Кристофер Мур - Дом духов
Бартлет поднял глаза к потолку.
– А уши циветты?
– Ах да, бедная циветта… После того, как питон уполз, крысы вернулись в бар и отгрызли уши циветты. Конечно, тайцы верят, что крысы сделали это в отместку. Что-то вроде предупреждения на крысином языке не покупать нового питона. Крысиное вымогательство, если хочешь. Я лично думаю, крысы будут грызть что угодно.
Рассказ о циветте закончился. Кальвино прикончил свою выпивку и заказал еще.
– Кто тебе рассказал эту историю?
– Червь.
– Кто такой Червь?
– Бен Хоудли. Это его школьное прозвище.
– Откуда оно?
– Кто знает, откуда берутся прозвища?
Винсент вспомнил компьютерный файл Бена под названием «Червь», а в другом файле имя Бартлета стояло в списке людей, которые инвестировали деньги в биржу через Хоудли. Интересно, не затаил ли Бартлет обиду на Бена, обвиняя его в своих потерях?
– У тебя есть теория, кто мог его убить?
Бартлет улыбнулся, лицо его дернулось.
– Кому это надо знать?
– Мне надо знать.
– А, я понял. У тебя появилась еще работа. Интересно, наняла бы тебя моя мать, если бы я погиб в Бангкоке?
– Я слышал, он проиграл много денег, принадлежавших другим людям.
Лицо Бартлета смягчилось.
– Он проиграл довольно крупную сумму моих денег. Но даже в Бангкоке фаранги обычно не убивают другого фаранга из-за финансовых потерь. И уж, конечно, не пулей в затылок. Это стиль казни. Китайско-тайский стиль, если хочешь знать мое мнение. Хотя токсикоман мог это сделать. Во всяком случае, это было нечто вроде шока. Я имею в виду Бена.
Кальвино увидел, как вошел таец в дорогих туфлях, черной шелковой сорочке и белых брюках в сопровождении пары телохранителей.
– Вот мой интервьюируемый, на тридцать минут опоздал, – сказал Бартлет и встал из-за стола.
Кальвино узнал это лицо по фотографиям в газетах. Это был Чанчай. Хозяин «Африканской Королевы» поклонился и сделал вай[16]. Другие служащие – их лица превратились в маску страха, такое же выражение он помнил на лице Тик – тоже сделали вай и растворились в тени. Будто босс мафии вошел в ресторан в Маленькой Италии, распространяя вокруг себя ужас своей кривой ухмылкой.
– Мне надо идти, – сказал Бартлет. – Надеюсь, ты найдешь убийцу Бена.
– Представь меня.
– Ну, э…
Винсент уже встал из-за стола и протянул руку.
– Меня зовут Кальвино. Мы говорили о змеях в Патпонге до вашего прихода.
Чанчай пристально посмотрел на сыщика, потом расплылся в улыбке. Он был мусульманин с юга, наследник культуры насилия, мести и ненависти. Подростком он занимался контрабандой: поставлял электронику в Таиланд и наркотики в Малайзию. Его мать продали в бордель, когда ей было двенадцать лет. Чанчай не знал, кто его отец, случайный клиент борделя, но у него были малайские черты лица. Сначала Чанчай занимался в Бангкоке кикбоксингом. Он не получил образования, но знал жизнь улиц, быстро соображал и играл жестко. Говорили, что он убил девять человек. Его одолевало основное стремление отверженных и нищих: постоянная жажда власти, уважения и признании. Его, сына проститутки, всю жизнь считали ничтожеством. Ему приходилось кое-что доказывать; приходилось создавать семью из ничего. В Патпонге с Чанчаем считались, важные люди замечали и боялись его, уважали его, оказывали ему почести.
– Мистер Кальвино – частный детектив, – сообщил Бартлет.
Мафиозо ухмыльнулся, положил свой мобильный телефон и нагнулся вперед, две цепочки по пять батов каждая мягко закачались на его шее. Он крикнул хозяину, чтобы тот прислал Винсенту еще одну порцию спиртного. Затем протянул руку, и Кальвино пожал ее. У Чанчая было крепкое рукопожатие; этот человек не отпускал схваченное.
– Выпивка за счет заведения.
Бартлет, Чанчай и двое охранников быстро вышли. Кальвино посмотрел на опустевший бар и побрел в задние помещения. Тик исчезла из дверного проема. Он прошел сквозь китайскую занавеску из бусин в коридор. Налево был указатель к туалетам, а направо – лестница, ведущая наверх. Сверху доносилась музыка – где-то вдалеке играли «Позвони в мою дверь». Кальвино поднялся по лестнице и нашел ряд маленьких комнат, где девушки принимали клиентов за определенную плату. Голая электрическая лампочка свисала с потолка и светила всегда тускло. Вдоль стенки стояли книжные шкафы, уставленные туфлями на высоких каблуках, маленькие столики были завалены всякой дребеденью – газетами, ручками, чашками, мертвыми растениями, – а в воздухе висел сильный запах духов и затхлого сигаретного дыма.
– Тик! – позвал Кальвино.
Ответа не было. Он позвал ее еще несколько раз, шагая по коридору направо.
– Сюда! – раздался ее голос. – Моя подруга, она говорить с тобой сейчас. Она тебе все рассказать. – Тик появилась в дверях одной из личных комнат. Идиотские слова все той же песенки неслись из комнаты у нее за спиной.
– Что ты здесь делаешь?
– Что? – Она не расслышала его из-за музыки.
Винсент придвинулся ближе и крикнул:
– Зачем ты пошла наверх?
– Ты все разговаривай со свой друг. Мне очень скучно.
Голос ее звучал немного сердито. Инь терпеть не могли долгие беседы фарангов с быстрыми, рублеными английскими фразами, которых они не понимали и которые не имели к ним никакого отношения. Ей было совершенно все равно, что крысы обгрызли уши чучела циветты.
Кальвино уловил внезапно изменившееся выражение ее лица. Тик сжала губы, прищурила глаза, глядя прямо сквозь Кальвино.
– Мае! – вскрикнула она, пятясь.
Винсент наполовину обернулся, блокируя удар большого ножа, занесенного над ним, который едва не проткнул ему спину. Катои прижал его к стене и сунул руку в его пиджак, нащупывая револьвер. Он помнил, подумал Кальвино. Катои плюнул ему в лицо и попытался укусить. Его зубы вонзились в плечо Винсента, и тот закричал от боли. «Сволочь», – произнес он, когда Кальвино сильно врезал ему по спине между лопаток. Ноздри катои раздувались, глаза стали бешеными от ненависти.
– Разве я звонил в твою дверь, дорогой?
Его локоть врезался в челюсть Кальвино сбоку апперкотом, как в карате. Удар был такой силы, что сбил сыщика с ног. Он свалился на пару столиков и на книжный шкаф. Туфли на высоких каблуках, лак для волос, растворитель краски, накладные ногти, тряпки, старые газеты, пилочки для ногтей – крысиное гнездо из старья рассыпалось по полу, разбиваясь и разлетаясь на куски. Винсент вскочил с пола, стараясь восстановить равновесие. Катои не обратил на него внимания, и Кальвино проследил за его взглядом: он смотрел на револьвер, который выпал и отлетел в сторону. «Дерьмо», – пробормотал он. Катои нырнул за оружием, но Тик выбежала вперед и ногой оттолкнула револьвер прочь от нападавашего, который швырнул в нее баллончик лака для волос. Тик убежала в коридор.
– Ты сука, стерва! Я тебя тоже убью! – крикнул катои.
Хлопнула дверь. Кальвино услышал, как щелкнул замок. Тик в безопасности, подумал он.
– Давно не виделись, – произнес Винсент, когда катои снова обернулся, поднял свой нож и бросился на него. – Где ты научился этому приему карате? Неплохо. Может, расскажешь мне, кто меня подставил сегодня утром? – Он протянул руку и схватил первый острый предмет, попавшийся ему. Это была шариковая ручка «Хай-супер». – Давай поговорим, пока никто не пострадал. Ладно? – Он сжал в ладони ручку и поднялся, медленно пятясь.
Катои сделал выпад, вложив все силы в удар. Он промахнулся и, почти озверев, поднял нож над головой и нанес удар сверху вниз. Его губная помада размазалась, он продолжал наступать с решимостью фанатика. Лицо его было обезображено по́том и синяками. Он облизнул губы и поманил Кальвино к себе.
– Мы могли бы стать друзьями, – сказал Винсент, пригнулся и попятился назад. При сильном свете голой лампочки он видел шрам в виде полумесяца под правым глазом катои.
– Я убью тебя, – ответил тот, перекладывая нож из одной руки в другую.
– Полагаю, дружба исключается, – произнес Кальвино.
Тут он споткнулся, его нога зацепилась за один из столиков, которые он только что опрокинул. Когда Винсент упал, освещенный сиянием яркой лампочки, катои бросился вперед, целясь ему в грудь. Сыщик отбил нож бутылкой антисептика, которая разлетелась в его руке. Пока неприятель в замешательстве выпрямлялся, отбрасывая гротескную, горбатую тень на стену, он обеими руками вонзил шариковую ручку ему в глаз. Ему показалось, что он воткнул свечку в праздничный торт через неделю после дня рождения. Три дюйма твердого пластика проникли в глаз и прошли сквозь ткани, кровеносные сосуды прямо в мозг. «Позвони в мою дверь» эхом разносилась в тишине, заглушив вопль раненого. В какое-то ужасное мгновение катои содрогнулся, из дыры на его лице хлынула желтоватая жидкость, смешанная с кровью, которая быстро пропитала пол.
