Засуха - Харпер Джейн
В этот раз, решительно миновав дом, он направился прямиком к большому амбару. Посмотрел на крошечную камеру наблюдения, установленную над дверью. Выглядела она дешево и функционально. Тускло-серый пластик, маленький красный огонек — камеру легко было и вовсе не заметить, если не знать, что она здесь.
Фальк представил себе Люка, как он, стоя на стремянке, прилаживает камеру. Тщательно выверяет кадр. Камера была направлена так, чтобы в кадр попали, по возможности, все входы-выходы в амбары и сараи, где хранилось ценное сельскохозяйственное оборудование. Дом во внимание явно не принимался; жалкий кусочек подъездной дорожки явно попал в кадр случайно. Ферма не разорится, если жулики сопрут из гостиной телевизор пятилетней давности. Исчезни из амбара водяной фильтр— это была бы уже совсем другая история.
Фальк задумался. Если в тот день сюда приехал кто-то другой, известно ли ему было про камеру? Или просто повезло?
Будь Люк за рулем, он бы знал, что номер его пикапа попадет в кадр, подумал Фальк. Но, может, к тому моменту ему было уже все равно. Фальк пересек двор и обошел вокруг дома, внимательно приглядываясь ко всему. Рако явно придерживался своего намерения отвадить любопытствующих. Все жалюзи были опущены; все двери — крепко заперты. Смотреть тут было не на что.
Чувствуя необходимость прочистить мозги, Фальк, оставив дом позади, отправился прямиком через поля. Участок Хэдлеров шел вдоль изгиба реки Кайверры. Впереди, на меже, виднелась рощица эвкалиптов-призраков. Летнее солнце низко висело в небе тяжелым оранжевым шаром.
Лучше всего ему думалось на ногах. Обычно он наматывал круги по кварталу вокруг своего офиса, увертываясь от трамваев и туристов. Или, когда он бывал совсем уж в тупике, — вокруг ботанического сада на берегу океана: километр за километром.
Фальк помнил, что когда-то чувствовал себя здесь как дома. Но теперь все казалось совершенно другим. В голове у него до сих пор не прояснилось. В ушах отдавались собственные шаги по твердой спекшейся почве и доносившийся с деревьев птичий гомон. Казалось, попугаи здесь орали еще пронзительней.
Он был уже практически на меже, но вдруг замедлил шаг, а потом и остановился совсем. Он и сам не знал, отчего его вдруг оставила уверенность. Впереди безмолвной тенью застыла полоска деревьев. Ничто не двигалось. Неприятное ощущение вдруг щекотнуло шею, плечи. Даже птицы, казалось, примолкли. Чувствуя себя немного глупо, он глянул через плечо. Поля пусто пялились на него в ответ. В отдалении лежала безжизненная ферма Хэдлеров. Он же обошел вокруг всего дома, сказал себе Фальк. Никого там не было. Никого больше в этом месте не осталось.
Он повернул обратно, в направлении реки; в груди по-прежнему трепыхалось какое-то неопределенное дурное предчувствие. Ответ, казалось, вертелся совсем рядом и вдруг обрушился на него со всей оглушающей ясностью. Там, где он сейчас стоял, он должен был слышать шум реки. Вполне отчетливое журчание воды, прокладывающей себе путь меж полей. Он закрыл глаза и вслушался изо всех сил, будто стараясь вызвать звук волевым усилием. Ответом была напряженная тишина. Он открыл глаза и побежал.
Вот он вбежал под деревья, вколачивая каблуки в утоптанную землю тропинки, не обращая внимания на хлещущие по ногам ветви. Подбежал, тяжело дыша, к реке и резко затормозил у самого края. Мог бы этого и не делать.
Полноводная когда-то река пыльным шрамом лежала между своих берегов. Пустое, обнаженное русло тянулось в обоих направлениях, безо всякого смысла следуя изгибам, проложенным текущей водой. Ложе, высеченное рекой за долгие столетия, было теперь растрескавшейся мозаикой из камней и сорной травы. Вдоль берегов неопрятной бахромой свисали обнажившиеся корни деревьев.
Это было отвратительное зрелище.
Не в силах осознать то, что он видел своими глазами, Фальк спустился на дно бывшей реки, обдирая руки и ноги о спекшуюся землю. Он встал в самой середине русла, окруженный пустотой, там, где когда-то было столько воды, что тяжелые волны сомкнулись бы у него над головой.
Те самые волны, в которых они с Люком каждое лето ныряли, плескались, брызгались друг в друга, впитывая кожей речную прохладу. Те волны, в которые он вглядывался часами в ясные летние дни, ощущая плечом молчаливое присутствие отца, с удочкой в руке. Те самые воды, которые хлынули в горло Элли Дикон, жадно заполняя все уголки ее тела, пока в нем не осталось места для самой Элли.
Фальк попытался вздохнуть, но теплый, почти жидкий воздух, казалось, залепил ему гортань. Собственная наивность казалась ему теперь глупостью, граничащей с безумием. Как только он мог подумать, что свежая вода до сих пор течет среди этих полей, усеянных мертвым скотом? Как мог он тупо кивать при слове «засуха», не осознавая при этом, что река пересохла?
Он стоял на трясущихся ногах; перед глазами все плыло. Вокруг носились какаду и истошно орали в оранжевое, как угли, небо. Совсем один, стоя внутри кошмарной сухой раны, Фальк закрыл лицо руками и закричал.
Глава четырнадцатая
Фальк долго сидел на берегу, ощущая, как оцепенение мало-помалу овладевает его чувствами, пока тяжелое солнце медленно катилось к горизонту. В конце концов он заставил себя подняться на ноги. Становилось темно. Он знал, куда направится дальше, но не был уверен, что может найти нужное место в сумерках.
Повернувшись спиной к дорожке, ведущей на ферму Хэдлеров, он отправился в противоположном направлении. Двадцать лет назад вдоль реки шла узенькая тропка. Сейчас Фальку приходилось полагаться исключительно на свою память, пробираясь сквозь сухой бурьян, над обнажившимися древесными корнями.
Он шел, выискивая взглядом тропу, боясь сбиться с пути. Главный ориентир — полноводная река — также отсутствовал, и он несколько раз чуть не потерял тропинку. Местность совершенно изменилась, и знакомые вехи отсутствовали. Он уже начал беспокоиться, что забрался чересчур далеко, как вдруг понял, что дошел. Накатило облегчение. Это было совсем рядом с берегом, среди разросшихся зарослей. Пробираясь сквозь переплетенные ветви кустарника, он вдруг ощутил вспышку радости, и — в первый раз с тех пор, как он приехал в Кайверру, — что-то похожее на ностальгию. Он протянул руку. Оно было здесь, и оно ничуть не изменилось.
Дерево-скала.
— Черт, куда они подевались?
Элли Дикон, хмурясь, разворошила кучку опавших листьев мыском изящного сапожка.
— Они где-то здесь, внизу. Я слышал, как они стукнули о землю.
Аарон шарил вокруг дерева-скалы. Он присел на корточки, вороша засохшие листья в поисках ключей, оброненных Элли. Она наблюдала за ним из-под ресниц и без особого энтузиазма переворачивала мыском сапога мелкие камушки.
Фальк провел рукой по стволу дерева-скалы и по-настоящему улыбнулся — чуть ли не в первый раз за несколько дней. Ребенком он воспринимал это как некое чудо природы: огромный эвкалипт вырос рядом с гигантским валуном, так близко, что ствол обвивался вокруг камня, заключая валун в узловатые объятья.
Ребенком Фальк никак не мог взять в толк, почему другие не видят в дереве ничего необычного. Туристы с рюкзаками проходили мимо чуть не каждую неделю, едва задерживаясь взглядом, и даже для других ребят дерево было всего лишь еще одним — довольно странным — ориентиром. Но Фальк каждый раз думал о том, сколько лет понадобилось дереву, чтобы обрасти камень. Миллиметр за миллиметром. От этого возникало головокружительное ощущение, будто он — крошечная точка, парящая во времени. Ему это нравилось. Теперь, двадцать лет спустя, он смотрел на дерево-скалу и переживал заново то же самое чувство.
Аарон с Элли были совсем одни, и в шестнадцать лет это была ситуация, которой он одновременно жаждал и боялся. Он безостановочно что-то говорил и бесил этим даже самого себя.
Но разговор постоянно провисал, будто попадая то и дело в воздушные ямы. Раньше такого никогда не бывало, но теперь «ямы» появлялись в их беседах постоянно, как некая системная ошибка.
Теперь Аарон постоянно подыскивал слово, фразу, хоть что-нибудь, что вызвало бы какую-то иную реакцию, кроме кивка или поднятой брови. Иногда — редко — он попадал в точку: у нее чуть вздрагивал уголок губ.
Он любил эти моменты. Мысленно отмечал, что именно было сказано, откладывал в памяти, чтобы проанализировать на досуге. Пока, к сожалению, никакой закономерности не прослеживалось.
Большую часть времени после уроков они провели в тени дерева-скалы. Элли казалась еще более отстраненной, чем обычно. Уже дважды он спрашивал ее о чем-то, а она, казалось, даже не слышала. В конце концов, в ужасе от того, что он мог ей наскучить, он предложил пойти отыскать Люка или Гретчен. К его облегчению, она потрясла головой:
— Не думаю, что готова иметь дело с хаосом прямо сейчас, — сказала она. — Нам и вдвоем неплохо, да?
— Да, конечно! — Ему-то уж точно не было плохо. Стараясь говорить небрежным тоном, он спросил: — А что ты думаешь делать вечером?
Она скорчила рожицу.
— Я работаю. — В последний год она стала иногда подрабатывать в молочном баре. В основном это выражалось в том, что она стояла за прилавком со скучающим выражением на лице.
— Ты же вчера вроде тоже работала?
— Молочный бар открыт каждый вечер, Аарон.
— Я знаю, но… — Обычно она так много не работала. Ему вдруг подумалось, что, может, она ему лжет. Но он тут же понял, насколько это нелепо. Стала бы она напрягаться.
Он наблюдал, как она лениво подбрасывает и ловит связку ключей, сверкая на солнце фиолетовыми ногтями. Он набирался храбрости протянуть руку и выхватить из воздуха связку. Он бы слегка ее подразнил, так, как это сделал бы Люк. А потом… Аарон не был уверен, что потом. Так что для него стало чуть ли не облегчением, когда Элли подбросила ключи слишком высоко и они, пролетев над их головами, нырнули куда-то назад. Связка звякнула о валун, потом с глухим металлическим стуком упала на землю.
