Пристрастие к смерти - Джеймс Филлис Дороти

После тридцати лет замужества за Томом Макбрайдом Берил Макбрайд говорила с более заметным ирландским акцентом, чем ее муж. Порой отцу Барнсу казалось, что говор этот не столько естественно перенят ею, сколько намеренно культивируется; она усвоила мюзик-холльный стереотип ирландскости то ли ради прочности брачных уз, то ли из каких-то других, менее понятных соображений. Однако отец Барнс замечал, что в те редкие моменты, когда миссис Макбрайд испытывала сильное волнение, к ней возвращался ее родной кокни. Приход нанимал ее на двенадцать часов в неделю, и в ее обязанности входило по понедельникам, средам и пятницам убирать квартиру, стирать постельное и любое другое белье, накопившееся в бельевой корзине, а также готовить и оставлять на подносе незамысловатый обед. Предполагалось, что в остальные дни недели, включая выходные, отец Барнс заботится о себе сам. Никогда не существовало письменного свода обязанностей миссис Макбрайд — считалось, что относительно времени посещений и круга обязанностей она договаривается с каждым новым пастором напрямую.

Двенадцати часов в неделю было более чем достаточно, когда настоятелем служил молодой отец Кендрик. Он был женат на матроне, являвшей собой образец пасторской жены, — толковой полногрудой женщине-физиотерапевте, легко совмещавшей почасовую работу в больнице с приходскими обязанностями и умевшей держать миссис Макбрайд в форме со строгостью, коей она, несомненно, никогда не применяла по отношению к своим пациентам. Разумеется, никто не ожидал, что отец Кендрик у них задержится. Он лишь временно заполнял паузу между долгим — двадцатипятилетним — служением отца Коллинза и назначением его постоянного преемника, буде таковой нашелся бы. Церковь Святого Матфея, как не уставал повторять архидиакон, была лишним учреждением культа в Центральном Лондоне. При двух англиканских церквах, расположенных в радиусе трех миль, возглавляемых энергичными молодыми священниками и имевших влиятельные приходские организации, серьезно конкурирующие с социальными службами, храм Святого Матфея с его малочисленной престарелой паствой являл собой неприятное напоминание об упадке авторитета государственной церкви в центральных городских районах. Но тот же архидиакон говорил: «Ваши прихожане исключительно лояльны. Жаль, что они при этом не богаты. Ваш приход истощает наши ресурсы, это совершенно очевидно. Но продать его мы не можем. Считается, что здание представляет некий архитектурный интерес. Лично я никогда этого не мог понять. Этот несуразный купол… Совсем не английский, ведь правда? У нас здесь не венецианское Лидо, что бы там ни думал архитектор». Архидиакон, который, честно говоря, никогда не видел венецианское Лидо, взрастал на территории храма в Солсбери и, с определенными допусками, с детства точно знал, как должна выглядеть церковь.

Перед тем как отбыть в свой новый городской приход (смесь рас, мужской клуб, союз матерей, молодежные землячества — достойный вызов для амбициозного священника умеренно высокой церкви, ^[11] одним глазом косящего на митру), отец Кендрик коротко высказал свои соображения о Верил Макбрайд:

— Признаться откровенно, она меня ужасает. Я стараюсь держаться от нее подальше. Но Сьюзан, похоже, умеет с ней управляться. Вам надо бы поговорить с ней относительно ведения домашнего хозяйства. Лучше бы миссис Макбрайд восприняла от мужа не акцент, а религию. Тогда ее кулинарными талантами наслаждался бы теперь настоятель церкви Святого Антония. Я пытался намекнуть отцу Доновану, что у нас есть созревший плод, готовый упасть ему в руки, но Майкла не проведешь. Так что остается вам попытаться обратить его экономку миссис Келли в англиканство — и вы будете жить припеваючи.

Сьюзан Кендрик, ловко перекладывая газетами фарфоровый сервиз и стоя по щиколотку в стружке из упаковочных ящиков, охотно поделилась информацией, но мало утешила:

— За ней надо приглядывать. Готовит она просто, но неплохо, хотя репертуар у нее весьма ограниченный. А вот что касается домашней работы, то здесь она куда менее надежна. Вы должны с самого начала правильно себя поставить. Если вы зададите строгие правила и она будет знать, что вас не проведешь, все будет в порядке. Она работает здесь, конечно, очень давно, еще со времен отца Коллинза, ее нелегко заставить уйти. К тому же она преданный член конгрегации. По каким-то причинам церковь Святого Матфея ей подходит. Так вот, как я уже сказала, важно с самого начала правильно поставить себя. Да, и следите за своим шерри. Дело не в нечестности. Вы можете оставлять на виду все — деньги, часы, пищу. Просто она любит выпить. Лучше угощайте ее иногда сами. Так у нее будет меньше соблазна. Вряд ли вы сможете прятать спиртное под замок.

— Нет, что вы, конечно, нет! — воскликнул отец Барнс. — Я вас понял.

Но правильно поставила себя с самого начала именно миссис Макбрайд. У Барнса не было ни малейшего шанса. Он до сих пор, краснея от стыда, вспоминал то их первое, столь важное собеседование. С видом просителя он сел напротив нее в квадратной комнатке, служившей кабинетом, и увидел, как ее маленькие острые глазки, черные, как смородинки, обшаривают пустоты на полках, оставшиеся на тех местах, где прежде стояли фолианты отца Кендрика в кожаных переплетах, убогий ковер перед газовым камином, несколько эстампов, пришпиленных прямо к стене. И это еще не все, что она увидела.

Она безошибочно раскусила его самого, угадала его робость, его полную несведущность в вопросах домашнего хозяйства, недостаток в нем авторитетности — как мужчины и как священника. У него даже закралось подозрение, что она разгадала иные, более интимные его тайны. Его девственность, его почти позорный страх перед ее близким, тепло дышащим, ошеломляющим женским естеством, шаткость социального статуса человека, родившегося в крохотном стандартном домике на берегу реки неподалеку от Или, где он жил со своей вдовствующей матерью, которой приходилось прибегать к отчаянным ухищрениям благородной бедности, чтобы вырастить его, что было куда более унизительно, чем откровенная нищета. Он даже представлял себе выражения, в которых миссис Макбрайд будет докладывать о нем мужу: «Он не настоящий джентльмен, не то что отец Кендрик. Это сразу видно. Да и то сказать, отец отца Кендрика как-никак был епископом, а миссис Кендрик — племянница леди Николс. А откуда этот взялся, никому не известно». Порой ему казалось, что она знает даже то, насколько мал все убывающий остаток его веры, и что именно этот основополагающий порок, а не общая его ущербность лежит в основе ее презрения к нему.

Последней книгой, которую он брал в библиотеке, был роман Барбары Пим. С завистливым недоверием он прочел это изящное ироническое повествование о деревенском приходе, где викариев развлекали, кормили и вообще всячески ублажали прихожанки. Миссис Макбрайд живо пресекла бы что-либо подобное в приходе Святого Матфея. Она и на самом деле пресекла. В первую же неделю его службы миссис Джордан навестила его и принесла домашний фруктовый пирог. Миссис Макбрайд, увидев пирог в среду на столе священника, сказала:

— Ах, это один из знаменитых пирогов Этель Джордан? Холостому священнику вроде вас, святой отец, нужно держать с ней ухо востро.

Слова повисли в воздухе, отравленные скрытым намеком, и акт простой человеческой доброты был испоганен. Пирог прямо во рту превратился в безвкусное тесто, и, откусывая кусочек, отец Барнс чувствовал себя так, будто совершает нечто непристойное.

Миссис Макбрайд явилась вовремя. При всем небрежении иными обязанностями пунктуальность была ее коньком. Он услышал, как поворачивается в замке ключ, и минуту спустя она уже была на кухне. Казалось, она вовсе не удивилась, увидев его неподвижно сидящим в плаще, словно он только что вернулся после мессы, и Барнс сразу догадался, что ей уже рассказали об убийствах. Он смотрел, как она в прихожей аккуратно снимает шарф, выпуская на волю зачесанные кверху волны неестественно черных волос, вешает пальто в шкаф, снимает с крючка на кухонной двери рабочий халат, оставляет у порога уличные туфли и сует ноги в домашние шлепанцы. Заговорила она не раньше, чем поставила на плиту чайник, чтобы, по обыкновению, сварить им обоим утренний кофе.