Нил Уайт - Игра на выбывание
– А вдруг наоборот? Просто на работе у меня есть повод проявить свою внутреннюю суровость.
– Нет, мы оба стали кем хотели, но в душе остались прежними. Неужели ты и дома такая же злющая, как на работе?
Ким отвела взгляд, и Джо понял, что его замечание ее расстроило.
– Иногда трудно бывает переключиться, – ответила Ким. – Я принимаю решения, которые могут разрушить чью-то жизнь. Никогда нельзя заранее угадать последствия. Это большая ответственность, но Шон, похоже, думает, что, переступив порог, я должна волшебным образом превращаться в ласковую хранительницу домашнего очага. А на меня к вечеру такая усталость накатывает… – Ким глубоко вздохнула и подняла бокал. – Знаю, я полный трудоголик, но как представлю, что начнется, когда домой вернусь… – Отпив глоток из своего стакана, Ким произнесла: – А ты изменился.
– В какую сторону?
– Наверное, стал более зрелым. Более серьезным. И смеешься меньше.
– Просто жизнь невеселая пошла, – произнес Джо, снимая пиджак и повесив его на спинку соседнего стула.
– Ну давай, выкладывай, зачем звал, – произнесла Ким. – Не затем же, чтобы на тяжелую жизнь поплакаться. Знаешь, как говорят – кончил дело, гуляй смело? Вот и давай сначала разберемся с делом. Итак, Ронни Бэгли.
– Не понимаю, о чем ты.
– Раньше ты меня в пабы не приглашал. Спрашивается, с чего вдруг такая любезность?
Джо хотел было все отрицать, но потом решил, что это бесполезно – его хитрости шиты белыми нитками.
– Ладно. Поговорим о Ронни Бэгли, – кивнул он.
– Это официальная встреча? Записи делать нужно?
– Нет, просто поболтаем по-дружески, – ответил Джо.
– Если хоть что-то из того, что я сейчас скажу, будет использовано на суде, больше я с тобой по-дружески болтать не стану.
– Сама знаешь, я всегда бьюсь до последнего, но запрещенными приемами не пользуюсь.
Ким задумчиво помолчала и наконец произнесла:
– Хорошо. Ну и что ты хотел узнать?
– Насчет сегодняшнего утра… – начала Джо.
– Ты про слушание?
– Естественно.
– Продолжай.
– Вообще-то, я даже не про само слушание, а про тебя… Карьеру мы с тобой начинали вместе. Уж мне ли не знать, какой ты прокурор! Отступать – не твой принцип.
Несколько секунд Ким вертела в руках стакан, внимательно следя за подрагивающей пеной.
– Иногда приходится. Не всегда удается отстоять позиции.
– Нет, тут что-то другое. Ронни Бэгли предъявлено обвинение в убийстве. Я ведь молол всякую чушь, работал на публику, пытался произвести впечатление на клиента. Не ожидал, что ты так легко сдашься.
– Я не сдавалась.
– А вот и сдалась. Почуяла, что судья не на твоей стороне, и вместо того, чтобы отстаивать собственную правоту, просто сложила оружие. И вообще, ты бы ни за что не позволила выйти на свободу человеку, который убил женщину и ребенка. И ради чего – ради того, чтобы уберечь себя от нескольких минут позора! На тебя это не похоже, Ким. Ты запросто могла бы повернуть ситуацию в свою пользу. Произнесла бы пламенную речь о виновности Бэгли, и мне бы осталось только локти кусать!
– Это что за намеки?
– Чувствую, есть в этом деле какие-то подводные течения. Мне эта мысль весь день покоя не дает.
– Какие еще течения?
– Есть два варианта. Первый – ты считаешь, что Ронни невиновен, и позволила совести одержать победу над профессионализмом. Однако, судя по материалам дела, весомые доказательства невиновности отсутствуют.
– А второй вариант?
– Ты уверена в виновности Ронни, но хотела, чтобы он вышел на свободу.
– Ну, и какая нам, по-твоему, от этого польза?
– Нам? Все интереснее и интереснее…
– Хватит нести чушь.
– У меня сложилось впечатление, что сегодня утром решение принимала не прокурор Ким, – произнес Джо, – а Ким – пособница полиции. Во всяком случае, с юридической точки зрения твой поступок совершенно не оправдан. Ты поддалась, чтобы помочь расследованию. Тебе кажется, что обвинение Ронни предъявили слишком рано – не хватает улик. Ситуация выглядит вполне благовидно – освобождения под залог я добивался по собственной инициативе, никто не помогал мне уговаривать судью. Но ты хочешь, чтобы нашли тела, потому что тогда Ронни будет проще отправить в тюрьму. Ты рассудила – если Бэгли будет разгуливать на свободе, полиция установит за ним слежку и попытается напасть на след.
Ким осушила стакан до дна. Теперь глаза ее больше не сияли, взгляд стал холодным.
– Не имею права обсуждать такие темы, – бросила она.
– Этими отговорками ты только подтверждаешь, что я прав.
– А может, ты просто ловко выкрутился, Джо. В свои силы надо верить, хотя бы иногда. – Ким встала и потянулась за сумкой. – Мне пора.
– Уже? Так скоро? Может, останешься?
Джо протянул к ней руку. Ким печально улыбнулась.
– Если бы ты просто хотел встретиться и поболтать о прежних временах, я бы еще подумала. Но вот так… Нет, не могу. – Ким поцеловала его в щеку холодными от пива губами. – До встречи, Джо.
Он проводил ее взглядом. Постепенно холодный след от ее поцелуя таял. Джо откинулся на спинку сиденья, ощущая внутри пустоту. Ким была не первой женщиной, которая его покинула, Джо уже успел к этому привыкнуть. Единственное, о чем жалел, – у него не хватало духу, чтобы бороться за них, убедить, что стоит остаться. Джо вскинул стакан и произнес:
– Да-да, до встречи.
Но алкоголь утратил свою притягательность.
Глава 24
Он закрыл глаза и, закинув голову, вытянулся в полный рост. Сделал долгий, глубокий вдох, втянув в себя прохладный ночной воздух. Уже стемнело, небо стало темно-синим, каким оно бывает только по вечерам в начале лета. После дня, наполненного шумом, он постарался как следует насладиться тишиной.
Он вернулся. Это его территория, его владения. Невдалеке раздавались звуки города – машины, трамваи, иногда – звон разбитой бутылки или крики пьяного. Но все это было за пределами высоких, надежных стен. Тем, что происходило за ними, он управлять не мог. А здесь – совсем другое дело. Здесь все было ему знакомо, он знал, что прячется в каждой тени, заглядывал во все темные углы, нарушал мирную тишину эхом своих шагов.
Он приходил сюда, чтобы проводить длинные ночи наедине со своими воспоминаниями. Здесь можно притвориться, что на самом деле они не погибли, будто его присутствие каким-то образом может все изменить. Он присматривал за ними, заботился о них, пока природа не отняла их, не обратила в прах.
Воздух наполняли приятные, знакомые запахи. Холодная сталь, ржавое железо, сырые кирпичи, аромат папоротников, пробившихся сквозь бетон. Эти запахи напоминали обо всех ночах, которые он провел здесь в одиночестве. Здесь он ходил, иногда вздрагивая от звуков, доносившихся из тени. Успокоиться удавалось, только когда наступление рассвета прогоняло угрозу до следующей ночи. И тогда все начиналось сначала, но с каждым разом страх становился все сильнее и сильнее.
Но это было еще не самым худшим. Не все его ночи были долгими и одинокими – бывало, до утра у него не находилось другой компании, кроме собственного воображения. Другие ночи были гораздо страшнее. Крики. Погоня. Борьба. Попытки вырваться, дрожащие ресницы. Воспоминания вспыхивали, как вспышки света.
Он открыл глаза. Сквозь прорехи в крыше светили звезды – всего лишь точки в темноте. Вид ночного неба закрывали зазубренные края сломанного металла, местами части кровли провалились. Причиной был и вандализм, и обыкновенное запустение. Место, где он стоял, никто не посещал больше шестидесяти лет, и с тех пор природа успела взять свое. Каждый раз, приходя сюда, он чувствовал благоговение. Трудно предположить, что такое место может найтись в самом сердце города. Казалось, оно вышло прямиком из далекого прошлого. Нельзя не уделить ему внимание. Как символично – за новым и современным скрываются распад и заброшенность, остатки былого великолепия больше никого не волнуют.
Однако находиться здесь было тяжело. Ему не давали покоя тени и яркий лунный свет, проникавший внутрь сквозь прорехи. Те участки, куда падали лучи, казались серыми. В них можно было разглядеть насекомых. Другие же оставались в темноте. Он снова закрыл глаза. Хотелось услышать звуки. Они помогали оживить это место. Одни были близкими, другие далекими. Иногда он слышал легкое царапанье когтей по бетону, но стоило их обладателю добежать до разросшейся травы, и звук затихал. Или хлопанье крыльев – под крышей свили гнезда птицы. Они кружили наверху, поэтому за звуками их полета надо было следить. Иногда они задевали его крыльями, и в волосах оставались грязные перья. При этой мысли его передернуло, и он сосредоточился на других, тихих звуках, которые не могли заглушить доносившийся из-за стен шум. Однако он их слышал. Это были призраки прошлого, здешние кирпичи хранили воспоминания. Шорохи, шаги, сигналы, стук колес, свист, похожий на крик.
