Адское Воинство - Варгас Фред

— На пакете и кроссовках есть его отпечатки?

— Пока неизвестно, эксперты работают. Момо говорит, отпечатки наверняка будут, потому что он брал в руки эти кроссовки. Будто бы нашел у себя в шкафу пакет и захотел посмотреть, что там.

— Они его размера?

— Да. Сорок третьего.

— Это еще ничего не доказывает. Сорок третий — самый распространенный размер мужской обуви.

И снова Адамберг провел рукой по затылку, чтобы поймать катавшийся там электрический шарик.

— Но это еще не все, — продолжал Данглар. — Старик не заснул в машине и не сполз с сиденья. Он сидел прямо, когда начался пожар. А значит, поджигатель не мог его не заметить. Так что о непредумышленном убийстве можно забыть.

— Они новые? — спросил Адамберг.

— Кто?

— Кроссовки.

— Новые, а что?

— Скажите, майор, с какой стати Момо, решив поджечь машину, стал бы портить новые кроссовки, а если он это и сделал, то почему не избавился от них немедленно? А руки? Вы проверили, есть ли на них следы бензина?

— Эксперт приедет с минуты на минуту. Нам приказано все бросить и срочно расследовать это дело. Я назову фамилию, и вы сразу поймете, во что мы вляпались. Старик, который сгорел в машине, — это Антуан Клермон-Брассер.

— Ничего себе, — сказал Адамберг после минутной паузы.

— Да, — озабоченно произнес Данглар.

— И Момо случайно убил именно его?

— Почему случайно? Убивая Клермон-Брассера, он поразил капитализм в самое сердце. Может, втайне он всегда мечтал об этом.

Какое-то время Адамберг не прерывал рассуждений майора, он был занят тем, что одной рукой натягивал носки и надевал ботинки.

— Прокуратура еще не в курсе?

— Нет, мы ждем, когда будут результаты экспертизы рук.

— Данглар, что бы ни показала экспертиза, не направляйте ходатайство о предъявлении обвинения. Дождитесь меня.

— Не могу. Если следователь узнает, что мы затянули с ходатайством, а речь идет об убийстве Клермон-Брассера, то через час на нас напустится министр. Помощник префекта уже звонил, интересовался предварительными данными и требовал, чтобы мы взяли убийцу прямо сегодня.

— Кто теперь руководит группой Клермон?

— Две трети акций принадлежали главе семьи. Остальное было поделено между двумя его сыновьями. Это упрощенная версия. Если точнее, отец владел двумя третями в строительном и сталелитейном секторе. У одного из сыновей бо́льшая часть акций в секторе электроники, другой контролирует сферу недвижимости. Но на самом деле старик всем управлял сам и не имел ни малейшего желания подпускать сыновей к рулю. Год назад стали поговаривать, будто старик в последнее время допустил немало оплошностей и Кристиан, старший сын, собирается поместить его под опеку, чтобы не допустить развала фирмы. Тогда старик назло сыновьям решил жениться на своей домработнице, женщине из Кот-д’Ивуар, которая на сорок лет моложе его, уже десять лет спит с ним и всячески его обхаживает. Через месяц должна была состояться свадьба. У нее двое детей, мальчик и девочка, и старик Антуан собирался их усыновить. Возможно, он говорил это не всерьез, но, в принципе, холодная решимость старика иногда бывает разрушительнее, чем страсть юноши.

— Вы проверили алиби сыновей?

— Об этом не может быть и речи, — процедил сквозь зубы Данглар. — Они так потрясены, что не в состоянии говорить с полицейскими, нас просили позвонить позже.

— Данглар, кто из экспертов будет работать с нами по этому делу?

— Энцо Лалонд. Классный специалист. Не делайте этого, комиссар. У нас и так земля горит под ногами, да еще с двух сторон.

— Не делать чего?

— Ничего.

Адамберг убрал телефон в карман, потер затылок и протянул руку к холмам, чтобы выбросить электрический шарик и дать ему рассеяться в воздухе. От этого ему вроде бы полегчало. Не завязав шнурков, он быстро спустился по улочкам Ордебека к телефону-автомату, который заприметил еще раньше, когда шел от гостиницы Лео к центру. Будку не было видно с дороги, ее плотно окружали высокие зонтичные соцветия дикой моркови. Он позвонил в лабораторию и попросил к телефону Энцо Лалонда.

— Не волнуйтесь, комиссар, — сразу стал оправдываться Лалонд. — Я буду у вас самое позднее через сорок пять минут. Уже бегу.

— Не бегите. Вас задержали в лаборатории, потом вам никак не удавалось завести машину, и наконец вы попали в пробку или, что предпочтительнее, в аварию. Было бы чудесно, если бы вы разбили фару о столб. Или помяли буфер. В общем, придумайте сами, вы, кажется, сообразительный.

— Что-то не так, комиссар?

— Мне надо выиграть время. Возьмите пробы как можно позже, потом сообщите, что в процессе исследования была допущена ошибка. И завтра все придется начать сначала.

— Комиссар, — помолчав, сказал Лалонд, — вы понимаете, о чем просите?

— Об отсрочке на несколько часов, не больше. Вы выполняете приказ начальника и действуете в интересах следствия. Обвиняемый в любом случае отправится за решетку. Так разве вы не можете дать ему еще один день?

— Не знаю, комиссар.

— Ладно, Лалонд, без обид. Дайте трубку доктору Ромену и забудьте про этот разговор. Ромен сделает все, что нужно, и не будет трястись как осиновый лист.

— Ну хорошо, комиссар, будь по-вашему, — сказал Лалонд после еще одной паузы. — Однако услуга за услугу. Получилось так, что именно мне передали на анализ веревку, которой были связаны лапы у голубя. Я тоже попрошу вас об отсрочке, меня тут завалили работой.

— Согласен. Займитесь этим, когда у вас будет время. Только найдите хоть какую-нибудь зацепку.

— На веревке остались частицы кожи. Этот парень порезал себе пальцы. Может, даже ободрал. Остается пустяк: найти парня с небольшой ранкой на сгибе указательного пальца. Не исключено, правда, что веревка расскажет нам больше. Она необычная.

— Замечательно, вы молодец, — похвалил его Адамберг: он чувствовал, что молодой Энцо Лалонд пытается сгладить неприятное впечатление, которое произвел своей робостью. — Только не звоните мне в Контору, и на мобильный тоже не надо.

— Понял, комиссар. Позвольте вам сказать еще кое-что: я могу представить заключение не сегодня, а завтра. Но подделывать результаты анализа я не буду. И не просите меня об этом. Если парень виновен, я ничего не смогу сделать.

— О подделке я вас не прошу. Вы в любом случае найдете у него на руках следы бензина. Это будет тот же бензин, которым перепачканы кроссовки, поскольку он держал их в руках, а значит, тот же бензин, который нашли на месте преступления. Парня запрут, в этом можете не сомневаться.

И все будут довольны, произнес Адамберг, повесив трубку и полой рубашки стирая с нее свои отпечатки. И жизнь Момо Фитиля покатится к роковому рубежу, неизбежному и предначертанному заранее.

Вдалеке показалась ферма Леоны, Адамберг вдруг остановился, почувствовав тревогу. В прозрачном воздухе до него донесся вой собаки, долгий, тоскливый, полный безмерного отчаяния. Адамберг побежал к дороге.

X

Дверь в столовую была распахнута настежь, Адамберг, обливаясь потом, вбежал в маленькую темную комнату — и замер. Долговязое сухопарое тело Леоны было распростерто на каменном полу, вокруг головы была лужа крови. Возле хозяйки, положив свою большую лапу на ее талию, лежал на боку и тихонько поскуливал Лод. Адамберг чувствовал себя так, будто большой кусок стены, отвалившись, прокатился по нему от шеи до живота и затем упал, стукнув его по ногам.

Опустившись на колени, он потрогал горло Леоны, потом запястья: пульса не было. Леона не упала, ее убили, кто-то хладнокровно размозжил ей голову о каменный пол. Он услышал, как скулит вместе с псом, как стучит кулаком по плитам пола. Тело было еще теплым, значит на Леону напали всего несколько минут назад. Возможно даже, он спугнул убийцу, когда подбегал к дому по дорожке и гравий скрипел у него под ногами. Он открыл заднюю дверь, обвел быстрым взглядом безлюдное пространство вокруг дома, потом побежал к соседям узнавать телефон жандармерии.