Джон Гришэм - Адвокат
Следовательно, придется вынести досье из здания. Это на грани уголовного преступления, за тем исключением, что я не совершаю кражу, а на время заимствую чужую вещь.
В четыре пополудни я с закатанными рукавами и стопкой бумаг направился в отдел недвижимости – на рекогносцировку. Гектора не было видно, зато Ченс болтал по телефону: через закрытую дверь доносился его скрипучий голос. Секретарша одарила меня улыбкой. Телекамер охраны я не заметил, хотя на некоторых этажах они были. Кому придет в голову лезть в отдел недвижимости!
Ушел я в пять. Купил по дороге сандвичей и погнал машину на Четырнадцатую улицу.
Новые коллеги ждали меня. Пожимая руку, София даже улыбнулась – во всяком случае, на долю секунды.
– Добро пожаловать на борт, – с мрачным видом произнес Абрахам, будто приглашал на тонущий корабль.
Мордехай широким жестом указал на каморку по соседству со своей собственной:
– Как тебе кабинет?
– Великолепный. – Я переступил порог.
По размерам комната была раза в два меньше той, что я занимал в фирме. Стол красного дерева смотрелся бы в ней дико. У стены располагались четыре разноцветных шкафа для папок. С потолка на длинном проводе свешивалась голая лампочка. Телефона в каморке не наблюдалось.
– Мне здесь нравится. – Я не лгал.
– Завтра поставят телефон. – Мордехай опустил шторы. – До тебя здесь сидел молодой парень, Бэйнбридж.
– Почему он ушел?
– Из-за денег.
Стемнело. София засобиралась домой. Скрылся в кабинетике Абрахам. Мы с Мордехаем поужинали сандвичами и довольно дурно сваренным кофе.
Громоздкий ксерокс, купленный в восьмидесятых годах, без всяких прибамбасов, которые так ценились в моей фирме, стоял в углу большой комнаты, рядом с четырьмя прогибавшимися под тяжестью папок столами.
– Во сколько ты думаешь закончить? – спросил я.
– Не знаю. Через час, наверное. А что?
– Так просто. Мне нужно ненадолго вернуться в фирму, завершить пару срочных дел. После я хотел бы перетащить сюда свое барахло. Ты не против?
Мордехай сунул руку в ящик стола, извлек три болтавшихся на кольце ключа и бросил мне:
– Можешь приходить и уходить когда удобно.
– Здесь безопасно?
– Нет. Будь начеку, машину оставляй как можно ближе к двери, иди скорым шагом. Войдя, сразу запирайся. – Похоже, в глазах моих мелькнул страх, потому что Мордехай добавил: – Привыкай.
В половине седьмого, пребывая начеку, скорым шагом я подошел к «лексусу». Прохожих на улице не было, как, впрочем, и стрельбы. Хлопнув дверцей, я сел за руль. Меня наполняла гордость. Может, и удастся выжить на улице.
За одиннадцать минут я доехал до фирмы. Если за полчаса скопировать досье, то через шестьдесят минут можно тихо удалиться – при условии, что не возникнут непредвиденные обстоятельства. Будем надеяться, что Ченс ничего не узнает.
Дождавшись восьми вечера, я опять закатал рукава и с чрезвычайно озабоченной миной двинулся в отдел недвижимости. Здание казалось вымершим. Я постучал в запертую дверь Ченса и не услышал за ней ни звука. Первый ключ повернулся в замке. Я очутился в кабинете. Стоит ли щелкать выключателем? Вряд ли кто-нибудь, проезжая мимо фирмы, определит, в чьих окнах вспыхнул свет, а заметить из коридора желтую полосу под дверью просто некому. Я включил свет и, подойдя к стеллажу у окна, задействовал второй ключ.
В металлическом ящике, классифицированные по неизвестному мне принципу, стояли десятки папок с делами, так или иначе имевшими отношение к деятельности «Ривер оукс». Похоже, Ченс и его секретарша отличались педантизмом, поощряемым в фирме. Увидев наклейку «Ривер оукс/ТАГ», я аккуратно вытащил толстую папку.
– Эй! – От громкого низкого голоса в коридоре у меня душа ушла в пятки.
Откликнулся другой голос, где-то совсем рядом с кабинетом. Мужчины с увлечением начали обсуждать перипетии последнего баскетбольного матча.
С трудом передвигая обмякшие ноги, я подкрался к двери, выключил свет и минут десять просидел на роскошном кожаном диване, слушая беседу. Уйти из кабинета с пустыми руками я не мог. Завтра мой последний день в фирме.
Вдруг меня застанут с чужой папкой? Мозг принялся лихорадочно перебирать варианты развития событий.
С баскетбола разговор перескочил на женщин. Судя по всему, собеседники не женаты – наверное, мелкие служащие, студенты-заочники, предпочитающие работать по ночам.
Постепенно голоса стихли. В темноте я запер стеллаж, подхватил папку и замер у двери. Пять минут, семь, восемь. Высунулся в коридор – никого. Выскользнул из кабинета, миновал стол Гектора и быстро зашагал по коридору, с трудом удерживаясь от желания побежать.
– Эй!
Сворачивая за угол, я обернулся и увидел спешащего за мной человека. Поблизости оказалась небольшая библиотека. Я нырнул в спасительную темноту и медленно пошел мимо полок, пока не наткнулся на дверь. Распахнув ее, пересек крошечный холл и бросился по лестнице вниз. Прятаться в своем кабинете не имело смысла. Если меня узнали, то наверняка явятся туда, чтобы проверить.
Желания попасть на глаза охране вестибюля, удвоившей после случая с Мистером бдительность, не было. Задыхаясь, я выбежал на улицу через запасный выход – тот самый, через который мы с Полли удирали от репортеров, – и под противным мелким дождем затрусил к машине.
О чем думает человек, совершивший первую в своей жизни кражу?
Глупо получилось. Можно ли рассчитывать, что меня не узнали? Никто не видел, как я входил в кабинет Ченса и выходил из него. Никто не знает, что я унес не принадлежащее мне досье.
Не стоило бежать. Нужно было остановиться, невозмутимо переброситься с парнем фразой-другой и, пожелай он взглянуть на папку, вежливо предложить не совать нос в чужие дела. Похоже, это был один из тех, что болтали в коридоре.
Почему он окликнул меня? Зачем, если не узнал, пошел следом?
Я гнал машину по Массачусетс-авеню, торопясь снять копии и поставить папку на место. Мне часто доводилось засиживаться в офисе. Если придется вернуться в кабинет Ченса в три часа ночи, не страшно.
Я позволил себе несколько расслабиться. Отопитель работал вовсю.
Неожиданно я почувствовал удар слева и уткнулся во вздувшуюся подушку безопасности…
Очнувшись, я увидел сквозь покрытое трещинами ветровое стекло черные лица. Жутко болело левое плечо. Вдалеке послышалось завывание сирен. На мгновение я вновь потерял сознание.
Через правую дверцу санитары выудили меня из машины.
– Крови не видно, – сказал кто-то.
– Вы можете идти? – спросил мужчина в белом халате.
Я попытался встать, но боль в плече и ребрах была настолько резкой, что ноги подкосились.
– Со мной все в порядке, – пробормотал я.
Меня уложили на носилки, перехватили руки и ноги ремнями и потащили к «скорой». Краем глаза я заметил толпящихся вокруг перевернутого «ягуара» полисменов.
– Со мной все в порядке, все в норме, – твердил я, пока врач в фургоне измерял мне давление.
«Скорая» затормозила у медицинского центра Университета Джорджа Вашингтона, через минуту я оказался в отделении неотложной помощи. Рентген подтвердил отсутствие переломов. Боль причиняли только ушибы и ссадины. Меня накачали анальгетиками и на каталке отвезли в отдельную палату.
Глубоко за полночь я проснулся.
В кресле у постели спала Клер.
Глава 15
Ушла она до рассвета. В нежной записке, оставленной на столике, Клер сообщала, что вернется, как только закончит утренний обход. Она поговорила с врачами: похоже, я буду жить.
Какая мы все-таки чудесная пара, одно слово – голубки! Вновь погружаясь в сон, я подумал, что этот бракоразводный процесс затеян зря.
В семь утра меня разбудила медсестра и подала уже читанную записку. Пока сестра сетовала на отвратительную – снег с дождем – погоду, измеряла давление, я еще раз пробежал глазами по строкам и попросил принести газету. Просьба была выполнена через полчаса: газета появилась вместе с завтраком.
Из заметки на первой полосе следовало, что между двумя торговцами наркотиками и их клиентурой вспыхнула ссора, был тяжело ранен человек, успевший застрелить одного из дельцов. Второй попробовал спастись на «ягуаре», но погиб, врезавшись в случайную машину. Обстоятельства столкновения уточняются.
Мое имя, слава Богу, не упоминалось.
Не стань я невольным участником драмы, посчитал бы ее обычной дракой. Что ж, добро пожаловать на улицу! Я попытался убедить себя, что в подобные обстоятельства мог вляпаться каждый. Отправиться ночью в этот район города означало нарываться на неприятности. Однако попытка удалась плохо.
Левая рука распухла и посинела. Малейшее движение отдавалось в плече и ключице. Тупо ныли ребра, но истинную боль причинял глубокий вдох. Я добрался до туалета, оправился, спустил воду и глянул в зеркало. Подушка безопасности является, по сути, небольшой бомбой. Последствия взрыва этой бомбы оказались для меня минимальными: заплывшие глаза и припухшая верхняя губа. К понедельнику буду как новенький.
