиться на прогулку. Это признавалось полезным для здоровья и не могло вовлечь их в дурные проказы. Так что, когда они собирались в поход на целый день — исследовать побережье и леса, — их спокойно отпускали и давали с собой плотные завтраки.

Иногда они отправлялись в противоположную сторону, вдоль Инвертила мимо безобразной Сифилдской шахты к Кингорну. Но чаще всего они шли в Рэйвенскрэйг, тем более что неподалеку находился парк, а в парке фургон с мороженым. В жаркие дни они валялись на траве, предаваясь необузданным фантазиям о том, какой станет их дальнейшая жизнь в ближайшем и отдаленном будущем.

Они неоднократно пересказывали свои подвиги во время семестров, раздувая и приукрашивая их. Они играли в карты — бесконечные игры на спички. Там они выкурили свои первые сигареты. Зигги тогда весь позеленел, и его позорно вырвало на куст вереска.

Иногда они забирались на высокую стену и наблюдали за кораблями в заливе. Ветер бил им в лицо, заставляя почувствовать себя капитанами на носу какого-нибудь парусника, палуба которого скрипит и качается под ногами. А в дождь они укрывались в дозорной башенке. У Зигги было покрывало, которое они расстилали поверх пыли и мусора… Даже теперь, став, по их мнению, взрослыми, они все равно любили спуститься по каменной лестнице, ведущей от замка на берег, и пробраться между угольной грязью и ракушками к дозорной вышке.

За день до того, как они должны были вернуться в Сент-Эндрюс, приятели встретились за ланчем в «Харбор-баре», чтобы выпить пива. Расщедрившиеся от своих каникулярных заработков Алекс, Верд и Брилл с удовольствием посидели бы за кружкой подольше, но Зигги уговорил их не тратить на это хороший день. Было сухо и ясно, в бледно-голубом небе сияло солнце. Они прошлись по берегу бухты между высокими элеваторами местной мельницы и вышли на западный ее край. Верд немного поотстал от троих друзей, глаза его были устремлены на далекий горизонт, словно в поисках вдохновения.