Мишель Бюсси - Пока ты не спишь
Ветер с моря вонял нефтью. Контейнеровозы стояли в пробке у входа в бухту Гавра – совсем как застрявшие на светофоре машины.
Вены на висках Марианны набухли от напряжения. Кровь и пот. Ей казалось, что проклятая лестница уходит в бесконечность, а вместо каждой оставшейся за спиной ступеньки впереди тут же появляется новая.
Зачем?
Возможно, Зерда не собирался тащить с собой мальчика и уж тем более грязную и лысую игрушку. Возможно, решил, что проще найти укромное местечко, столкнуть ребенка в яму и зарыть тело.
В небо взлетел еще один аэробус – до аэропорта было километра два, не больше. Там Зерда не проскользнет! – успокаивала себя Марианна. Туда мы отправили достаточно людей…
Еще несколько десятков ступеней. Лейтенант Лешевалье уже добрался до парковочной площадки, а Марианна нашла наконец правильный ритм и поднималась, машинально разминая пальцами серое плюшевое тельце, словно хотела убедиться, что игрушечному существу неопознанной породы действительно вырвали сердце и язык, что оно больше никогда не расскажет ни одной истории, не поделится секретом, не откроет тайны. Майор и ее подчиненные часами, снова и снова, слушали его сокровенные беседы с Малоном, но теперь все кончено.
Ладонь Марианны замерла на линялой шерстке, указательный палец вдруг нащупал кусочек более жесткой ткани. Она взглянула, не подозревая, какое открытие ее ждет.
Какую тайну хранит клочок замахрившегося акрила?
Она прищурилась, пытаясь прочесть буквы на ярлыке, и внезапно все поняла. Части мозаики, в том числе самые загадочные, сложились воедино.
Ракета, лес людоедов, пираты и затонувший корабль, тропический грызун, лишившийся памяти, сокровище, четыре башни замка – все эти бредни, которые пять дней подряд пыталась разгадать команда майора Огресс.
Они считали их выдумками слишком впечатлительного мальчика… А на самом деле…
Истина была у них под носом! Малыш Малон ничего не выдумал.
Нужно было всего лишь прочесть три слова на клочке ткани, пришитом к безмолвному свидетелю.
Каждый член бригады держал в руках старую игрушку, и никто ничего не заметил. Все только слушали болтливую крысу, но ни один не вгляделся повнимательней в любимца Малона, которого убийца сначала заставил замолчать, а потом зашвырнул на склон горы.
Марианна на мгновение прикрыла глаза. Если бы какой-нибудь телепат прочел сейчас ее мысли, перехватил их, как ловят обрывки чужого разговора, не зная сути истории, то наверняка решил бы, что она чокнутая!
Плюшевая игрушка не разговаривает, не плачет и не умирает. Года в четыре ребенок перестает верить, что она живая. Ну ладно, не в четыре – в шесть, максимум в восемь!
Любой человек, прочитавший первую главу этой истории, назовет ее бредом сумасшедшего. Да, любой – в том числе сама Марианна Огресс. Ее рациональная ипостась. Майор полиции.
Так было бы пять дней назад.
Она прижала плюшевого зверька к груди, оглянулась и почувствовала дурноту. На горизонте бесконечное пустое небо и море сходились, серая кружевная пена волн выплескивалась на тяжелые свинцовые облака.
Марианна услышала звук работающего двигателя – Ж. Б. уже выводил «рено меган» со стоянки, – встряхнулась и бросилась на штурм последних двадцати ступеней.
Теперь, когда истина открылась ей во всей полноте и ясности, оставалось ответить на последний вопрос.
Ты успеешь их остановить?
Четырьмя днями ранее…
Понедельник
День Луны[2]
Маленькая стрелка на 8, большая – на 7
– Мама шла быстро. Мы крепко держались за руки, мне даже было немножко больно. Она искала для нас место, чтобы спрятаться. И кричала. Но я не слышал – вокруг было ужасно много людей.
– Много людей? А что за люди там были?
– Ну… всякие… Они покупали разные вещи.
– Значит, ты видел магазины?
– Да. Много. Но мы тележку не брали, я нес большой рюкзак. С Джеком и пиратами.
– А вы с мамой тоже делали покупки?
– Да нет же, я уезжал на каникулы. Мама говорила: «Это будут до-о-лгие каникулы…» Я не хотел, вот мы и искали где спрятаться. Чтобы никто не увидел мой… приступ.
– Такой же, как случился в школе? Клотильда мне рассказала, что ты плакал. Сильно злился. Хотел все разгромить в классе. Такой приступ, Малон?
– Да.
– А почему ты разозлился?
– Потому что не хотел ехать с другой мамой.
– Вот, значит, в чем дело?
– …
– Ладно, мы еще поговорим о твоей другой маме. Потом. А сейчас соберись и постарайся вспомнить все, что сможешь. Опиши, что видел в том месте, где вы с мамой «очень быстро шли».
– Я видел магазины. Много. А еще «Макдоналдс», но мы туда не зашли. Мама хотела, чтобы я поиграл с другими детьми.
– А улицу ты помнишь? Еще какие-нибудь магазины?
– Мы были не на улице.
– А где же?
– Ну как на улице, но без неба!
– Ты уверен, Малон? Вы не видели небо? А стоянка возле магазинов была?
– Не знаю. В машине я спал, а потом мы оказались на улице без неба, и мама тащила меня за руку.
– Хорошо, Малон, успокойся, ты молодец. Знаешь что, подожди немножко, я покажу тебе фотографии, ты внимательно посмотришь и скажешь, узнаешь что-нибудь или нет.
Малон неподвижно сидит на кровати и послушно ждет.
Гути молчит. Притворился мертвым. Ничего, так бывает, когда будет можно, он оживет.
– Ну вот, Малон, смотри на экран. Узнаешь что-нибудь?
– Да.
– Вы с мамой были в этих магазинах?
– Да.
– Уверен?
– Ага. Там была такая же птичка – красная с зеленым. И попугай-пират.
– Ясно. Это очень важно, Малон. Я потом покажу тебе другие снимки, а сейчас рассказывай дальше. Где вы с мамой спрятались?
– В туалете. Я сидел на полу. Мама закрыла дверь, чтобы попугай не услышал.
– Что тебе говорила мама?
– Она сказала, что я все забуду, как ночные сны. Забуду, но должен стараться думать о ней каждый вечер перед сном. Думать изо всех сил. О ней и о нашем доме. О пляже. О пиратском корабле. О замке. Она все время повторяла, что картинки из моей головы исчезнут. Я не верил, но мама все время повторяла одно и то же. Ты забудешь, если перестанешь думать об этом перед сном. Все улетит, как листья с деревьев.
– А потом она отдала тебя твоей другой маме?
– Другая – не моя мама!
– Конечно, Малон, я поняла, потому и называю ее «другая мама». А что еще сказала твоя первая мама?
– Велела слушать Гути.
– Гути – это твоя игрушка? Привет, Гути! Значит, ты должен был слушать Гути?
– Да! Должен был, тайком.
– Он очень ловкий и умный, твой Гути! А как он помогает тебе не забывать?
– Говорит со мной.
– Гути с тобой разговаривает?
– Да.
– И когда же?
– Это секрет. Мама велела мне хранить его. А потом, в туалете, открыла тайну, как спастись от людоедов, если они захотят утащить меня в лес.
– Хорошо, я поняла и не буду об этом спрашивать. Больше мама ничего тебе не говорила, Малон?
– Говорила. Это…
– Что – это?
– Малон!
– Она назвала тебя по имени – Малон?
– Да. Мама сказала: Малон – красивое имя и ты должен на него отзываться.
– Но раньше тебя звали иначе? Помнишь как?
Малон мгновенно замыкается.
– Ничего, милый, бог с ним, с именем. Вспомни, что мама сказала потом.
– Ничего. Она плакала.
– Понятно. Можешь рассказать о доме, где ты жил раньше?
– Я почти ничего не помню. Гути редко об этом говорит.
– Но что-то у тебя в голове осталось? Ты рассказывал о море, о пиратском корабле, о башнях замка…
– Да! Сада там точно не было, только пляж. И море, прямо под окном моей комнаты. Я видел пиратский корабль, он был сломан пополам. А еще я помню ракету. И еще мне не разрешали уходить далеко от дома – из-за леса.
– Леса людоедов?
– Да.
– Опишешь мне его?
– Ладно. Деревья там высокие-превысокие, до самого неба. В джунглях живут людоеды, большие обезьяны, змеи, огромные пауки – ужас какие страшные, я видел одного.
– Больше ты ничего не помнишь?
– Нет.
– Ладно. Скажи мне… Малон. Я буду звать тебя Малон, пока мы не узнаем твое прежнее имя, идет? Вот и хорошо. Твой зверек, он какой породы?
– Он – Гути!
– Ясно… Гути. Поняла. Значит, он с тобой беседует. По правде. Не только у тебя в голове. Знаю, знаю, это секрет, но, может, все-таки объяснишь мне?
Малон затаил дыхание.
– Молчи, Гути! – шепотом приказал он, услышав шаги на лестнице. Караулить шумы в доме вошло у него в привычку, особенно по вечерам, когда он лежал в темноте под одеялом и слушал рассказы Гути.
Наверх поднималась Мама-да.
– Скорее, Гути, притворись, что спишь!
Его пушистый любимец успел замолчать вовремя: в комнату вошла Мама-да. Малон судорожно прижал игрушку к груди. Он очень гордился своим другом – Гути здорово притворялся.
Мама-да всегда чуть-чуть растягивает слова, особенно по вечерам, когда кажется такой усталой, что едва может договорить фразу до конца.
