Барбара Вайн - Подарок ко дню рождения
Вечером дома, как обычно, мне было нечего делать и некуда пойти, и тогда я снова открыла футляр с ожерельем, глядя на его сливочную бледность, на тонкий румянец, свойственный всем жемчужинам, настоящим, искусственно выращенным или фальшивым. Но я думала не о них, я думала об Айворе Тэшеме. Он к этому времени должен был покинуть Палату общин и вернуться в свою квартиру на Олд-Пай-стрит в Вестминстере. Если он не ушел куда-нибудь. Я представляла себе, что он ведет интересную жизнь, головокружительную и дорогую, бывает в клубах и на премьерах, жизнь, совсем не похожую на мою собственную. Я мало знаю о такой жизни, только то, что пишут в газетах. С ним могла быть новая девушка, потому что я не думаю, что он верен памяти Хиби. Он и его жизнь настолько отличаются от меня и моей жизни, что мы могли бы быть представителями не только разного пола, но и разных видов. Он не такой, как я и Джерри. Мы с Джерри люди одного сорта. Я уверена, что больше подхожу ему, чем Хиби. Она была такой, как Тэшем, или должна была стать похожей на него, если бы прожила чуть дольше. Я вдруг увидела их вместе в роскошной спальне: она в том корсете и ошейнике, а он зачарованно смотрит на нее. Я крепко зажмурилась, чтобы прогнать эту картину. Этот человек пугал меня, вызывал дрожь, но я тогда поняла, что не смогу позволить ему отделаться от меня и исчезнуть из моей жизни.
Через несколько дней, когда мой отпуск, который по большей части не был отпуском, закончился, однажды вечером я ему позвонила. Я убрала жемчуг в ящик стола, но каждый день доставала его и смотрела на него, и он казался мне не просто красивым ожерельем, а орудием власти. Когда я была ребенком и кого-то боялась, мама мне говорила: «Они тебя не съедят». Айвор Тэшем не мог меня съесть. Его номер вылетел у меня из головы, но я открыла телефонную книгу и переписала его в блокнот, который держу рядом с аппаратом.
Когда я разговаривала с ним в первый раз, я поняла, что он считает меня наивной и глупой. И, признаться, так и было на самом деле. Но теперь все изменилось, я перестала быть наивной. Я изменилась и повзрослела. Я тогда расплакалась, а теперь мне это кажется смешным. Я взяла трубку и набрала номер из блокнота, но, не дождавшись ответа, положила ее обратно и попыталась еще немного подумать о том, как мне повести разговор. Если он, конечно, состоится. Должна ли я просто положиться на вдохновение момента? Выпив немного вина, я опять вернулась к телефону. Я чувствовала в себе нечто новое, чего никогда не было раньше. Это было ощущение власти, и оно пришло ко мне благодаря ожерелью Хиби (или Тэшема). Я опять открыла футляр с ожерельем и потрогала жемчужины. Я могу получить власть над Айвором Тэшемом, над министром короны и законодателем. Я не знала точно, что было у него на уме, когда он нанял тех двух мужчин, чтобы они посадили Хиби в машину, но это не имело значения. Он не сможет догадаться, что я не владею полной информацией, но он поймет, что я знаю, что он не только в этом замешан, но важный и неотъемлемый герой этой пьесы.
Я помнила его голос, его учтивый тон и его фотографию в «Додз», детали его биографии (Итон и Брейзеноуз-колледж, получил право адвокатской практики). Мы были на разных социальных ступенях. Он богат и красив, член парламента, какой-то там министр, его карьера идет вверх, он становится с каждым годом все влиятельнее, а я невидимка, я из той когорты женщин, на которых не обращают внимания, о нашем существовании не знает большинство людей в 90-х годах ХХ века. Но так быть не должно. В 90-х годах прошлого века – да, но не сейчас. Не шестьдесят лет спустя, после того как все женщины получили право голоса, после успеха движения суфражисток, когда все профессии стали доступны и скоро женщины добьются равной оплаты труда. Мы есть, и нас тысячи. Мы ложимся спать в одиночестве и встаем в одиночестве, едем на работу на автобусе или в метро, едим сэндвич на ланч в одиночестве или с другой такой же женщиной, возвращаемся на автобусе или на метро в крохотную квартирку или в комнату. Самым крупным событием недели для нас является поход в кино вместе с соседкой по квартире. В нашей жизни мало мужчин или совсем нет, потому что мы их не встречаем. Мужчины на работе женаты, или обручены, или состоят с кем-нибудь в гражданском браке. У всех нас, конечно, был, по крайней мере, один роман или интрижка на две-три ночи с женатым мужчиной, но чувство вины или страх разоблачения так быстро лишал нас его общества. Выходные, которые так много значат для семейных людей, для тех, у кого есть любовник, муж и семья, – это наши худшие дни, а вечера – худшее время дня. Конечно, ни одна из нас не отличается красотой, ни одна из нас не обладает той живостью и обаянием, что так нравятся мужчинам. Когда наш возраст приближается к тридцати годам или немногим больше, мы понимаем, что для нас не осталось свободных мужчин, и детей не будет, разве что в их рождении помогут два или три вечера, проведенные за барной стойкой. Не думаю, что Айвор Тэшем обращал внимание хоть на одну представительницу нашего безликого племени, не считая таких случаев, как мой, когда его интересовало, можем ли мы обеспечить алиби для его замужней подруги, когда она приедет погарцевать по его спальне в высоких сапогах на шнуровке и сорочке с оборочками.
Я только собиралась набрать его номер, как зазвонил телефон. Я надеялась, что это Джерри, но, разумеется, это была мама. Как прошли похороны?
– Прошли, – ответила я. – Чего ты ожидаешь?
– Не нужно так со мной говорить, я лишь проявляю интерес, что вполне оправдано. Как это все переносит ее муж?
Я сказала, что Джерри в порядке. Это был не очень счастливый брак.
– Ты никогда раньше ничего такого не говорила, Джейн, – удивилась мама.
– Может быть, но она раньше не была мертвой, правда?
Моя мать не сочла нужным отреагировать на мои слова и только сообщила, что перевела «некую сумму» на мой счет в банке в преддверии моего дня рождения в следующем месяце. «Некая сумма» у нее всегда равнялась пятидесяти фунтам, и, конечно, я сказала «большое спасибо», хоть я и невысокого мнения о тех людях, которые думают, будто могут купить любовь за деньги. Но почему-то разговор с матерью придал мне уверенности, и когда она дала отбой, я глубоко вздохнула и набрала номер Айвора Тэшема. Раздались гудки. Эти министры берут домой красные коробки, не так ли? Ну, такие коробки, полные служебных бумаг, хотя, как вы понимаете, я абсолютно не представляю, что это за документы. После десятого гудка он взял трубку (должно быть, мне все же удалось оторвать его от работы над этими бумагами) и опять сказал «да?». Его надменный тон не смутил меня, как в прошлый раз, я уверена, что самоуверенности и снобизма в нем бы поубавилось, если бы он ожидал звонка от премьер-министра.
– Это Джейн Атертон.
Пауза. У Айвора Тэшема замечательно получаются паузы. Потом он произнес:
– А, леди для алиби.
Его голос снова подействовал на меня. Не так, чтобы заставить меня заплакать и положить трубку, как прежде, но достаточно, чтобы погасить энергию и вызвать желание передумать и не говорить ему того, что я заранее спланировала, и вся моя речь вылетела у меня из головы.
– Я думаю, нам нужно встретиться, – выпалила я. – У нас есть о чем поговорить.
Не знаю, что я имела в виду и что сказала бы, если б мы действительно встретились. Эти слова просто пришли мне в голову, и я их произнесла. Я ждала, что он заговорит покровительственным или оскорбительным тоном. Но он этого не сделал, и я поняла, что он боится.
– Очень хорошо, – ответил Тэшем, используя фразу, которую я читала, но никогда раньше ни от кого не слышала. – Когда и где?
Почему я сначала предложила Вестминстер? Я не знаю, его отказ не удивил меня, да и откуда я знаю, как назначать встречи, ведь раньше ничего подобного в моей жизни не случалось, у меня нет и не может быть подобного опыта. Мне ничего не оставалось, как пригласить его к себе домой и продиктовать адрес.
– Завтра вечером, в семь тридцать?
Он согласился и добавил:
– До встречи, – в тоне его голоса я уловила приветливость. – До свидания, – а эту фразу он сказал вполне дружелюбно.
Я поняла, почему. У него появилась надежда, так как я пригласила его к себе домой вечером. Он надеялся, что я окажусь еще одной Хиби, такой же красивой и – смею ли я так сказать? – такой же доступной.
Это была среда, и я отправилась по магазинам. Если Айвор Тэшем приедет ко мне домой, мне придется его принимать. По крайней мере, надо купить для него выпивку. Виски, джин, водка – эти названия вертелись у меня в голове, но что, если он предпочитает бренди, или бургундское, или пиво? Бесполезно и очень расточительно покупать все эти бутылки. Я этого не могу себе позволить. Я допила свое вино после того, как поговорила с ним. Сделаю ему чашку чая.
Точно так же, как я струсила, не купив алкоголя, теперь я переживала из-за своего жилища. Вряд ли он когда-нибудь бывал в квартире, подобной моей. Она состоит из одной комнаты, одновременно служащей спальней, гостиной и даже кухней, а единственная дверь, не считая входной, ведет в ванную. Имеется стол, принадлежавший моей бабушке, но он стоял в ее скромной гостиной, и это не тот бабушкин стол, который мог быть в семье Айвора Тэшема, разумеется, изготовленный Чиппендейлом… или он делал только стулья? У меня стулья тоже есть, того типа, которые стоят у камина, с продавленными коричневыми сиденьями и деревянными подлокотниками, и коврик, связанный мамой, когда она лечилась от депрессии. Моя кровать может превращаться в диван, но это происходит только тогда, когда у меня гости, потому что рабочий механизм настолько старый и неповоротливый, что требуются громадные усилия, чтобы его сложить. Я обычно делала это, когда приходила Хиби, но после ее смерти – ни разу. Так как Тэшему предстояло пить чай, а не спиртное, следует ли также бросать ему вызов неубранной кроватью? Это, возможно, будет воспринято как дальнейшее приглашение, поэтому я справилась с пружинами и скрипящими стержнями и сложила диван, а потом, помассировав нудящую спину, со вкусом разложила подушечки.
