Жорж Сименон - Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш (сборник)
Патрон заговорил со мной со всей серьезностью, как если бы речь шла о крайне важном деле или об очень значительной персоне.
– Месье Симу необходимо ознакомиться с работой криминальной полиции, ему это нужно для написания романов. Как он мне только что рассказал, большая часть человеческих драм разыгрывается именно в этом здании. Он также объяснил, что ему не столь важны детали механизма расследования – эти подробности он уже смог почерпнуть из документов, – как желательно знать все о той обстановке, в которой проходят операции.
Я лишь изредка поглядывал на молодого человека. Ему было около двадцати четырех лет, худой, волосы почти такие же длинные, как у патрона; но главное, что я мог о нем сказать, – ему чужды сомнения, и прежде всего он не сомневается в самом себе.
– Я полагаю, что вы согласитесь показать гостю наше скромное учреждение, Мегрэ?
Уже направляясь к двери, я услышал, как вышеупомянутый Сим произнес:
– Прошу прощения, месье Гишар, но вы забыли сказать комиссару…
– Ах да! Вы правы. Месье Сим, и он это подчеркивает, не является журналистом. Поэтому мы ничем не рискуем: он никогда не разместит в газетах материалы, которые не должны подвергаться огласке. Он обещал, хотя я его об этом и не просил, использовать все, что он здесь увидит или услышит, исключительно в своих романах, причем в совершенно измененной форме, чтобы не создавать нам никаких сложностей.
Также я слышу, как патрон важно добавляет, склоняясь над корреспонденцией:
– Вы можете доверять ему, Мегрэ. Он дал мне слово.
Я уже тогда почувствовал, что неизвестный писатель сумел заговорить зубы Ксавье Гишару, и впоследствии получил этому доказательства. Итак, месье Сим очаровал моего патрона не только молодой дерзостью; существовала еще одна деталь, о которой я узнал позднее. Дело в том, что кроме службы у начальника полиции была еще одна страсть – археология. Он состоял членом нескольких научных обществ и написал внушительный труд (который я никогда не читал) об истоках возникновения района, на месте которого раскинулся Париж.
Как оказалось, наш Сим об этом знал – я частенько спрашиваю себя, было ли это случайностью – и завел беседу об археологии.
Вероятно, поэтому патрон обратился лично ко мне? Почти каждый день на набережной Орфевр кто-нибудь вынужден «принимать гостей». В основном речь идет о высокопоставленных иностранцах, так или иначе связанных с полицией своей страны, иногда просто о влиятельных избирателях, прибывших из провинции и гордо размахивающих удостоверением своего депутата.
Все это стало обыденным. Экскурсия по криминальной полиции напоминала осмотр исторических памятников, и кто-то даже придумал короткую, но скучную речь, которую каждый сотрудник выучил почти наизусть.
Но обычно всем этим занимаются простые инспекторы, и должна прибыть действительно фигура первой величины, чтобы к «экскурсии» подключили начальника отдела.
– Если вы хотите, – предложил я, – сначала мы поднимемся в службу антропометрии.
– Я бы предпочел начать с вестибюля, если вас это не сильно затруднит.
Тут я первый раз удивился. Впрочем, мой спутник произнес эту фразу самым обезоруживающим тоном и, застенчиво взглянув на меня, пояснил:
– Понимаете, я хотел бы пройти тем же путем, по которому обычно следуют ваши подопечные.
– В таком случае нам следует начать с камеры предварительного заключения, так как большая часть подозреваемых проводит ночь именно там, а затем, уже утром, их доставляют в отдел.
Сим невозмутимо сообщил:
– Я посетил ее прошлой ночью.
Он не делал никаких записей. При нем не было ни блокнота, ни ручки. Несколько минут он постоял в застекленном зале ожидания, где в черных рамках висели фотографии полицейских, погибших при исполнении задания.
– А сколько в среднем их погибает в год?
Затем он пожелал осмотреть мой кабинет. Так уж случилось, что именно в это время рабочие затеяли там ремонт. Я временно занимал кабинет на антресольном этаже, представляющий собой яркий пример старого канцелярского стиля, с неизменной пылью, массивной мебелью из черного дерева и печью, растапливающейся углем, – их и сейчас еще можно встретить в зданиях некоторых провинциальных вокзалов.
Именно в этом кабинете я начинал свою карьеру, именно здесь я просидел пятнадцать лет, работая инспектором, и признаюсь, что до сих пор испытываю нежные чувства к этой большой печи. Зимой я любил набивать ее до отвала углем и смотреть на раскаленный красный чугун.
Это была не столько моя причуда, сколько маленькая хитрость, уловка. Посреди трудного допроса я вставал и начинал медленно перемешивать угли, затем с грохотом подкидывал полную лопату топлива, и проделывал все это с таким простодушным видом, что допрашиваемый был совершенно сбит с толку и не мог оторвать от меня глаз.
И хочу вам признаться, что, когда я переехал в свой новый, современный кабинет, оснащенный центральным отоплением, я не раз с грустью вспоминал о моей старенькой печке, но даже и не подумал просить разрешения – мне бы все равно отказали – забрать ее с собой.
Я приношу извинения, что столь подробно останавливаюсь на таких мелочах, но я и сам еще толком не знаю, куда выведут меня мои записи.
Гость внимательно осмотрел мои трубки, пепельницы, часы из черного мрамора, стоящие на камине, маленькую эмалированную раковину за дверью и полотенце, которое всегда пахло мокрой псиной. Он не задал ни единого вопроса, касающегося работы. Казалось, что документы интересовали его меньше всего.
– Если мы поднимемся по лестнице, то попадем в лабораторию.
Здесь он тоже рассеянно окинул взглядом частично застекленную крышу, стены, пол, манекен, которым мы пользуемся для восстановления некоторых деталей преступления, но его не заинтересовала ни лаборатория сама по себе, ни сложная аппаратура, с помощью которой здесь проводились исследования.
По привычке я хотел дать некоторые объяснения:
– Увеличивая примерно в сотни раз любой письменный текст и сравнивая его…
– Я знаю. Знаю.
И в этот момент он, будто между прочим, спросил меня:
– Вы читали Ганса Гросса?
Я никогда раньше даже не слышал этого имени. Впоследствии я узнал, что речь шла об австрийском следователе, который в 1880 году основал первую кафедру научной криминалистики в Венском университете.
Что касается моего гостя, то он прочел два солидных труда этого ученого. Он вообще много читал, в том числе большое количество книг, о существовании которых я даже не подозревал, и их названия молодой человек цитировал самым равнодушным тоном.
– Следуйте за мной по этому коридору, я покажу вам картотеку, в которой хранятся…
– Я знаю. Знаю.
Он начал меня раздражать. Складывалось впечатление, что меня оторвали от дел только для того, чтобы романист смог осмотреть стены, потолки и полы полицейского управления, а затем, взглянув на всех нас, составить некий инвентарный список.
– В этот час в службе антропометрии настоящее столпотворение. Должно быть, с женщинами уже закончили. Настала очередь мужчин…
Около двадцати совершенно голых мужчин, задержанных ночью, ожидали своей очереди, чтобы их измерили и сфотографировали.
– В конечном счете, – заявил молодой человек, – мне осталось лишь взглянуть на специальную медсанчасть при камерах предварительного заключения.
Я нахмурился.
– Посетителям туда вход запрещен.
В этом мало кому известном кабинете преступники или подозреваемые предстают перед судебно-медицинскими экспертами, которые проводят с ними несколько психологических тестов.
– Поль Бурже имел привычку присутствовать на подобных сеансах, – спокойно ответил мой гость. – Я попрошу разрешения.
Одним словом, у меня остались весьма тусклые воспоминания об этом человеке, столь же тусклые, как и тот далекий день. И если я не сделал ничего, чтобы поскорее завершить его визит, то лишь потому, что месье Сима порекомендовал сам патрон, а еще потому, что у меня не было никаких важных дел и надо было хоть как-то убить свободное время.
Когда мы вновь вернулись в кабинет, молодой человек сел и протянул мне кисет с табаком.
– Насколько я понял, вы тоже курите трубку. Мне всегда нравились люди, курящие трубку.
Как обычно, на моем столе лежала добрая полудюжина трубок, и писатель принялся изучать их с видом знатока.
– Над каким делом вы работаете в настоящее время?
Профессионально, сухим тоном я рассказал молодому человеку о ящике, оставленном на пороге ювелирной лавки, и заметил, что в этом случае преступники использовали совершенно новую технику.
– А вот и нет, – перебил меня месье Сим. – Подобная техника ограбления применялась восемь лет тому назад в Нью-Йорке, коробку положили перед магазином на Восьмой авеню.
