Найо Марш - Убийство в стиле винтаж
– После этого вы остались на сцене?
– Нет, я пошел по коридору.
– Ну что ж, спасибо, – поблагодарил Аллейн. – Это как раз то, что мы хотели узнать. Теперь о том, что произошло после трагедии. Куда вы отправились после того, как все ушли со сцены?
– Сначала я стоял вместе с остальными у входа в коридор. Хейли в это время выводил гостей. Потом я пошел в свою гримерную.
– Там уже кто-то был?
– Да, Вернон и бедняга Курт. У парня совсем сдали нервы. Брэнни дал ему выпить.
– Вы ушли со сцены в числе последних?
– Думаю, да. Мы были последними.
– Кто ушел вместе с вами?
– О… Вэл Гэйнс.
– Вы снова беседовали?
– Только о том, что произошло, – ответил Ливерсидж. – Я проводил ее до двери гримерной. Кажется, она пошла дальше в гардеробную.
– Мистер Ливерсидж, скажите, кто-нибудь оставался на сцене после вас?
– Хейли Хэмблдон вернулся… э… туда, где вы были после ухода гостей.
– Да, я знаю. Я имел в виду не саму сцену с декорациями, а прилегающую площадь, закулисье. Там кто-нибудь оставался после вас?
– Я никого не видел, – ответил Ливерсидж.
– Хорошо. Теперь о том, что случилось в гардеробной. Скажите, Гордон Палмер делился с вами своими мыслями насчет мистера Бродхеда?
Ливерсидж провел белой холеной рукой по блестящим волосам.
– Он… Хм, он кое-что говорил на эту тему. Так, между делом. Я был поражен. Наш старый добрый Кортни! Я не мог в это поверить. Просто не мог.
Ливресидж добавил, что Кортни Бродхед – весьма порядочный человек: фраза, которую Аллейн считал бессмысленной и которая ему порядком надоела.
– Надеюсь, вы сможете подробно передать нам этот разговор, – сказал Аллейн. – Как он начался?
Ливерсидж замялся.
– Не обязательно с абсолютной точностью, – добавил Аллейн. – В любом случае мы выслушаем версию Гордона Палмера.
Но мистера Ливерсиджа это, похоже, совсем не успокоило. Он с глубокой неприязнью посмотрел на Аллейна, что-то невнятно пробурчал и наконец подался вперед с видом человека, решившегося на откровенный разговор.
– Видите ли, инспектор, – начал он серьезно, – мне чертовски неловко об этом говорить. Кто-то сболтнул нам с Гордоном про деньги Вэл, и Гордон спросил, что я думаю на этот счет. Это было уже после того, как старина Курт заплатил долги. Ну, я и сказал… Не то чтобы серьезно, а в шутку… Гордон не мог принять это всерьез… То есть мне и в голову не пришло, что он мог хоть на минуту подумать, что…
Он безнадежно развел руками.
– Да? – спросил Аллейн.
– Черт, инспектор, я не могу это выговорить. Короче, я сказал – ради смеха и все такое – что-то вроде: «Странно, с чего это Кортни так разбогател. Может, он на руку нечист?» Что-то вроде этого. Но мне и в голову не пришло…
– Потом вы продолжали говорить на эту тему? – спросил Аллейн.
– Ну, так, со смешками, для потехи, – объяснил Ливерсидж. – Похохмить!
«Наверное, считает, что так говорят в Оксфорде», – подумал Аллейн. Вслух он спросил:
– О покушении на мистера Мейера в поезде вы тоже говорили?
– Вообще-то, да. Мы просто развлекались. Я со смехом предположил, что Альфред Мейер его застукал, и он попытался выкинуть его из вагона. Обычная шутка! А Гордон возьми и ляпни при всех! Можете себе представить! Я чуть со стула не упал!
– Вы шутили об этом и потом – после трагедии? – спокойно спросил Аллейн.
– Боже мой, мистер Аллейн! – Ливерсидж был шокирован.
– Значит, не обмолвились ни словом?
– Кажется, Гордон говорил мне что-то в коридоре. Точно не помню: я был слишком потрясен, чтобы его слушать. По-моему, он просто спросил, помню ли я наш прошлый разговор.
– Ясно, – кивнул Аллейн. – Мистер Ливерсидж, вам известно, в какое время произошло покушение на мистера Мейера в поезде?
– Хм. Попробую вспомнить. В какое время? Ах да, это было как раз перед той станцией, где мы вышли освежиться на платформу. Верно? Наш дорогой шеф рассказал нам эту историю. Бедняга! Трудно поверить…
– Да, очень трудно. Перед тем как мы прибыли на эту станцию – Охакун, – по вагонам прошел проводник, объявляя остановку.
– Ну да.
– Вы не спали? Или он вас разбудил?
– Я спал.
– Как долго?
– Вечность. Я заснул, как только Вэл ушла в свой вагон.
– Вы не помните, никто не вставал и не проходил по вагону перед тем, как появился проводник?
– А что, Курт Бродхед выходил на площадку? Да, мне кажется, я припоминаю… То есть я не хочу сказать… Вы же не думаете…
– Я ничего не думаю, мистер Ливерсидж, – перебил Аллейн. – Кто-нибудь еще?
– Кажется, нет.
– Спасибо. Теперь о нефритовом тики. Мы пытаемся найти эту вещь. Мисс Дэйкрес ее потеряла.
– Вещица ценная?
– Думаю, да.
– Ну, вы-то должны знать!
– Довольно ценная. Вы держали ее в руках?
– Разумеется. – Ливерсидж с достоинством откинул голову. – И, само собой, я ее вернул.
– Кому?
– Э… кажется, Брэнни. Да, точно Брэнни. А тот передал ее Каролин, и она поставила ее на стол. Я отлично это помню.
– Куда именно на стол?
– В самый его конец. Это было перед тем, как все сели по местам. Странно, что я это запомнил.
– И вы не видели, чтобы кто-то взял ее со стола?
– Нет, не видел.
– У вас есть какие-то предположения, – неожиданно спросил Аллейн, – куда могли пропасть деньги мисс Гэйнс?
– У меня? Никаких! Скорее всего, их прикарманил стюард.
– Такое уже случалось раньше, – согласился Аллейн. – Она очень небрежно относится к своим деньгам.
– Небрежно! Это слишком мягко сказано. Оставить пачку десятифунтовых банкнот в открытом чемодане! Подумать только!
– Десятифунтовых банкнот? – повторил Аллейн.
– Ну да. Она так говорила.
Уэйд прочистил горло.
– Кажется, я припоминаю, – небрежно продолжал Аллейн, – как она рассказывала, что заплатила вам десяткой за карточный долг. Когда это было?
– В последний вечер на корабле. После того как закончилась игра. Это было уже в час ночи.
– Значит, деньги были еще при ней?
– Да.
– И она достала их из той пачки в чемодане?
– Наверное.
– Вы сами это видели, мистер Ливерсидж?
– Не совсем. Я проводил ее до каюты и ждал снаружи в коридоре. Она вышла и отдала мне десятку. Я не знаю, откуда она ее взяла.
– То есть вы этого не видели?
– Нет, не видел. Черт возьми, Аллейн, к чему эти вопросы?
– Обычная формальность. Спокойной ночи, мистер Ливерсидж.
– Что?
– Спокойной ночи, – весело повторил Аллейн.
Ливерсидж растерянно посмотрел на него и встал с места. Уэйд хотел что-то сказать, но осекся, поймав взгляд Аллейна.
– Всего наилучшего, – пробормотал Ливерсидж и вышел из комнаты.
– Не держите его, – попросил Аллейн, когда дверь захлопнулась, – пусть идет. Сейчас он взволнован и сбит с толку. Вы сможете допросить его после бессонной ночи. К этому времени он дозреет. А пока – пусть идет.
Глава 13
Мисс Гэйнс выходит на сцену
– Мисс Гэйнс, – терпеливо повторил Аллейн, – это очень простой вопрос. Почему вы не хотите на него ответить?
Валери Гэйнс сидела в кресле и смотрела на инспектора, как испуганный котенок. Когда их беседа только началась, она блистала актерскими талантами и, как показалось Аллейну, даже наслаждалась происходящим. Валери охотно отчиталась в своих действиях в оба ключевых для следствия момента – до и после праздника – и подробно рассказала о тики и его зловещем облике, а затем пустилась в долгие рассуждения о своеобразии своей натуры, щедро пересыпая речь словечками из театрального жаргона, дабы продемонстрировать профессионализм. Аллейну все это казалось невыносимо скучным и лишенным полезной информации, но он слушал ее с вежливым вниманием, выжидая удобного момента. И наконец он задал вопрос, который так ее обескуражил:
– О чем вы говорили с мистером Ливерсиджем, перед тем как уйти со сцены после окончания спектакля?
Ему показалось, что она смертельно побледнела под ярким макияжем. Ее большие карие глаза замигали так, словно он собирался ее ударить. Алые губки приоткрылись, все тело обмякло в кресле. Он повторил вопрос, но она даже не попыталась на него ответить, беспомощно глядя на инспектора.
– Ну, смелее, – подбодрил ее Аллейн.
Когда мисс Гэйнс наконец заговорила, ее голос изменился почти до неузнаваемости.
– Так, о всяких пустяках, – пробормотала она еле слышно.
– Можно уточнить, о каких именно?
Она нервно облизала губы:
– А Фрэнки вам не говорил? Что он сказал?
– Полицейским не задают таких вопросов, – возразил Аллейн. – Я хочу услышать вашу версию.
– Но… Мы говорили о несчастном мистере Мейере. Больше ничего.
– Больше ничего?
– Господи, я не помню. Ничего особенного.
– Вы не говорили о каких-то личных, интимных вещах, о том, что касается только вас и мистера Ливерсиджа?
– Нет. Конечно, нет. Между нами нет… ничего такого.
– Странно! – воскликнул Аллейн. – А мистер Ливерсидж сказал, что есть.
